Глава 6
Утром, на княжьем дворе, Извек приметил еще нескольких дружинников с плоскими крестами на груди. Поморщился от убогой замены гривнам и оберегам. Большинство же прятали жестянки нового бога под рубаху, стыдились. Так, видать и будет, подумал Сотник, быть кресту вечно припрятанным нательным знаком, который никто не повесит на грудь открыто, гордо, во славу почитаемого и любимого бога. После построения, воевода подозвал Извека и, разя вчерашним перегаром, медленно проговорил: - Кого, из скороходов, способней послать за грамотой? - А далеко ли ехать? - До торжища, - уточнил воевода. - Там надлежит встретить посыльного, из шелкового обоза. По заветному слову получить грамоту и обратно. Грамота из Царьграда. Видать, дюже важная, а мои все при деле, никого отпускать не велено. - Тогда сам и слетаю. - предложил Сотник. Воевода задумался, подвигал губами, наконец кивнул. - А почему бы нет? Слетай, пока тебя при дворе с какашками не съели! Коник у тебя скорый, руки не из задницы растут, да и с мечом небось управишься. Извек промолчал насмешливой похвале, выжидающе смотрел в глаза. Воевода тем временем выудил из-за пазухи знак княжьего посыльного, вложил дружиннику в руку и, понизив голос до шепота, проговорил тайное слово. Сотник ухмыльнулся, повторил все в точности и, отпущенный удовлетворенным кивком, двинулся со двора. На выходе встретил Лешку Поповича, поздоровался, но тот, погруженный в себя, не ответил. Угрюмо прошел мимо, уткнув тоскливый взгляд в землю. Не иначе, как опять зазноба не приветила, подумал Извек. Сзади послышались торопливые шаги. Догнали Эрзя с Мокшей. - Опять отсылают? Далеко? - пропыхтел Мокша. - Да на торжище надо слетать. Эрзя внимательно глянул на Извека, двинул усами. - С собой не возьмешь? А то тоскливо тут что-то. Прогуляться бы... - Велено одному. - Ну, тогда хоть до околицы проводим, - хитро прищурился Мокша. - У нас с Эрзей кувшинчик сладкого ромейского припасен, как раз проводить хватит. - Гоже! - рассмеялся Извек. - От сладкого ромейского, да при нашей кислой жизни, разве откажешься. Не спеша дошли до дома, оседлали коней. Сотник заметил как оба пристегнули к седлам колчаны с луками и охотничьими стрелами. После проводов, небось, свернут поохотиться, руку потешить, да глаз проверить. Выехали. Мокша откупорил полуведерный кувшин и, соорудив на лице подобие серьезности, подражая интонациям Сарвета изрек: - Да пребудет еще при нашей жизни то, что обещано нам после оной! Под смешки друзей ливанул из кувшина в раскрытую пасть, передал вино Эрзе. Тот размашисто перекрестил кувшин снизу вверх и тоже вознес взор к небу. - И да снизойдет на нас благодать... То-то нам похорошеет! Содержимое кувшина уменьшилось еще раз и сосуд перекочевал к Извеку. - И да упокоится душа Егория - Холма Огородного, и да простит ему бог все его прегрешения, вольные и невольные!... - Тако бысть, тако есть, тако будет! - с хохотом докончили Эрзя с Мокшей. Кувшин вновь пошел по кругу. Прозвучали здравицы друзьям, врагам, бабке Агафье, Деду Пильгую и верным коням, кои несут столь славных ратоборцев. Когда настало время прощаться, все трое были уже изрядно навеселе. Хлопнув по рукам, разъехались. Друзья неспешно свернули в поле, а Сотник пустил коня в галоп, чтобы встречный ветер выдул из головы лишний хмель. В перелеске Ворон пошел рысцой, но Извек уже почувствовал, что маленько растрясся. Весь день не слезал с седла. Под вечер, заметил поляну со следами торговых обозов: в траве тянулись следы телег, а среди горок засохшего конского помета, чернели круги недавних кострищ. Не мешкая съехал на обочину, расседлал Ворона и, напоив у родника, оставил пастись. Сам же, наскоро закусив, улегся на плащ и заснул без задних ног. Поднялся с первым проблеском солнца. Поеживаясь от росы, быстро собрался и