— Я постараюсь выкроить пару свободных дней в апреле. И тогда можно сыграть свадьбу. — Уолтер с сомнением поглядел на ее прическу. — Твои волосы к тому времени отрастут?
Возможно, она несправедлива к нему. Для такого человека, как Уолтер, назначить день свадьбы всего через семь месяцев — верх спонтанности. Кэтрин попыталась разжечь в себе немного энтузиазма.
— Можно взять часть денег, которые я получу за дом, и устроить замечательный медовый месяц. В Италии или на Карибах.
Уолтер терпеливо улыбнулся.
— Ты хоть представляешь себе, как растут цены на недвижимость в этом районе? Другой такой дом не купишь. Мы тут всего в сорока пяти минутах от Сиэтла. Обоим удобно добираться до работы. Здесь замечательные условия для того, чтобы растить детей. Вот поженимся, и ты успокоишься.
Их сжатые руки начали потеть. Мечты Кэтрин о медовом месяце в Венеции или на Доминике таяли, как мираж.
— А как же свадебное путешествие?
— Я все продумал. Мы с Майроном Славински договорились: я отдежурю за него в больнице, а он передаст мне на неделю свои апартаменты в тайм-шере. Это в Палм-Дезерт.
— Чтобы научиться играть в гольф к выходу на пенсию? — Кэтрин приклеила на лицо фальшивую веселую улыбку.
Жжение в груди стало нестерпимым. Может, это просто приступ страха, ее обычная в последнее время паника?
Уолтер поправил очки на носу.
— Гольф становится все более популярным и среди юного поколения. Ты удивишься, сколько там молодежи.
Кэтрин высвободила руку.
— Я не могу принять твое предложение, Уолтер.
Произнеся эти слова, она почувствовала себя необычайно легко. Жжение в груди прекратилось, сердце забилось ровнее. Кэтрин сделала глубокий вдох и неожиданно для себя улыбнулась: если бы она вышла за Уолтера, то похоронила бы себя заживо. Неудивительно, что ей заранее трудно дышать.
— Но Майрон говорит, что там очень хорошая группа обучения гольфу. А те, кто живет в тайм-шере, к тому же получают скидку.
— Тогда, может, стоит поехать вам с Майроном, раз вы оба любите гольф, а я его ненавижу?
Жжение в груди вернулось, но теперь оно охватило все тело. Похоже на сердечный приступ, подумала Кэтрин, только артерии не блокировались, а, наоборот, прочищались. Новая жизнь текла по жилам.
— С каких это пор ты…
— Всю жизнь. Я всегда ненавидела гольф. И бридж тоже. Только ты никогда не слушал меня. А вот теперь послушай внимательно. Я не выйду за тебя, Уолтер. Это была бы катастрофа, а не брак.
Снисходительно-покровительственная улыбка, однако, не исчезла с уст Уолтера. Все тем же докторским тоном, от которого Кэтрин приходила в бешенство, он произнес:
— Ты сейчас расстроена и не способна рассуждать разумно.
— Я не расстроена! Я в ярости!
Щеки Кэтрин пылали, глаза горели. Волосы «красного дерева с оттенком бургундского вина» напоминали маленький костер. И было похоже, что из него летят искры, — такие взгляды она метала на Уолтера.
Кэтрин была разъярена сейчас больше, чем когда-либо в жизни. Расхаживая взад-вперед по гостиной, она ощущала в голове полную ясность, как будто все сомнения были выжжены из ее мозга гневом.
— Мне хочется рвать и метать от ярости!.. Хочется ругаться!.. Хочется… — она почти рычала, — заняться сексом с первым встречным! — не помня себя, прокричала Кэтрин Уолтеру в лицо.
Тот прокашлялся.
— Я вижу, ты вновь и вновь возвращаешься к теме полового сношения. Не хочу травмировать тебя, Кэтрин, но я мог бы устроить тебе беседу с моим коллегой, который… гм… разбирается в возрастных проблемах женщин. Думаю, тебе стоит сходить к нему, а то, не ровен час, сделаешь что-нибудь, о чем потом пожалеешь.
Кэтрин вытаращилась на него.
— К твоему коллеге? Ты хочешь сказать — к психиатру?
— Зачем говорить таким тоном? Это совершенно естественно — обратиться к специалисту, если ты в таком взбудораженном состоянии, сама не своя…
— Да как ты не поймешь, Уолтер! Я не «сама не своя»! Я на самом деле такая и есть, просто только сейчас осознала это! Всю жизнь я была кем-то другим, жила чужой жизнью, а теперь наконец становлюсь такой, какой хочу и должна быть. Я не смогла бы жить с тобой. Мне… мне нужно что-то другое… что-то яркое… страсть… романтика… путешествия… Я не хочу уже в тридцать с небольшим копить деньги на старость.
Она говорила все это почти с наслаждением, испытывая от своих слов ни с чем не сравнимый восторг освобождения, и знала, что последней фразой попала в самую точку. Накопления и сбережения были единственной страстью Уолтера. Кэтрин даже иной раз подозревала, что в ней самой его привлекла именно ее профессия.