— Английское сукно высшего качества. — Уверенно заявил Соколов, пощупав материю. — Как это понимать?
— Тебе не нравится, когда о тебе заботятся? — Сделав удивленное лицо, воскликнул Генрих. — Думаю, что синий это для меня.
Друзья оделись, не переставая удивляться, как все идеально подошло по размеру.
— Как по мне сшит. — Резюмировал Соколов, расправляя плечи и разглаживая полы шелкового камзола. — И туфли в самый раз. Генрих, теперь я тебя понимаю, мне тоже начинает нравиться женское внимание.
— Так делай предложение.
— Уже сделал.
— И что?
— Согласилась, но мы решили подождать со свадьбой до моего возвращения из Москвы. Отчитаемся перед Федькой, вы отправитесь в Европу, а я вернусь в Екатеринбург.
— Какая Европа? — Удивился Штейнберг. — Ты что перегрелся?
— А, ты еще не в курсе. — Соколов понял, что проговорился, но отступать было уже поздно. — Свадебное путешествие.
— Черт, я вообще перестал понимать, что происходит.
— Да не расстраивайся ты так. — Соколов похлопал друга по плечу. — С Анной не пропадешь.
— Я не об этом…
— Пойдем лучше на ужин, а то дамы, наверно уже заждались.
Когда друзья вошли в комнату, они тут же оказались под пристальным вниманием двух пар строгих женских глаз. Их крутили, вертели, осматривали со всех сторон, пока не убедились, что все отлично подошло. Накрытый стол, на взгляд непритязательного ювелира и нетребовательного офицера просто ломился от яств: тонко порезанная осетрина, ветчина, паюсная икра и копченая колбаса наполнили комнату ароматными запахами, вызывая звериный аппетит. На этот раз за стол уселись парами. Пока подавали горячее, Соколов разлил шампанское по бокалам. Выпили за молодых, перешли на «ты» и приступили к трапезе. Когда все насытились, принесли самовар и большой торт. Соколов, уже вполне освоившийся с ролью хозяина разрезал торт и стал колдовать над самоваром. Уже через пять минут он вручил каждому чашку ароматного напитка и тарелку с большим куском торта.
— Друзья, — Серафима, немного раскрасневшаяся от выпитого шампанского, постучала рукой по столу, — прошу минуточку внимания. — Сегодня адвокат Гринберг составил договор, по которому все мы являемся владельцами мыловаренного завода в равных долях.
Она встала, подошла к бюро и достала оттуда договор.
— Доля каждого составляет двадцать пять процентов. — Пояснила она, кладя договор на стол. — В конце каждого года прибыль будет разделена на четыре равные части. Думаю, это будет справедливо, поскольку каждый старался и внес свою лепту в этот проект.
— Серафима, я чисто помочь… — Начал лепетать сконфуженный Генрих, но тут же получил тычок локтем в бок от Анны.
— Как и с Толстиковым?
— Вы и про Толстикова узнали? — Смутился еще больше Генрих. — Гринберг нас выдал?
— Нет, господин надворный советник, Исаак Самуилович, сделал вид, что ничего не знает. — Серафима улыбнулась. — Вас выдал посыльный. Войцех Каземирович запомнил мальчишку, который принес пакет, и мы с Анной его быстро нашли. Потом конечно Гринберг все рассказал, и мы долго смеялись над незадачливым купцом, который целую неделю после вашего посещения маялся животом.
Последнее замечание вызвало бурный смех и ситуация разрядилась.
12 июня — 17 июня 1798 года (вторник — воскресенье).
Утром Штейнберг и Соколов тепло простились с Ричардом Скоттом, который спешил в Петербург. Следующая неделя выдалась для Штейнберга очень напряженной. В субботу должно было состояться венчание, правда все планировалось в тайне и очень скромно, чтобы не привлекать излишнего внимания горожан. Лачин продал свой дом на Луговой улице Штейнбергу, чтобы было, куда привести молодую жену. Правда, Генрих узнал об этом только через два дня от Анны, а с Лачиным вообще никогда не виделся. Подготовкой к свадьбе и обустройством нового дома занималась Анна, благо занятия в школе закончились, и она была свободна, а Штейнберг вместе с Соколовым с утра до вечера пропадали на заводе. Нужно было в короткий срок не только обучить специалистов для второй бригады, но и создать еще один цех по очистке жира, поскольку сырье, получаемое из Оренбургской губернии, оказалось низкого качества. Сразу после свадьбы молодые переехали жить в свой новый дом и стали готовиться к отъезду в Европу. Авральные работы на заводе закончились, и в присутствии Штейнберга уже не было острой необходимости, там вполне справлялись Виктор с Серафимой, так что Генрих с Анной в полной мере могли, насладится уединением в собственном доме. В один из дней Штейнберга вызвал Файн.