тронулся в путь, не забыв достать из сумы горсть сухарей. Слыша хруст, Ворон ворочал ушами и тряс шелковой гривой, но Сотник, чувствуя ногами набитое травой брюхо, был непреклонен. Ярило восполз над деревьями и сквозь листву все чаще пробивались связки солнечных лучей. Просветы между деревьями увеличились и полоска утоптанной земли вывернула на опушку. Дальше стелилась по полю, то скрываясь в низинках, то вновь выпрыгивая на возвышенности, тянущиеся до самого виднокрая. Ворон припустил было бодрой трусцой, но замешкался, углядев вьющееся неподалеку облако пыли. Дальше пошел шагом, то и дело косясь на хозяина. Извек улыбался, смотрел вперед, похлопывая коня по шее. Впереди, над желтыми клубами торчала лохматая голова. Изредка копна черных волос дергалась и голова смещалась из стороны в сторону. Рядом с ней то и дело появлялись макушки посветлей, но тут же опять скрывались в облаке. Скоро проступили силуэты полудюжины мужиков, азартно барахтающихся в пыли. Еще через десяток шагов стало ясно, что молодцы резво наскакивают на обладателя лохматой головы, но получив оплеуху, кубарем катятся в песок. Взбив в воздух очередную порцию пыли, поспешно вскакивают, благо здоровьицем не обижены и, собрав глаза в кучу, бросаются за новой затрещиной. Было похоже, что волтузятся долго. Однако, при такой прыти, легко протянут до вечера. Благо и лохматый с ног не валится. Ворон брезгливо встал, не заходя в пыль. Извек облокотился на седло, щурясь наблюдал мужицкую потеху, ждал: вдруг да разглядят - дадут проехать. Всадника же заметил один лохматый. Бросил на подъехавшего пару косых взглядов. В глазах промелькнуло обещание отвесить тумаков и путнику, коли тот вмешается. Поглядев еще немного, Сотник зевнул и нарушил идиллию негромким свистом. Молодцы остановились. Разгорячено дыша, углядели Ворона, вопросительно уставились на седока. - Почтенные, почто пыль гоняем! - улыбнулся Сотник. - Может пособить чем? Бойцы переглянулись, размазывая грязь по потным лицам. Один сплюнул кровь с разбитой губы, кивнул на лохматого. - Ага, пособи! Вот энтому гаду шею намылить. - Так он вроде и так чистый! - удивился Извек, глянув на "гада". - А вот вам помыться в самый раз. - Ниче, сейчас помоются! - съязвил "гад" и оправил пятерней растрепавшуюся шевелюру. Извек поймал на себе выжидательные взгляды и запрятал улыбку в светлую бороду. - Не, ребята, так не пойдет. Вы хоть расскажите о чем бранитесь. А то как бы ненароком дров не наломать. Лохматый оглядел нападавших, упер руки в бока. - Эт ты их спроси! Мне сие не ведомо. Шел себе, шел - никого не трогал. Тут догоняют эти соколы и... в морду. Ну а мне куды бечь? Я - в ответ. Вот и гоношимся с утра. "Соколы", тем временем, снова сжали кулаки, зыркали то на мужика, то на всадника. Один сморкнулся под ноги, вскинул покрытую пылью голову. - Вот, конья грыжа,... конокрада поймали. Ночью у нас коней увел. Мы по утру - на большак. Туды-сюды глядь, а на дороге этот маячит. Ну, мы в догон. Вот поспели, покуда не ушел. Сотник поглядел в обалделые глаза лохматого, перевел взгляд на валяющуюся в трех шагах палку с привязанным мешком, кинул взор на дорогу впереди, хмыкнул. - Вот так у нас всегда - сначала в морду, потом спрашивают. Мужики задвигали бровями, силясь понять сказанное. Один, подбоченившись, прищурился на всадника. - Эт ты про че? - Эт я про вас. - миролюбиво улыбнулся Сотник. - Коней не видать, следов на дороге тоже, а морды уже разбиты. Конокрад, надо думать, на коне должен быть. А у этого штаны ни разу седла не знали. Да и с такой поклажей конокрады не бродят. Может он их просто съел? Так это не грех. Ну проголодался парень, ну перекусил маленько с дороги... Сколько говорите коней увел? - Троих... Или четверых... - буркнул кто-то. - хотя, в первый пересчет аж пятерых не