Глава 7
День пути до торжища выдался скучным до дремоты. Солнце, едва поднявшись над землей, зарылось в густеющую дымку. Синь неба запечалилась блеклыми облаками, придавившими к земле полет суматошных стрижей. Однако, ожидаемый дождь робко отсиживался в низко плывущей серой каше и не торопился облегчить свинцовое брюхо туч. Пыль не смоченная ни единой каплей, нехотя взвивалась при каждом шаге Ворона, и медленно оседала на месте, не встретив ни малейшего ветерка. Веки Сотника опускались под собственной тяжестью, требуя расплаты за бурно проведенную ночь. До торжища добрался к вечеру, едва не валясь от усталости, свернул к ближайшему постоялому двору. Проследив, чтобы Ворон был устроен как следует, прошел сквозь шумный полумрак корчмы и, прихватив с собой кувшин молока, поднялся в предложенную хозяином конурку. Лязгнул запором, выхлебал полкувшина и, едва стащив сапоги, прямо в одежде завалился на лежанку. Утро прорвалось сквозь сон многоголосым гамом, лаем собак и трелями вездесущих птиц. Извек полежал с закрытыми глазами, прислушиваясь к непривычному шуму. Постепенно начал вычленять из монотонного гомона отдельные звуки, влетающие в маленькое окошко, вперемешку с лучами солнца. На крыльце постоянно слышались чьи-то шаги, то размеренные и тяжелые постояльцев, то торопливые и легкие - тех, кто обихаживал гостей. Стукнула воротина, по дороге тяжело протопала тягловая лошадь, запряженная в гремящую подводу. Издалека доносились зазывания особо горластых торговцев. Глубоко вздохнув, Сотник сладко потянулся. Пожалел, что не разделся перед сном, но резонно подумал, что каждая палка, окромя вил, о двух концах: теперь и одеваться не придется. Глаза открывать не хотелось и он наслаждался возможностью мал-маля полениться. Однако, не к месту вспомнился вчерашний недопитый кувшин, а брюхо заявило, что пора бы позавтракать. Приоткрыв один глаз, Извек огляделся в поисках питья, но не увидел ничего, кроме оструганых бревен и запертой двери. Пришлось открыть второй глаз и повернуться на бок. Кувшин обнаружился на полу, возле запыленных сапог. Рядом скучала плошка с догоревшей свечой. Извек довольно улыбнулся и потянулся за молоком. Приподнялся на локте, потянул носом, убеждаясь не скисло ли и, аккуратно разболтав сливки, приложился. Пил медленно, с чувством, без остановки. Когда молоко кончилось, некоторое время все еще держал посудину опрокинутой, ловя ртом крупные капли. Затем вернул крынку на пол и нехотя опустил ноги с лежанки. Пока обувался, откуда-то принесло запах печеного гуся. Не то чтобы больно жирного, но с приправами и мягкими сахарными косточками. - Скорей... - пробормотал Извек. - Скорей умыться и за стол! Пока в брюхе не устроится гусик или парочка куропаточек и кружка-другая пива, никаких дел. Он быстро спустился во двор и направился к умывальне. Пару раз накренив подвешенную на веревке бадью, сполоснул лицо, разгреб спутанные волосы. Стряхивая с бороды воду, заглянул на конюшню. У входа маячил местный дружинник, следящий за порядком на этом постоялом дворе. Торжище - есть торжище. За всем глаз надобен. Любой приезжий вправе рассчитывать на охрану: свою, лошадей и товара. Ворон стоял довольный. В яслях желтел недоеденный овес, в бадье поблескивала ключевая вода. Седло и потник висели на перекладинах. В сторонке, на четырехгранных гвоздях, дожидались переметная сума, колчаны, уздечка. Позади раздался голос охранника, гордый и добродушный. - Все в целости. Конь сыт и напоен. Здешние хозяева дело знают. Сотник оглянулся на подбоченившегося дружинника, развел руками, улыбнулся. - Вот и славно. Пора и мне быть сыту и напоену. Что я, хуже лошади? Охранник хохотнул шутке, поправил перевязь и указал на дверь. - Тогда тебе туда. И насытишься, и напьешься. Токмо, ухо держи востро. У нас хоть и порядок, но кошели режут. Правда все, что больше кошеля, не берут, с этим строго. Извек благодарно склонил голову и двинулся к указанной двери. Перед самым крыльцом его обогнал высокий боярин. Шагая через ступеньку, быстро поднялся на крыльцо, потянул руку к кольцу, но дверь сама распахнулась, едва не своротив ему нос. В проеме обрисовался дородный купец. Поперек себя шире, он степенно выдвигался из корчмы, отдуваясь после обильного завтрака. Причем первым корчму покинул его живот, поддерживаемый широким шитым поясом. За животом выплыла грудь и череда гордо поднятых, покрытых густой щетиной, подбородков. Боярин не успел остановиться и ткнулся в бочку купеческого брюха. Купец колыхнулся, как студень, но ходу не сбавил. Проплывая мимо отлетевшего к перилам боярина, примирительно пропел елейным голосом. - Не спеши, уважаемый, там еще осталось. Всем хватит. Долговязый