Еще Сикотепек сообщил мне, что дон Луис почти неотлучно находился у моей постели до тех пор, пока ему не пришлось отправиться по делам в Париж, однако он обещал вскорости вернуться. Он также отказался от услуг врача, которого привел хозяин и который наблюдал меня в первые дни болезни. Взамен дон Луис прислал своего доктора и дал хозяину необходимые указания, а кроме того, вручил ему кошелек с золотом, чтобы обо мне как следует позаботились. По крайней мере, именно так понял происходящее Сикотепек, но он не мог ручаться за точность, ведь все говорили по-французски, а с ним объяснялись знаками.
Дон Луис сдержал свое слово и появился на постоялом дворе уже через три дня после того, как ко мне вернулось сознание. Он был рад, узнав, что мне лучше, однако я чувствовал такую слабость, что все еще не мог самостоятельно спуститься в трактир, и Сикотепек приносил мне еду прямо в постель.
Я от всей души поблагодарил благородного человека за его спасительное вмешательство, и он отвечал мне с учтивостью, присущей настоящим кабальеро; хотя его родовое имя и не украшали аристократические титулы, он тем не менее был человеком состоятельным и пользовался покровительством многих знатных особ, в том числе и самого короля Франсиска.
Я узнал, что дон Луис — француз, хотя отец его родился в Швеции, королевстве, расположенном на севере Европы, где, как он рассказал мне, часто случаются сильные морозы и большую часть года все покрыто льдом и снегом. Отец дона Луиса был богатым торговцем и вел обширную торговлю с различными королевствами, расположенными к югу от Швеции. В конце концов, став владельцем большой торговой флотилии, он переехал в Париж, где заключил брак с француженкой. От этого брака и родился его единственный сын дон Луис. Отец его умер три года назад, дон Луис получил по наследству отцовское состояние и продолжил его дело.
В ответ я рассказал ему о себе, повторив легенду, сочиненную для нас Кортесом. Он с интересом выслушал мою историю, тем более что до этого целых двадцать дней не мог добиться ни слова от Сикотепека. Мы разговаривали по-португальски и по-испански; кроме этих языков он знал еще три, не считая двух родных — шведского и французского.
— Как же вы объясняетесь со своим слугой? — как-то раз спросил он меня во время одной из наших бесед.
— Сикотепек немного говорит по-испански, — солгал я, — он кое-чему научился у братьев-доминиканцев с острова Эспаньола. Я пока решил не обучать его португальскому, чтоб окончательно не сбить его с толку: он еще не освоил как следует даже один язык, не говоря уж о том, чтобы приниматься за второй.
Дон Луис похвалил меня за столь здравое рассуждение, и я, вдохновленный своей удачной ложью, поспешил сообщить ему, что знаю несколько слов на родном языке индейца. Это была чистая правда, но я, однако, во избежание подозрений, не сказал, что это был язык нагуа, на котором говорят туземцы Новой Испании, а не карибское наречие, распространенное на островах.
Так, после всех этих милых и приятных бесед, мы подружились, и в конце концов он пригласил меня в свой дом в Париже. Поскольку я уверил его, что прибыл во Францию, чтобы открыть здесь торговлю, он предложил мне стать компаньонами и совместно вести дела как в Париже, так и во всей Франции.
— Благодарю вас за ваше любезное предложение, дон Луис, — отвечал я ему, — но не стану злоупотреблять вашим гостеприимством, лучше я постараюсь поскорее найти себе жилье в Париже. Я предполагаю пробыть здесь довольно долгое время, чтобы как следует устроить все свои дела, так что хотел бы снять дом с прислугой.
Дон Луис остался доволен моим ответом и предложил свою помощь в поисках подходящего дома.
— Что же касается нашего сотрудничества, — продолжал я, — то, поверьте, это великая честь и радость для меня. Но признаюсь, я прибыл во Францию в надежде отыскать здесь Феликса де Оржеле, которого мне отрекомендовали в Лиссабоне как человека, который может стать надежным компаньоном.
Я упомянул имя де Оржеле, чтобы проверить, знает ли его дон Луис. Безусловно, он знал его и они даже приятельствовали; при всем том, однако, дон Луис не смог скрыть своего разочарования: дружба дружбой, но ему было обидно терять хорошего компаньона. Я тут же пожалел о сказанном, так как вовсе не хотел потерять расположение дона Луиса, и не только потому, что он мог мне помочь добраться до Тристана, но и потому, что я искренне к нему привязался: человек он был благородный и щедрый и оказал нам бескорыстную помощь, защитил нас и всячески опекал, пока мы были в трудном положении.
