— Квентин… — Она нахмурилась. — После папиной смерти моей единственной опорой был Дезмонд… Возможно, я чересчур злоупотребила его поддержкой. Что, если он сделал неправильные выводы из-за моего поведения, увидев романтический настрой там, где его не было и в помине?
— Ты никогда не прибегаешь к намекам, Бранди, — возразил Квентин. — Ты всегда пряма и откровенна. Будь у тебя по отношению к Дезмонду какие-нибудь амурные настроения, ты бы никогда не стала маскировать их под зависимость и дружбу. Поэтому выбрось эту неразумную мысль из головы. — Квентин помолчал. — Что касается восприимчивости Дезмонда, то здесь совершенно другая ситуация. Я никогда не понимал, что у моего брата творится в голове. Он многое трактует по-своему, как ему хочется: то заявит, что моя мама якобы невзлюбила его, то утверждает, будто я враждую с ним из-за отцовской любви, то вдруг хвастается, что отец очень высокого мнения о его деловой хватке.
Квентин подумал, что Бранди захочет возразить на последнее, так как ошибочно убеждена, что Дезмонд превосходно справляется с делами. Но она была слишком поглощена другим вопросом, чтобы обратить внимание на его язвительное замечание.
— Очевидно, солнышко, — продолжал он, — заблуждения Дезмонда коснулись и тебя, а также будущего, которое, как он полагает, ты желаешь с ним разделить.
Бранди решила действовать. Она вскочила, подобрав мокрые юбки.
— Я должна видеть его. Немедленно.
— Не спеши, дорогая. — Квентин остановил ее. — Бентли говорит, Дезмонд плохо себя чувствовал вчера и потому рано отправился на покой. Вполне возможно, он все еще в постели.
Бранди на секунду замерла, но тут же решительно сделала шаг вперед.
— Тогда я поеду в Колвертон и буду ждать, когда он спустится вниз.
— Бранди, — Квентин потянул ее вниз, — не думаю, что это лучшее решение.
Его лицо одновременно выражало и беспокойство, и удивление.
— Разве мне не следует сообщить Дезмонду о том, что у меня нет ни малейшего намерения-ни сейчас, ни в будущем — выходить за него замуж?
— Конечно, следует.
— Тогда почему мне не отправиться в Колвертон немедленно?
— Во-первых, ты промокла и вся в грязи — явный признак, что ты болталась в ручье. Думаю, Дезмонду это не понравится.
Бранди сникла:
— Он закатит мне лекцию на неделю.
— Угу. — Квентин с трудом сдержал улыбку. — А то и на две, если будет особенно не в настроении, что вполне вероятно, раз он сейчас расклеился. Во-вторых, его нездоровье дает нам время, так почему бы не воспользоваться этим и не разработать благоразумный и осторожный подход? Такой, что поможет нам достичь желаемого без ненужной горечи? В конце концов, он твой опекун. Разозлишь его — и твоя жизнь превратится в ад.
Бранди с неохотой снова опустилась на землю.
— Я вижу, в Англию вернулся самый искусный дипломат, — проворчала она себе под нос. — Прощай, мой беззаботный соперник по рыбалке.
Квентин не удержался от смеха:
— Не бойся, солнышко. Одно не исключает другое. Уверяю тебя, обе черты останутся со мной.
Бранди бросила на него недоверчивый взгляд и уселась поудобнее.
— Как скажешь.
Квентин не выдержал потупленных глаз и скорбного тона.
— Я сказал, что ты пряма и откровенна? — рассмеялся он. — Добавлю к этому: ты вся как на ладони. — Он порывисто привлек ее к себе. — Обещаю и впредь остаться таким же непредсказуемым.
Его рука скользнула под блестящие и влажные волосы девушки и погладила затылок. Невинная ласка, к которой он прибегал сотни раз. Но никогда до сих пор она не приводила к таким сокрушительным последствиям.
Тихо охнув, Бранди уставилась на него широко открытыми глазами, пораженная мгновенно пробудившимися в ней чувствами. Точно так было, когда они поцеловались: теснило грудь, в животе появилась пустота, по всему телу разлилась горячая волна, скатившаяся к ногам обжигающим водопадом.
Стоило ему прикоснуться к ней, и мир больше не существовал.