зло сверкнул глазами, но взяв себя в руки, процедил сквозь зубы. - Да, по твоей требухе не скажешь, что осталось. Разве что хозяина еще не съел... пойду гляну. В заплывших глазах купца зародился ленивый гнев и он начал разворот к острослову, однако, когда бадья его тела закончила разворот, на крыльце уже никого не было. Извек подчеркнуто церемонно обошел тушу по кругу, заглянул в побуревшее от злости лицо. - Пойду и я гляну, вдруг что осталось, - проворковал он извиняющимся голосом и, отступив к двери, добавил через плечо. - Хотя, думаю, вряд ли! Купец попыхтел, как разъяренный бык, потоптался на месте, пошевелил губами, плюнул и поплыл дальше, на шум торжища. Прикрывая за собой дверь, Сотник еще раз мельком глянул на толстяка, известного от Киева до Новгорода. Почтенный Шуфутин умудрялся добреть каждый год, удивляя даже повидавших жизнь стариков. Когда Извек увидел его впервые, купец уже выглядел как бычий пузырь, который было легче перепрыгнуть, чем обойти. Однако, оказалось, что прежняя толщина и количество подбородков далеко не предел. За два лета подбородки выросли и числом и объемом, а новый пояс стал на пол-аршина длинней прежнего. В каких бы краях он не появлялся, всегда выбирал одну корчму, где останавливался каждый следующий раз. Народ долго кумекал о причинах такого постоянства. Баили, что выбирает ту, где цены дешевле. Потом думали, что ту, где харчи вкусней или питье лучше. Оказалось все гораздо проще. Шуфутин выбирал те, в которых двери пошире. Некоторые хозяева постоялых дворов даже пробовали рубить новые косяки, но купец воспринимал это как насмешку и демонстративно обходил их своим вниманием. Сумрак харчевни встретил знакомыми запахами. Гусиный дух переплетался с ароматами запеченных молочных поросят, жареной рыбицы и томленых перепелов. Особый оттенок вносила молодая кабанятина, прихваченная углями до пузырящейся корочки, отжатая в пиве оленина и зажаренные в сухарях кулики. На столах виднелись плошки с солеными грибами, лохматыми пучками душистых трав и мочеными яблоками. В дальнем углу обнаружилась и свободная лавка, ожидающая седока. Не успел Извек сесть, как появился расторопный отрок и, оценивающе зыркнув на гостя, без запинки выпалил все, что доходило на кухне. Закончив перечисление закусок, шмыгнул носом и уже медленнее огласил содержимое погребов: - Квасы клюквенные, солодовые, сладкие, забористые, кислые... пива темные, светлые, янтарные, горькие, мягкие... вина ромейские, таврические, черные, красные, белые... сурьи новые, годовалые, густые, тяжелые... бражки яблочные, смородиновые, грушевые, свекольные, земляничные, а так же простокваши, варенцы, молоко и наконец сметаны стоячие и пожиже. Сотник терпеливо заслушал нескудный разнобой напитков. Кивнув запыхавшемуся хлопцу, поправил бороду и поднял указательный палец. - Гуся! Не то чтобы большого, но душевного. Пива, хозяйского, не для гостей. И... грибочков, новых, под травкой, чтобы маленькие, да поострей. Отрок понимающе улыбнулся. Гость оказался докой по части еды, да и питье попросил недурное. Значит повидал постоялых дворов, разведал что, кому и когда подают. - Возьми вьюнов на загладочку, - посоветовал он вполголоса. - Не прогадаешь. Брат нынче на зорьке натягал. Лопаются от жира, язык проглотишь. - Валяй, - согласился Сотник. Хлопец растопырил рогаткой два пальца и ушмыгнул выполнять. Извек потащил из-за пояса кошель. Цены конечно, об эту пору всегда немалы, но, в общем-то, и не особо шальны. Две мелких монеты в разгар торжища - совсем не разор. Хозяин смекалист, цену числом едоков выправляет. Отыскав глазами щель меж досок, потянулся, сунул монеты в прореху. Пацан не заставил себя долго ждать. Перво-наперво, как водится, приволок пиво, поставил перед гостем кружку и, прихватив плату, поспешил за едой. Гусь оказался почти таким, как представлялось. Мягкий, в меру жирный, с сочными, охотно поддающимися зубам, косточками. Не сплоховали и грибочки. Укладывались в ложку по три-четыре штуки, пахли пряно и свежо. Под стать было и пиво. В меру горьковатое, с той бодрящей забористостью, что свербит в носу, веселит и разгоняет по жилам благостное ощущение беззаботности. Покончив с грибами и большей частью гуся, Извек дождался второго кувшина и наполнив кружку, не спеша взялся за румяные хрустящие крылышки. Скоро о птице напоминала лишь горстка перемолотых крепкими зубами костей. Прихлебывая пиво, Сотник откинулся к стене. Появившийся отрок сгреб гусиное блюдо и грибную плошку. Взглядом поинтересовался на счет очереди вьюнов, уловил утвердительный кивок гостя и, блеснув улыбкой, пошел за последним угощением. Вьюны удались на диво. Надломив корочку румяного теста, Сотник