Я спросил Домингуша о Мартине ду Мелу, том самом португальце, чье имя было упомянуто в письмах Тристана, однако дон Себастьян ничего не смог мне ответить, поскольку не знал этого человека.
Вот то немногое, что приключилось с нами на Терсейре. Большую часть времени мы провели там взаперти, как настоящие узники, и даже нашим багажом занимался Себастьян Домингуш, который самолично проводил нас в гавань и посадил на корабль, выбрав для этого час, когда порт бывает особенно малолюден.
На прощание я вручил ему солидных размеров кошелек с золотом — благодарность от Кортеса за помощь в нашем деле и за прочие бывшие и будущие его услуги губернатору Новой Испании, о которых я ничего знать не знаю и ведать не ведаю, кроме того единственного случая, когда мне лично довелось обратиться к любезному португальцу.
Глава XXXII,
в которой рассказывается об отъезде с Терсейры, о плавании на португальском галеоне и о том, что произошло с нами по прибытии в Лиссабон
Галеон «Тринидад», на котором мы отправились в Лиссабон, отчалил от берега на заре вместе с другими четырьмя кораблями, шедшими тем же курсом. Когда мы отплывали, испанская флотилия, прибывшая с Кубы, еще стояла на якоре, пополняя запасы пресной воды и провианта. Между Терсейрой и Лиссабоном примерно двести пятьдесят лиг, чтобы покрыть их, требуется от пятнадцати до двадцати пяти дней пути в зависимости от направления ветра, который нередко бывает неблагоприятным, так что судам часто приходится лавировать и отклоняться от прямого курса.
Плавание было спокойным, море тихим, ветер несильным, и спустя девятнадцать дней мы безо всяких происшествий добрались до места. Надо отметить, что за это время мы несколько раз встречали проходящие французские и английские суда, но ни одно из них не выказывало враждебных намерений.
Мы с Сикотепеком избегали показываться на палубе, чтобы не привлекать к себе внимания команды и пассажиров. В результате это путешествие показалось нам гораздо утомительнее всех предыдущих, а индеец из-за нехватки свежего воздуха вновь почувствовал себя прескверно: у него болела голова, его тошнило, так что когда мы спустились на берег в Лиссабоне, ему пришлось довольно долго просидеть в гавани между разными тюками и прочим грузом, чтобы прийти в себя, поскольку, даже сойдя с корабля, он еще долго ощущал последствия морской качки.
Ему было так дурно, что он почти не замечал ничего вокруг и никак не реагировал на новый для него мир. Но на следующий день, придя в себя, он испытал настоящее восхищение: все казалось ему чудесным, так что он готов был без устали осматривать город и беспрестанно тянул меня на улицу. Все это было уже после того, как мы разместились на постоялом дворе. На этот раз мы не скрывались, а остановились в самом лучшем месте, которое нам указали. Ведь я был Родриго Морантешем, богатым торговцем, прибывшим ко двору, чтобы вновь приступить к делам по прошествии трех лет, проведенных им в испанских Индиях, где он приходил в себя после кораблекрушения. Я прослыл человеком щедрым, так как сыпал деньгами направо и налево, и добрым господином, поскольку обращался со своим слугой гораздо лучше, чем большинство знатных сеньоров.
Мне было нетрудно заручиться расположением хозяина постоялого двора, некоего Гарсии или, может быть, Гарсеша, точно не припомню. По прошествии четырех дней он предложил нам переехать в другие, лучшие покои, которые он приберегал для особых случаев. Там было гораздо прохладнее, а меж тем в Лиссабоне стояла июльская жара.
Огромный скарб, который приготовил нам Кортес, занимал половину моей спальни. Сикотепек разместился в комнате по соседству, которая была поскромней, но тоже весьма прохладная. Индеец презирал кровати и предпочитал спать прямо на полу, постелив циновку поближе к окну.
Когда я убедился, что хозяин проникся ко мне полным доверием, я поведал ему кое-что о моих невзгодах, о том, как я, больной, провел три года в монастыре на острове Эспаньола, и о потерях, которые понесла моя торговля за то время, что меня не было дома.