Я решил не лишать дона Луиса надежды на то, что мы сможем начать общее предприятие, и поспешил успокоить его:
—Хотя мне и советовали пригласить де Оржеле в компаньоны, я тем не менее еще не связан никакими обязательствами, и он даже не знает, что я собираюсь отыскать его. И по правде говоря, познакомившись с вами, дон Луис, человеком честным и благородным, я все больше склоняюсь к мысли, что лучшего компаньона, чем вы, мне не отыскать во всей Франции.
Он был очень рад услышать эти слова, но поскольку время было уже позднее и я чувствовал сильную усталость, мы решили, что вернемся к этому разговору в его доме в Париже. Он прислал за мной свой экипаж и просил не откладывать приезд, но двинуться в путь, как только позволит здоровье.
Глава XXXVII,
в которой рассказывается о том, как мы отправились в Париж, следуя приглашению дона Луиса де Ловисы, и о том, как познакомились с маркизом де Оржеле
Через два дня мы сели в экипаж, присланный за нами доном Луисом, и отправились в Париж. Я все еще чувствовал слабость после перенесенной лихорадки, однако мы решили спешить, чтобы как можно скорее покончить с нашим делом.
Дон Луис так радушно принял меня, словно я был ему родным братом. Он обнял меня, наговорил множество любезностей и велел своим людям быть поучтивее с Сикотепеком. У дона Луиса был большой, просторный дом, и он отвел мне большую часть покоев с несколькими комнатами, кухней, конюшней. Места было много, и я разместился со всеми удобствами, а наш гостеприимный хозяин принялся настойчиво убеждать меня, чтобы я остался здесь на все время своего пребывания в Париже. По правде говоря, вряд ли мне удалось бы найти лучшее жилье, да еще такое, где ко мне относились бы с искренним радушием и с такой предупредительностью: дон Луис был человеком редкостной щедрости, простой в обращении и никогда не подсчитывал, во сколько обошлись ему гости.
Если Сикотепек был в восторге от увиденного в Лиссабоне, то Париж понравился ему не меньше. Город этот весьма велик, очень красив и устроен так, чтобы все в нем вызывало восхищение: множество дворцов, каменные дома французской знати, богатые и роскошные, а также обилие церквей, по числу которых Париж не уступает Лиссабону.
Однако здесь индеец был слишком взволнован, чтобы сполна насладиться созерцанием города. Сикотепек напоминал хищного зверя, выслеживающего свою добычу: нетерпение его все возрастало, он мечтал поскорее встретить маркиза де Оржеле и наконец, после столь долгого ожидания, воздать ему по заслугам. Я же постоянно твердил ему:
— Теперь более чем когда-либо вам надлежит обуздать вашу жажду мщения: чем ближе мы к цели, тем легче из-за малейшей неосторожности погубить все дело.
Эти и другие мои слова, исполненные здравого смысла, успокоительно подействовали на Сикотепека, и в нем все же возобладало терпение — добродетель, которой в первую очередь отличаются индейцы, так что, призвав на помощь всю свою выдержку, он ожидал, когда нам представится удобный случай.
Дон Луис и я постоянно вели беседы, в том числе и о торговых сделках, которые мы думали осуществить в ближайшие месяцы. Я сообщил ему, что до наступления зимы в Лиссабон из испанских Индий должны прийти мои корабли, груженные разными отварами, а также жемчугом и золотом. Всем этим я обязан-де помощи братьев-доминиканцев, которые, будучи слугами Всевышнего, тем не менее, к счастью, порой не гнушаются участия и в мирских делах. К тому времени я уже больше недели находился в его доме, и мы несколько раз посещали поместья самых знатных особ королевства. Однажды благодаря связям моего нового друга я побывал при дворе, хотя и не удостоился лицезреть самого короля; однако же дон Луис пообещал, что в следующий раз он непременно представит меня его величеству, который, как говорят, весьма покровительствует торговле. Я же подумал про себя, что лучше бы ему довольствоваться тем немногим, что он имеет, и не завидовать чужому достоянию, потому что с королем Испании он ведет себя как настоящий разбойник.