хватило. Извек безнадежно покачал головой. - Ну тогда понятно. - подытожил он серьезно. - Троих этот коноед схрумкал вместе с копытами, остальные от страха крылья отрастили и, от греха подальше, в теплые края подались. Ретивые молодцы завертели головами, за взглядами Сотника. У самых догадливых лица начали потихоньку светлеть. Они еще и еще раз оглядывались, тыкая пальцами то на дорогу, то на конокрада, то на сотника. Кто-то уже чесал пыльные вихры, досадливо покрякивая. Один обернулся к лохматому, пожал саженными плечами. - Так что ж ты раньше не сказал? - А ты спросил? - оправдался черноволосый с невинным видом. - Откель я знаю за что напустились! Вдруг да за дело, так че ж хорошим людям перечить. - Ну ты даешь! - подал голос парень с разбитой губой. - А кабы прибили тебя? А? На хрена нам, доброго человека за так губить! - Так не прибили же! Меня так запросто не прибьешь. - лохматый подмигнул. - Меня и мечем-то не сразу зарубишь. Раз десять уже пробовали, да все как-то неудачно выходило. - Мечем? - переспросил детина с распухшим глазом и оглянулся на Сотника. Глаза оценивающе пробежали по истертым ножнам, вопросительно уставились в лицо всадника. - Пробовать не будем! - твердо заявил Извек ко всеобщей досаде. - Вам еще коней искать, а времени и так потеряно немало. Хлопцы переглянулись, как растерянные пацаны. Тот, что постарше махнул рукой. - Да что там кони, чай не всех скрали, у нас еще есть. Тем более обедать пора, а мы еще и не завтракали. Утром, как глаза продрали, так сперва за табуном гонялись, не похмелясь, потом пересчитывали. Потом вдогон пустились, да пешком. Ни одна коняга к себе близко не подпускает, конья грыжа. Как дыхнешь, так нос воротит и галопом прочь. Не! Пропали так пропали! Ящер с ними, а нам обедать пора. Остальные охотно закивали, а мужик продолжил: - Уж коль так случилось, может с нами откушаете? Весь наша вон за тем перелеском. Будем рады принять гостей, заодно и познакомимся. - он тронул шишку на лбу, поморщился. - Хотя, и так уже почти свои. Лохматый поправил пояс, одернул рубаху и задумался, прикидывая в уме, стоит ли соглашаться. Однако скрип в брюхе отмел последние сомнения. - Ну, коль не шутите, не откажусь. Я вроде тоже ничего не ел... с вечера... с позавчерашнего. Кто-то уже подобрал его мешок, поправил узел на палке и подал в руки. Лохматый благодарно приложил руку к груди и закинул ношу на плечо. Все обернулись к Извеку. Тот улыбнулся. - Ну, если не обременим... а то как бы вас не объесть, рты то у нас здоровые. Молодцы дружно загоготали, охотно расшиперив свои, тоже немалые, пасти. Тронулись. Извек переглянулся с чернявым конокрадом и направил коня за мужиками. За пригорком показалась весь с аккуратными домишками в два ряда. За домами тянулся просторный загон. Ограда из ровно отесанных жердей кое где желтела свежим деревом. Чьи-то заботливые руки своевременно подправили и ворота. Столбушки так и сияли на солнце, будто специально обозначая вход. За створками, убранными на дюжий засов, толпился табун. Кони как на подбор. Богатые гривы спорили длиной с хвостами, не достававшими земли полутора вершков. Извек уважительно посмотрел на старшого из мужиков. - Добрые кони! - Есть маленько, - сдержанно отозвался тот с плохо скрываемой гордостью. Плохих не воруют. А наших, конья грыжа, любой норовит спереть. - А сколько было то? - Должно быть... - мужик почесал во лбу и прищурился в небо, зацепив пальцами нижнюю губу. - Ежели без тех, что надысь на торжище отвели... да без тех, что под седло взяли... да с теми, что Сузюм пригнал... да без кобыл, что с жеребятами... почитай полста три хвоста быть должно. Остальные, в подтверждение, дружно замотали пыльными головами. Лохматый исподлобья глянул на табун, перевел взгляд на Извека. Тот, прищурившись, не сводил глаз с загона. Не