«Неужели ты этого не чувствуешь, Квентин? — с удивлением подумала она, бессознательно поворачивая голову, чтобы продлить изумительную пытку. — А если чувствуешь, как можешь делать вид, будто ничего не происходит?
— Бранди. — Квентин еле слышно выдохнул ее имя, и в этом слове слились и томительное желание, и отречение. Бранди отвергла отречение, восприняв только призыв.
— Поцелуй меня, Квентин. — Не успев договорить, она уже обнимала его за шею, и ее губы мягко коснулись его рта. — Прошу тебя.
— Милая, мы не можем.
— Пожалуйста. — Она поняла, что победила, почувствовав, как его пальцы судорожно сжались у нее в волосах, и торжествовала победу. — Пожалуйста, — снова прошептала она.
Он глухо застонал и припал к ее губам с нежной яростью, как было всего несколько часов назад. Его пыл не мог не зажечь Бранди. Она поощряла его, все теснее прижимаясь, желая показать ему, сказать, что его поцелуи с ней делают.
Возможно, он и так знал.
Его язык, лаская, проник ей глубоко в рот, руки дрожали, когда он с силой прижал ее к груди. Он снова и снова страстно целовал ее губы, а потом припал к шее, находя чувствительные точки, о которых она раньше не подозревала, осыпая ее ласками так, что в ней зажегся дикий восторг. Бранди беспокойно двигалась, утопая в омуте новых ощущений, прикусив губу, чтобы не закричать.
Рука Квентина легла ей на спину и замерла у первого крючка — тут он сдался. Бранди затаила дыхание, когда он расстегнул крючок и его пальцы заскользили по теплой коже. У нее вырвался судорожный стон, и она крепче вцепилась в него, желая только одного — воспарить все выше и выше, испытать восторг, который она могла почувствовать только в объятиях Квентина.
— Солнышко, — с трудом проговорил он у ее раскрытых. губ, — я ведь уеду…
— Мне все равно.
— Бранди, ты не знаешь, что говоришь.
Она ощутила холод, когда он мягко опустил ее на землю.
— Нет, знаю, — выдохнула она, стягивая сюртук с его плеч.
— Господи. — Он накрыл ее своим телом и завладел ее ртом со страстью, которая озадачила его самого не меньше, чем ее.
Такую пьянящую чувственность он изведал впервые в жизни. Ее тело под ним было мягким, влажным, полным откровенного нетерпения. Он хотел овладеть ею тут же, сейчас, сделать ее своей и тем самым связать их навеки. Ему хотелось овладеть ею именно так — возле ручья, среди благоуханных садов Изумрудного домика, где небо служит покрывалом, а земля постелью.
Но он не мог этого позволить.
У него в висках стучало грозное предостережение — Квентин высвободил руки и отбросил в сторону сюртук.
— Бранди. — Он сжал ее лицо ладонями и снова поцеловал, упиваясь ее красотой, страстью, обжигающим желанием в бездонных темных глазах.
Она прошептала его имя и выгнулась дугой, чтобы ближе прильнуть к мощному телу.
— Не останавливайся на этом, — с трудом проговорила она. — Прошу тебя.
— Я бы очень хотел… — пробормотал он, зарываясь лицом в мягкое облако ее волос, — но, солнышко…
Она яростно мотнула головой и еще крепче обняла его:
— Нет никаких «но».
Он улыбнулся, вдыхая аромат локонов:
— Есть.
— Будь проклят твой строгий самоконтроль, капитан Стил!
Ее вспышка гнева прозвучала как гром среди ясного неба. В груди Квентина заклокотал смех. Он приподнялся и посмотрел в раскрасневшееся сердитое лицо:
— Милая, ты одна на свете способна рассмешить меня в такую минуту.
— Я не считаю это комплиментом.
Карие глаза Квентина совсем потемнели.
— Я не согласен. Причем совершенно. — Он мягко высвободился из рук Бранди и стряхнул комочки земли, прилипшие к ее платью. — Это комплимент, смысл которого способен погубить меня. — Квентин замолчал, даже не пытаясь притвориться, будто последних нескольких секунд вообще не было.
Способность Бранди вызывать у него смех всегда воспринималась им как чудо, редкое и драгоценное, такое же, как ее проницательность. Но сейчас бездонная страсть, вспыхнувшая между ними, сделала эти качества чрезвычайно опасными.