«Тварь» — пронеслось у него в голове. Обращение было больше к Матвею, чем к Томе. И тогда в его голове что-то сломалось, подлил масла в огонь проходящий мимо Соколов — одноклассник Тамары.
— Ищешь свою подружку? — он нахально усмехнулся, засунув руки в карманы, когда Кирилл сжал зубы, пытаясь держать себя в руках. Главное его сходство с Тамарой — неумение держать себя в руках.
— Валяй! — крикнул он.
— Она уехала с Матвеем. Он предложил ей прокатится, и она… — он сделал театральную паузу, подходя ближе, — охотно согласилась, — Соколов отпрянул в сторону, когда Кир замахнулся.
— Как она могла? — он схватился за голову, присев на корточки.
— Легко и просто, люди уходят и приходят, — и именно эта фраза засела глубоко у него в голове, имея огромное значение в жизни, которая последует дальше.
— Я не хочу, чтобы больше со мной так поступали, — твердо проговорил он, вставая на ноги. Кирилл провел по волосам руками, тем самым зачесав их назад.
— Теперь никто не посмеет задеть мои чувства.
Ощутилось натяжение. Ниточка — не очень прочная, но и не слишком слабая — разорвалась, оголяя концы.
«Ей будет так же плохо как и мне»
«Отныне вулкан приведен в статус Извергающийся»
«И ничто этому не противостоит»
Я сидела на заднем сиденье машины и комкала край юбки. Что же такого страшного могло случиться? Мимо проносились сотни домов, многоэтажек, магазинов, из колонок звучала тихая мелодия, которую я сразу же узнала.
«Love me like There no tomorrow»
— Долго ещё ехать? — я прекрасно знала расстояние от любой точки города до работы мамы.
— Нет, ещё совсем немного, — чужим голосом сказал Матвей, и мы встретились глазами в зеркале заднего вида. По рукам прошли мурашки, заставляя напрячься.
И когда мы проехали нужный поворот, страх начал потихоньку распространяться по телу. Вспотели ладони, стало душно, а в горле встал ком. Я посмотрела на дверную ручку, размышляя, насколько велики последствия того, что я выпрыгну сейчас из машины. Вероятность что-то сломать очень высокая, также как вероятность разбить голову. Я повернула голову и вновь встретилась с глазами Матвея в зеркале.
— Как зовут мою мать? — я задала вопрос, продолжая смотреть на его отражение.
— Что, прости? — он поднял бровь, смотря в окно, спрятав тем самым от моего взора глаза.
— Куда мы едем? — громко задала вопрос я, не желая больше молчать.
— А ты как думаешь? — сказал Матвей, и в его голосе слышалась усмешка, я могла четко по интонации сказать, что ему было смешно слышать от меня такой вопрос.
— Почему он? — вдруг спросил он.
— Что? — я удивилась.
— Почему Кир? — он повернулся ко мне. — Объясни, почему все выбирают его?
— Кто все? — не поняла я. — Воркутов, ты с ума сошел?
— Да, — он резко вывернул руль и остановился у обочины, меня откинуло в противоположную сторону, но я удержалась за ручку на двери.
— Выметайся! — прокричал он, тяжело дыша.
— Давай спокойно поговорим, — спокойно попросила я, передвигаясь на середину сиденья.
— Ты вынуждает меня взять тебя за шкирку и вышвырнуть из машины! — сказал он, и я дёрнулась от испуга. Через секунду спокойно открыла дверь и вступила на асфальт, оставшийся после выкладки дороги. Подул ветер, и я пожалела, что до этого не взяла кофту. Хлопнув дверью, отошла на приличное расстояние от машины. Матвей, резко нажав на газ, быстро уехал в противоположном городу направлении.
Меня настигло озарение, что я одна, в нескольких километрах от города. Что нет никого, кроме самого Матвея, кто знал бы, где я нахожусь. Я села по-турецки прямо на землю и посмотрела в сторону города. Мартинск — весной расцветает, а в остальные времена года выглядит таким серым, что можно счесть его за город вдали цивилизации. Даже летом нет такой яркости как весной.
И только, когда пройдет часа два или три,
Наверно, смогу я вернуться домой…
Пройдя десять километров пешком, с полными кроссовками пыли, испорченной прической, я ужасно хотела пить, есть, спать, а ещё надеяться, что не получу выговора от мамы. Конечно это было глупо.
Мама стояла в коридоре, когда я зашла. Вероятно, увидела меня в окне. Она, скрестив руки на груди, смотрела, как я снимаю обувь и прохожу в дом.
— Так, — она стукнула по столу, когда я приземлилась на стул, — а теперь объясни мне, где ты была? — мама была в ярости. Но язвить у меня уже просто не осталось сил.