Она не хотела ему верить.
- Ты лжешь! – ногти больно впились в ладони, отвлекая от пугающих мыслей – На него действует магия Амиррэ, я сама видела, как его исцеляли жрицы!
- Не путай жречество и магию, - сухо поправил ее Гревис, нисколько не изменившись в лице, словно его это никак не трогало. И это ее злило. – Жрицы накладывают благословение богини, это не их собственные способности. А умение очаровывать мужчин – магия.
- И это все равно ничего не значит! – Мэлистра подскочила с кровати и встала перед магом во весь рост, злобно уставившись на него, словно это Гревис виноват в случившемся. – Он сделал мне предложение. Он обязан принять мой ответ. - Бесстрастное лицо собеседника заставило ее успокоиться и заговорить тише. - Просто позабыл об этом. Может, считает, что мы выполнили задание Тимира. А это не так! Я ему напомню, и он ее вышвырнет! – она тихо добавила. – Если нужно, я расскажу о ребенке…
Гревис закашлялся, опустив взгляд, и затем посмотрел на нее с таким видом, что стало понятно: он в этом сильно сомневается. Даже не так – он уверен, что она ошибается.
- Гревис, - шепотом протянула палачка. – Что случилось, почему ты молчишь?
- Боюсь, ребенок тебе не поможет, Мэл, - вздохнул он, похлопав ладонью по дивану, приглашая ее присесть. Она невольно подчинилась, сбитая с толку его словами, и слушала его, не отрывая взгляда от излучающих уверенность карих глаз. – Для последователей Амиррэ любые обязательства перед иноверцами теряют силу, если противоречат обещанию перед тем, кто верит в богиню. Знаешь, я тоже заметил, что он к тебе неравнодушен. Но пойми: если он приехал вместе с ней и назвал жрицу невестой, значит, его сдерживает клятва.
В груди заныло. Вновь подкатили дурнота и слабость. Мэлистра попыталась ухватиться за последнюю соломинку.
- А как же ленты? Ты говорил про ленты…
- Да, ленты, - кивнул он. – Ленты вплетают после церемонии обручения, но клятву можно дать и до нее. – Маг помедлил, тяжело вздохнув, и пробормотал, отвернувшись от нее. - Жрица его не отпустит. Ей плевать на твоего ребенка. И на чувства Вереша тоже плевать. Амиррки эгоистичны. Если она не прогнала Вереша, увидев вас вместе, значит, ничто не сможет на нее повлиять.
Мэлистра поджала губы, чтобы не закричать от безысходности. Ей не нравились слова мага, но отдавать Вереша она не собиралась. И если нужно, она пойдет до конца. Да, так она и поступит. Мэлистра зловеще улыбнулась, понимая, что у нее есть еще один выход - любые клятвы теряют силу после смерти этой твари.
- Помнишь, ты обещал выполнить любую мою просьбу, если я помогу тебе с артефактом?
Реакция Гревиса ее поразила: он побледнел, замотал головой и затряс руками, понимая, к чему она клонит. Карие глаза мага источали страх – настоящий, неподдельный страх. Такой же Мэл видела в глазах своих жертв.
- Даже не думай. Я не стану убивать дочь Веррианы Веет-Зарр. – Он нервно сглотнул, и ослабли шнуровку желтой кожаной куртки трясущимися пальцами. - Она безумна. Ты рядом с ней - просто ребенок, откручивающий голову куклам. Когда ее любовника – отца жрицы – убили во время осады Вельмара, эта ведьма собственноручно обезглавила тысячу плененных магов. Делала это тупым топором, чтобы бедняги дольше страдали. Ей никто не перечит, кроме дочери, от которой она без ума. Если жрица умрет, и я буду в этом замешан – она заставит короля выдать меня на тарелочке. И когда я попаду в ее руки, боль всех твоих жертв покажется мне удовольствием - Верриана садистка похлеще тебя. И она станет исцелять меня между каждой пыткой. Снова и снова, пока не надоест. А надоест ей нескоро.
Мэл и сама ощущала себя неуютно рядом с низенькой наместницей, и теперь поняла почему. И все же, должен быть выход. Она не знает какой, но он должен быть. Пусть маг сам что-нибудь придумает.
- Если я не получу Вереша – ты не получишь артефакт, - холодно заметила палачка. – А без артефакта жить тебе останется недолго. Если нельзя ее убить, тогда придумай что-нибудь другое. Ты же знаком с интригами.
Гревис - все еще бледный и напуганный, - поджал губы и о чем-то задумался. Маг встал и направился к окну, противно скрипнув одной из половиц. Минуту спустя в его глазах горел победный блеск, а в лице читалась надменность. Он попытался торговаться.