Аргалис улыбнулся. Месяц назад, очнувшись в башне Тимира, Мэл говорила иначе. Вернее, говорила она уже после того, как он заклинанием ее обездвижил. Перед этим она осыпала его проклятьями и, схватившись за кинжал, попыталась перерезать глотку. Прошла неделя, прежде чем любимая немного успокоилась и начала размышлять здраво.
— Они понимают друг друга, — кивнул Аргалис, сняв перчатку и нежно поглаживая ее волосы. Больше они не пахли лилиями. Мэлистра легко улыбнулась, принимая его ласку. — Я знаю, как ты его любишь, но у вас не было ничего общего. Разные интересы, разные взгляды на жизнь, разное видение будущего. Кстати, говоря о будущем — ты подумала над моим предложением?
Аргалис признался ей в своих чувствах не сразу. Дождался, когда она свыкнется с произошедшим, и неспешно все объяснил. Поначалу Мэлистра отнеслась к его словам озлоблено, называла предателем и ничтожеством. Затем успокоилась. Вряд ли она его полностью простила. Даже сейчас Аргалис в этом сомневался — слишком хорошо знал ее чувства к Верешу и злопамятность. Но ему хватало и того, что Мэл смирилась. Пока хватало. Он надеялся, что со временем она позабудет о вельмарце. По крайней мере, он сделает все, что в его силах, чтобы она о нем больше не вспоминала.
Мэл вздохнула.
— Ты ведь понимаешь, что я тебя не люблю? Ты мне дорог, я тебе доверяю, но не люблю. — Он кивнул. Аргалис не был наивным идиотом. — Хорошо.
Мэл раздвинула полы плаща и погладила рукой едва выступавший животик.
— Ты готов растить Крэдвика, как собственного сына? Учить всему, что знаешь, воспитывать и любить? Он должен верить, что ты его отец. Мы оба должны будем в это поверить. И помни, если ты хотя бы раз обидишь его без повода, я перережу тебе ночью глотку.
Аргалис печально улыбнулся и снова кивнул. Она уже предупреждала его об этом. Хорошо хоть назвала сына в честь своего отца, а не вельмарца.
— Я люблю тебя, Мэл, — он бережно погладил ее щеку и легонько скользнул пальцем вдоль ее тонких и таких пленительных губ. И в сотый раз повторил: — Люблю в тебе все: красивое лицо, бледную кожу, небесные глаза, даже твой злобный оскал и жуткие шутки. Крэдвик — твой сын, частичка тебя самой. Я буду любить его так же сильно, как и тебя. А может и больше, если он не будет таким же упрямым.
Мэлистра легонько улыбнулась.
— Хорошо, — кивнула она, — тогда последнее. Через тридцать лет я буду старухой, моя кожа сморщится, а характер будет еще злобнее и противней. В тебе течет амиррская кровь, ты останешься почти таким же красивым. И какой бы дряхлой я не буду к тому моменту, если увижу у тебя в постели хоть одну шлюху — прирежу обоих. Ты готов пойти на такие жертвы? Подумай хорошенько, Аргалис. Пути назад не будет.
Он думал, он хорошенько подумал об этом. И готов был пойти на большие жертвы ради нее.
— Не путай меня со Стражем и кузиной, — замотал головой Аргалис. — Я лишь на четверть амиррец. Через тридцать лет постарею не меньше тебя, потому, не рассчитывай на вечно молодого муженька. А твой характер… я знаю тебя три года, два из которых смотрел, как ты спишь с другим. Терпения мне не занимать, Мэл. Я прекрасно обо всем подумал.
Он снова коснулся ее лица, отметив, что в этот раз она немного наклонилась ему навстречу. «Хороший знак», — решил он и, приобняв за талию, приблизился губами к ее прекрасному бледному лицу, ощутив влажное дыхание на своих щеках.
— Так ты согласна? — он смотрел на нее немигающим взглядом и чувствовал, как дрожит голос. Мэл непохожа на других, она могла отказать даже сейчас, даже когда от нее уже ждешь согласия.
— Мы можем попробовать, — прошептала она насмешливо, и уголки тонких губ растянулись в игривой улыбке, обнажая верхние белые зубки. — Я дам тебе год, чтобы ты мог отказаться от этой глупой затеи. Потом будет поздно.