заставив себя долго ждать, цокнул языком и отрицательно покачал головой. - Не, ребят, не выходит! - Знамо дело, не выйдет, коли пяток сперли. - Не выходит, - повторил Сотник. - Потому как полста четыре гривы в вашем табуне. Ежели не считать во-он ту клячу с телегой. Рожи коневодов вытянулись как у кобылы, родившей порося. Похлопав похмельными глазами на табун за загородкой, опять повернулись к дружиннику. - Сочти еще раз! - А че там считать, - вмешался конокрад. - Двапять светлогривых, полторы дюжины трехлеток, молоди семеро, один вожак и трое, что скоро с вожаком погрызутся. Полста четыре и есть. Мужики зашагали, сконфуженно глядя под ноги. Старшой некоторое время брел, вздыхая и сокрушенно качая головой. Наконец глянул на ухмыляющегося чернявого и виновато развел веслами рук. - Звиняй, дядько, обмишурились. Опосля вчерашнего очи и поля не зрят, куда там табун счесть. Вот и сдурковали малость, конья грыжа. - Ниче, бывает и хуже, - примирительно протянул чернявый. - У нас, как-то, один заезжий навечерялся так, что всех утром измучил, дознаваясь как его зовут и откуда он прибыл. А мы разве упомним, кого и откуда принесло, чай сами всю ночь не простоквашу пили. Хорошо один к обеду вспомнил, что имя какое-то деревянное было, а ехал откуда-то недалече на торг. Оказалось Дубыней кликали, рыбарь из соседней деревни, за солью ехал. И то! Как вспомнил, так в тоску ударился: кошеля на поясе нет, а с ним и денег немало. Ну, знамо дело, с горя - опять за бражку. Опосля третьей кружки взвился, будто змеей ужаленный, кулаком себе в лоб, да с размаху. Глаза бешенные, как у лося гонного. Думали с горя умом повредился, ан нет, припомнил куда кошель дел. Рукой за пазуху шасть, так и есть, висит под одежкой, на шнурке, целехонек. Токмо лоб потом с шишкой был. Зато сам счастливый. Все захохотали весело и беззаботно, но дружный смех прервало ржание Ворона. Все опасливо отшатнулись от длинноухого пересмешника, обратили взоры на спокойного хозяина. Тот невозмутимо махнул рукой. - Ниче, эт у него случается, любит за компанию поржать, особенно ежели громко. Мужики оценили шутку, однако смешки на этот раз были тише. Подмигивали Извеку, мол, дело понятное, конь просто забавам обучен - по знаку хозяина голос подает. Лишь лохматый путник серьезно посмотрел на Сотника, встретился взглядом с Вороном и хмыкнув отвел хитрые черные глаза. Миновав треть домов, зашли на широкий двор, пестреющий двумя десятками кур под началом грозного на вид кочета. За углом дома, в большой луже, островками подсыхающей грязи, подремывало семейство свиней. Между неподвижными тушками гордая гусиная ватага гнула толстые шеи, являя готовность защипать насмерть все, что движется. Заранее оголив клыки, из-под крыльца полез матерый пес. Старшой мужик топнул. - Цыть, конья грыжа! Ворть на место! Волкодав, прекратив рычать, подался назад под дубовые ступени, а мужик, взойдя на крыльцо, обернулся и громогласно, чтобы слышали в доме, изрек: - Добро пожаловать, гости дорогие! Заходите, отдохните с дороги, потрапезничайте с нами! Из двери выскользнул шустрый малец, явно сын старшого, сходу рыпнулся к коню, едва не спотыкнулся, разглядев чудные уши Ворона, но быстро опомнился и скроил бывалое лицо. Не успел Сотник покинуть седло, пацан подхватил повод и припустил к конюшне. - Обиходит в лучшем виде! - улыбнулся старшой, заметив внимательный взгляд дружинника. Конюшня и впрямь выглядела справно. По всему, лошадей здесь знали, любили и лелеяли. В дверях показались две молодухи с кувшинами и рушниками через плечо. С любопытством поглядывали на гостей, но встречаясь взглядами, кротко опускали очи долу, отгораживаясь длинными пушистыми ресницами. Пухленькие губки то и дело подрагивали в улыбке. Хозяин с гордостью и любовью покосился на красавиц