— А как же эти… женские дела?
— Не забивай голову, она тебя так обслужит, что ты даже знать не будешь, что у нее там какие-то дела. Я же говорю — мастерица на все руки. Она давно ищет солидного, постоянного партнера. Замуж идти не хочет, сохраняет независимость, да и капитал, доставшийся от покойного мужа, целее будет. Решай брат, а то уведут, такие дамы на дороге не валяются.
— А сам чего?
— У меня и так две, не знаю, как с этими справиться, на третью не сил ни времени не останется.
— Ладно, подумаю. — Нехотя согласился Александр, чтобы только отвязаться от брата. — Лучше давай решим, что со Штейнбергом делать?
— Брат, чем тебе помешал этот нищий ювелир, у которого ни денег, ни связей, ни людей нет. Ты хоть представляешь, во что обойдется поездка на Урал?
— У него есть богатый дядя.
— Не смеши, Брандт кристально честный человек, он никогда не занимался темными делишками. Это знают все местные воры — никому из них и в голову не придет нести ему ворованное золото или ювелирные изделия. Так что с этой стороны можешь быть спокоен, Брандт никогда не одобрит незаконные действия своего племянника. Меня больше волнует это старый боров Зотов. Слишком много он знает и ведет себе очень независимо.
— Насчет Зотова ты прав, но убрать его сейчас мы не можем. Слишком рискованно, многим известно, что он работал на нас. Даже сегодня он приехал не один, в пролетке его ждали два бывших сослуживца. Впрочем, до тех пор, пока мы не найдем изумрудный рудник, никакой опасности он не представляет, ведь ничего противозаконного мы не делам. Так что с Зотовым разберемся позже. Сейчас главное — время. Наша задача опередить всех, и первыми выйти на изумрудный рудник. Вот тогда можно будет обрубать концы.
Глава 8. Москва, 11 апреля 1798 года (среда), Большая Лубянка. (Этот дом Ростопчин купил только в 1811 году, а в 1798 году он его снимал)
Генерал-адъютант императора Павла I Федор Васильевич Ростопчин, уволенный со всех должностей, правда, по его собственному прошению, возвращался из Петербурга в свое имение и, будучи проездом в Москве, задержался здесь на несколько дней. Известие о том, что некогда всесильный фаворит императора уже три дня проживает в первопрестольной, в доме на Большой Лубянке мгновенно облетело город. Однако никто за это время не только не навестил опального вельможу, но даже не удосужился хотя бы написать пару теплых слов. Впрочем, Федор Васильевич никого не винил и ни на кого не обижался. За свою жизнь он видел падение таких «монстров» как Орловы, Панины, Зубовы, по сравнению с которыми его собственная фигура казалась ему мелкой и незначительной. Все идет по кругу: еще вчера ты в зените славы, люди ловят твой взгляд, заискивают и пресмыкаются, а уже завтра от тебя шарахаются как от чумного, боясь не то что заговорить, даже поздороваться. Остановившись в своем московском доме, он не собирался разъезжать с визитами по друзьям и знакомым, ставя тех в неловкое положение и уж, тем более, устраивать приемы, он просто хотел отдохнуть. Последние полтора года были очень напряженными, отняли много сил и сейчас Ростопчин наслаждался тем, что с утра до вечера валялся на диване в своем кабинете, отвлекаясь только обед и ужин. Любой врач, не задумываясь, поставил бы диагноз — жесточайший приступ меланхолии, и был бы в корне, не прав. Никакой депрессии, а тем более апатии к жизни у Федора Васильевича не было, просто его энергичная, деятельная натура была выбита из привычного рабочего ритма, и требовалось время, чтобы это осознать и найти себя на новом поприще. Вынужденное безделье и одиночество Ростопчина были нарушены вечером третьего дня, появлением неожиданного посетителя.
— Штейнберг Генрих Карлович, ювелир. — Отрекомендовался незнакомец, подавая слуге шляпу и саквояж. — К его превосходительству по государственному делу.
Старый камердинер Ростопчина Петрович, был ошарашен подобным заявлением и, не зная, как поступить отправился к хозяйке.
— Барыня, там посетитель к Федору Васильевичу, прикажите доложить?
Екатерина Петровна, жена Ростопчина, молодая, смуглолицая брюнетка, стоя у стола, помогала кормилице пеленать недавно рожденную дочь.