— Я приехал в Лиссабон, — сказал я ему, — чтобы завязать отношения с владельцами богатых лавок, которые мне посоветуют, где выгоднее торговать, но я так давно не был в Португалии, что не знаю, как приняться за дело.
Гарсиа или Гарсеш, который считал меня важным сеньором, назвал мне лучших лиссабонских торговцев, и я притворился, что имена эти мне знакомы. Я в свою очередь спросил, не знает ли он Мартина ду Мелу, чем несказанно удивил его. Презрительно скривив рот, он осведомился:
— Какие дела могут быть с ним у такого сеньора, как вы?
Я тут же сообразил, что человек, чье имя назвал Тристан в своем письме, отнюдь не пользуется безупречной репутацией в своем родном городе. Я постарался вывернуться из неловкого положения, в котором оказался:
— Я его совсем не знаю, но мне его рекомендовали в Гаване.
— И напрасно, поверьте. Это ростовщик, и к тому же, говорят, большой мошенник. Так что вам лучше позабыть о нем.
— Благодарю вас за добрый совет. Но мне говорили, что у него хорошие знакомства во Франции, и это меня заинтересовало.
— Поступайте как вам угодно, — сказал он несколько обиженно. — Я же вас, однако, предупредил, что ему не стоит доверять.
Хозяину постоялого двора не понравилась моя настойчивость, и он уже собрался отправиться по своим делам, но я вновь обратился к нему с вопросом, который на этот раз касался такой области, где я намеревался последовать его совету.
— Хочу попросить вас еще об одной услуге, друг мой. Вы хорошо приняли меня, но не могу же я, право слово, квартировать у вас до конца жизни. Я собираюсь поселиться в Лиссабоне и снова начать дело. Постарайтесь свести меня с каким-нибудь надежным человеком, у которого я мог бы снять виллу.
Лицо хозяина вновь озарилось улыбкой, и он сразу же назвал мне имена трех или четырех подходящих людей, и я выразил желание поскорее повидать их.
— Не стоит так торопиться, дон Родриго, — сказал хозяин, лукаво подмигнув мне, — право же, вы вряд ли найдете место, где вам будет так же уютно, как у меня!
Глава XXXIII,
в которой рассказывается о поисках дома, предпринятых нами в Лиссабоне, о том, как мы в конце концов поселились в окрестностях города, и о беседе, которая состоялась у нас с Мартином ду Мелу
Хозяин постоялого двора рассказал мне, как отыскать Мартина ду Мелу, но мы решили не спешить встречаться с ним. Прежде мы направились к тем людям, которых отрекомендовал нам Гарсиа и которые могли оказать помощь в поисках виллы, где можно было прочно обосноваться или по крайней мере создать видимость такого намерения. Сикотепек, который под конец морского путешествия все время выказывал нетерпение и горячее желание поскорей осуществить свое мщение, за исключением разве тех моментов, когда его терзала морская болезнь, оказавшись в Лиссабоне, несколько успокоился и уже не так торопился во Францию, наслаждаясь прогулками по городу. Правда, во время этих прогулок он вынужден был играть роль слуги и почтительно следовать за мной на некотором расстоянии; для того чтобы индеец мог поделиться со мной своим удивлением, которое вызывало у него буквально все, что он видел вокруг, нужно было улучать те редкие мгновения, когда нас никто не видел. Прохожим на улице он казался большим ребенком, не способным совершить что-либо дурное, и даже я, наверное, мог бы так подумать, если бы не знал о тех жестокостях, что были совершены им во имя его богов, — о чудовищном убийстве троих Кастильо и о том, как он с помощью жрецов содрал с них кожу. Если бы я поведал об этом обитателям Лиссабона, которые улыбались, завидев детское удивление на лице Сикотепека, они, конечно, ответили бы мне, что такого просто не может быть и все это какие-то дикие, ни с чем не сообразные небылицы.