обнажил белый рыбный бок и отщипнул небольшой кусочек. Нежная мякоть таяла во рту, не встречая протестов уже наполненного желудка. Оставив от первого вьюна длинный голый хребет, Извек сделал паузу и воздал должное хозяйскому пиву. Передохнув малость, принялся за второго. Наступал разгар торгового дня, и столы быстро освобождались до вечера. Корчма пустела, но Сотник не торопился уходить. С удовольствием прихлебывал пиво, поглядывал на оставшихся. В углу, напротив, почти не разжимая губ, переговаривалась парочка карманников. Неподалеку от двери, подперев голову кулаком, дремал полупьяный кощунник, а за дальним столом жевала захмелевшая компания тутошней охраны. Сидели с осоловевшими рожами, никуда не спешили, по сторонам почти не смотрели. В скором времени карманники шмыгнули к выходу. Охранники мгновенно навострились и обменялись парой негромких фраз. Один из группы сдвинул меч на бок, поправил ножи за голенищами и, стряхивая крошки с бороды, резво поспешил к двери. Уже на пороге перекосился как пьяный, смастырил глупую рожу и, пинком распахнув дверь, вывалился из корчмы. По крыльцу загрохотали неверные шаги, сопровождаемые ленивым сквернословием. Когда ступени кончились, под спотыкающимися ногами шоркнул песок и, постепенно удаляясь, зазвучала тягомотная песня. Хитро здесь, подумал Сотник. Дружина не из дураков. Казалось бы пьют да гуляют, ан нет, бдят. И по-умному бдят. Вышедший из корчмы хмельной певун, наверняка проследит за карманниками до людской сутолоки. Уже в рядах незаметно передаст под согляд своих хлопцев, переодетых в людское и снующих по торжищу как простые ротозеи. Те, в свою очередь, будут выпасать воров до первого же кошелька. Оно конечно хорошо, усмехнулся Сотник, однако, карманников меньше не становится. Покончив с вьюнами, Извек вылил в кружку остатки пива и откинулся спиной к стене. Охранники, не глядя на него, тихо переговаривались, но Сотник нутром чуял, что привлек внимание. Наконец, один из дружинников поставил кружку на стол, как бы невзначай опустил руку на ножны и направился к Извеку. Тот не показал, что заметил, все так же из-под прикрытых век, глядел на рыбные хребты и, лишь когда соседняя лавка грумкнула по полу, перевел взгляд на подошедшего. Дружинник ненавязчиво, но профессионально обцапал глазами с головы до ног, лицо держал приветливым и простоватым. - Исполать, почтенный, давно ли на торжище? Откуда и какими судьбами пожаловал? Не земляк ли, случаем, будешь? - Ну, ежели ты из Киева, то может и земляк. - Из Киева? - переспросил охранник. - Да нет, мы из других мест. Однако, как там, в светлопрестольном? Сотник так же мельком оглядел говорившего. Дружинник как дружинник, по лицу не прочтешь любопытный или любознательный. Пожав плечами ответил безразличным голосом: - В светлопрестольном? Да все по-прежнему. В кабаках пляшут, в подворотнях режут. То во славу Яхве, то по воле Аллаха, то во имя Христа. Охранник покачал головой, помолчал, кивнул. - Значит так же, как везде: зело весело живем, брагу пьем, да морды бьем. - Как то так. - подтвердил Сотник По тому, как охранник не среагировал на заветное слово, понял, что это обычная проверка. Резко меняя манеру ответа, зевнул. - В Киеве, слава Перуну, все по-старому. Точнее по-новому, как крещением заведено. Князь жив здоров. Град все растет. Жидов все больше и они все толще. Дружинник пощипал ус, прищурился и заговорщически поинтересовался: - А что, правду толмачат, что княжеский волхв опять в леса подался? Извек улыбнулся хитрому проверочному вопросу. - Белоян-то? Брешут! Эта морда и носу из детинца не кажет. Его и при дворе неплохо кормят. Так что не рубись, не лазутчик я! Он выудил из-за пазухи шнурок с кружком толстой бычьей кожи и выжженной на нем новой буквицей. Охранник вылупился на знак княжьего посыльного, почтительно склонил голову и, вернувшись за свой стол, произнес несколько слов. Дружинники быстро посмотрели в сторону Извека, запоминали внешность человека из Киева. Коли понадобится, помогут без промедления. Знамо дело птица важная, от самого князя. Посидев еще немного, Сотник поднялся, поправил перевязь, сыто потянулся. Откуда ни возьмись, вышмыгнул хозяйский мальчишка, сгреб в корзину посуду, свободной рукой прихватил кувшин и, на ходу, предупредительно бросил: - Ежели приспичит че, то от выхода налево, между заборчиком и домом, шагов двадцать, а там увидишь. - Добро. - откликнулся Извек с улыбкой. - Обязательно загляну, ежели там тоже наливают. Пацан, снисходительно глянул на непонятливого гостя. - Там, дядечка, отливают... и откладывают. - назидательно пояснил он, но заметив веселые искорки в светлых глазах гостя, гыкнул шутке и заторопился к