дочерей, однако, напустив в голос строгости, прикрикнул: - Ну, че выставились! Слейте гостям! Чай с дороги умыться надо. Девки засеменили с крыльца. Извек с лохматым переглянулись и зашагали следом. Пятеро спутников старшого незаметно исчезли, но скоро вернулись умытые, причесанные, переодетые в чистые рубахи и порты. Из дверей потянуло съестным. Видно издали приметили приближающихся мужчин и успели затеплить очаг. Повинуясь взмаху хозяина, все неторопливо прошли в просторную светлую горницу. Дочери уже суетились у застеленного льняной скатертью стола. Стол быстро нагружался мисками, чарками, ложками по числу едоков, запотелыми кувшинами с квасом и бражкой, горшочками с маслом, сметаной, блюдами с луком, горохом, полевым чесноком. Последним появился пышный каравай и кубышка с солью. Старшой жестом пригласил садиться, сам вышел вслед за дочерьми. Когда все расселись, в дверях показался круглобокий чугун на пожившем ухвате. Следом, удерживая тяжелый комель ухвата, обозначился осторожно ступающий хозяин. Проплыв через горницу, чугун медленно опустился посередь стола на круглоплетенную рогожку. У кого-то в брюхе звонко воркнуло. Хозяин отставил ухват к стене, отвалил закопченную крышку. Плотный клуб пара вылетел вдогон, но быстро растаял, втянутый носами сидящих. Заурчало громче. В душистое варево погрузился ковш и миски одна за другой стали заполняться густыми щами. Пацан, на краю стола, терпеливо ждал своей очереди, с тоской глядя как те, кому уже налито, разбирали краюхи ноздреватого утреннего хлеба. Когда перед каждым поплыли зыбкие змейки душистого пара, хозяин взял чарку и, расправив плечи, степенно изрек: - Да пребудут с нами светлые боги! - Тако было, тако есть, тако будет! - отозвались за столом, и чарки дружно расстались со своим содержимым. Застучали ложки, захлюпало в губах сытное варево, сдобренное густой сметаной, захрумкал на зубах окунутый в соль чеснок. Ели молча. Пошкрябав по дну, высвобождали миски, сливая остатки в ложки. Забрав ухват, хозяин вышел и воротился со вторым чугуном, испускавшим могучий дух гречневой каши, распаренной на мясной подливе. Заскрипели распускаемые пояса. Каша с щедрыми кусками мяса занимала опустевшие миски. В чашках забулькала бражка, в горницу заглянула одна из дочерей, бросила взгляд на стол, скрылась и вернулась с новым караваем хлеба. Принялись за кашу. Покрякивая, к вящему удовольствию старшого, нахваливали хозяек. Один за другим начали сыто отдуваться, потягиваться. Пошли тихие разговоры. В первую голову о конях. Лохматый с интересом слушал. Выказывая немалую осведомленность, изредка вставлял слово, на удивление точное и веское. Отодвинув миску, облокотился на стол, потянул руку к кувшину и невзначай задел пяткой дорожную суму. Под лавкой звякнуло. Хозяин двинул кувшин навстречу, кивнул на звук. - Не коваль ли будешь? - Был, - неохотно отозвался мужик. - Пока прадеда в ремесле не догнал. Старшой двинул бровями, хмыкнул удивленно. - Почто так? Не доброе ли дело нагонять и выпереживать пращуров? - Выходит не все гоже, что добро тоже. Пока подковы, косы, да топоры работал, всем благо было. Как дальше двинул, нехорош стал. Люд прознал мои успехи, да роптать начал, что добра от них не ждать. Посудили, порядили, токмо я ждать не стал, а двинул восвояси, пока все умничали. Вот и гуляю нынче. Над столом стихло. Вопрос, вертевшийся на каждом языке, сорвался с губ наивного мальца. - А что, дядечко, за успехи такие? Лохматый с усмешкой глянул на малого, но видя общее любопытство, заговорил. - История не короткая, да нам, поди, не к спеху, -он вздохнул и хлебнув бражки уставился в полупустую чарку. - Сколь себя помню, вся родня судачила об одном моем предке, что выковал вещь непобедимую, с коей все, чего душа не пожелает, поиметь можно. Будто бы он, после этого, и к