— Лучшая бригада, что мне попадалась, — сказал он.
С Троем Ли они поехали в Чайна-таун. Нашли свободное место в нескольких кварталах от жилья Томми и остаток пути прогулялись. Солнце встало всего час назад, но торговцы уже открывали свои точки, и народ кишмя кишел на тротуарах. Улицу перегораживали фургоны доставки — с них сбрасывали сегодняшний завоз свежей рыбы, мяса и овощей.
Идя по Чайна-тауну плечом к плечу с Троем Ли, Томми чувствовал себя так, будто у него при себе тайное оружие.
— Это что? — спрашивал он, показывая на штабель чего-то сельдерееобразного на лотке.
— Петсай — пекинская капуста.
— А это?
— Корень женьшеня. Говорят, для стояка полезно.
Томми остановился и ткнул пальцем в витрину торговца травами.
— Похоже на куски оленьих рогов.
— Они и есть, — подтвердил Трой. — Из пантов делают лекарства.
Проходя мимо рыбной лавки, Томми показал на громадных шипастых черепах, что по-прежнему пытались сбежать из своих молочных ящиков.
— И люди их едят?
— Ну да — те, кому они по карману.
— Тут как за границей.
— Это она, — ответил Трой. — Чайна-таун — очень закрытая община. Вообще невероятно, что ты здесь живешь. Я сам китаец, а тут никогда не жил.
— Пришли, — сказал Томми, остановившись у двери.
— Так ты хочешь, чтоб я спросил у них про цветы — и что еще?
— Ну, про вампиров.
— Да ну тебя.
— Я ж говорю, я тут мужика встретил, Императора, он сказал, что это могут быть вампиры. — Томми двинулся вверх по ступенькам.
— Он тебе лапшу на уши вешал, Томми.
— Это он мне рассказал про работу у вас в магазине, а оказалось — правда.
Томми открыл дверь, и пятерка Вонов воззрилась на них с коек.
— Бай-бай, — сказали они.
— Бай-бай, — ответил Томми.
— Милое местечко, — произнес Трой. — Спорим, квартплата убойная.
— Полста в неделю, — сказал Томми.
— Полста, — сказала пятерка Вонов.
Трой жестом выставил Томми из комнаты.
— Дай-ка я поговорю тут минутку.
И закрыл дверь. Томми остался ждать в коридоре, прислушиваясь к гнусавому треньканью разговора Троя с пятеркой Вонов. Они там будто на банджо играли. Через несколько минут Трой вышел и поманил Томми за собой на улицу.
— И чего? — спросил Томми уже на тротуаре.
Трой повернулся к нему — похоже, он едва сдерживался, чтоб не расхохотаться.
— Эти ребята только что с судна, мужик. Понимать их трудновато, они на каком-то местном диалекте болтают.
— И?
— И тут они нелегально, их пираты контрабандой привезли. Пиратам они должны, типа, тридцать штук за билет, а если их поймают и вышлют обратно в Китай, должны они все равно будут. А в провинции за такие деньги надо лет двадцать вкалывать.
— И? — спросил Томми. — Как это с цветами-то связано?
Трой хихикнул.
— Я к этому подхожу. Видишь ли, они хотят получить гражданство. Если они станут гражданами, им станут давать работу получше, и они быстрее расплатятся с пиратами. А обратно тогда уже их никто не отправит.
— Так, а цветы?
— Их тебе кладут Воны. Они за тобой ухаживают.
— Что?
— Они где-то слышали, что в Сан-Франциско мужчины женятся на мужчинах. И вот они прикинули, что если убедят тебя на них жениться, то станут гражданами и останутся здесь. У тебя, чувак, тайные воздыхатели.
Томми вознегодовал.
— Они что ж, думают, я гей?
— Они не знают. А мне на самом деле кажется, им пофиг. Они меня попросили попросить у тебя руки. — Трой наконец не справился с собой и заржал.
— И что ты им сказал?
— Сказал, что спрошу.
— Гондон.
— Ну, я ж не хотел говорить им нет, у тебя не спросив. Они сказали, что будут хорошо о тебе заботиться.
— Поди скажи им нет.
— У тебя что-то против азиатов? Слишком хорош для нас?
— Да нет же, не в этом дело. Я…
— Я им скажу, что ты подумаешь. Слушай, мне домой надо, поспать перед работой. До вечера. — И Трой зашагал прочь.
— Сегодня выносишь мусорные баки, Трой. Я там главный, знаешь? Лучше, если Саймону с парнями ни слова.
— Как скажешь, Неустрашимый Вождь, — крикнул Трой через плечо.
Томми остался на тротуаре придумывать угрозу подейственней.
Через полквартала Трой обернулся и заорал:
— Эй, Томми!
— Чего?
— Из тебя выйдет симпатичная невеста.
Томми пустился бегом за Троем Ли, и глаза его метали молнии.
Закат. Сознание обрушилось на Джоди ведром холодной воды.
Она подумала: «Как жаль, что я больше не просыпаюсь осоловелой, не жду, когда сварится кофе. Сейчас заботы сразу наседают со всех сторон, а это фигово.
Ну чем я думала? Перед свиданием оставить себе лишь полчаса на сборы? Нечего надеть. Я ж не могу явиться в джинсах и толстовке — и попросить этого парня ко мне переехать. Я про него вообще ничего не знаю. А если он алкаш, или женщин бьет, или вообще маньяк-убийца? По ночам в гастрономах всегда же только такие и работают, нет? И соседи вечно говорят: „Ночами работал, себе на уме. Кто б мог подумать, что он зажарит мальчишку-газетчика в масле?“ Но он сказал, что я красивая, а у всех свои недостатки. Кто я, чтоб кого-то судить? Я же…»
Ей не хотелось думать о том, кто она сейчас.
Джоди натянула джинсы и неистово накладывала тот немногий макияж, что у нее был с собой.
Она думала: «Я могу читать мелкий шрифт в темноте, вижу с сотни ярдов, где прячется теплая крыса, — но все равно не в состоянии накраситься так, чтобы не ткнуть себя в глаз».
Джоди отошла от зеркала и постаралась обороть самокритику — попыталась взглянуть на себя объективно.
«Я похожа на воззвания ночного телевидения к ушибленным модой, — подумала она. — Не годится».
Джоди оторвалась от зеркала, потом бросила еще один последний взгляд, поправила прическу, пошла уже к двери, но посмотрелась в зеркало еще разок, потом совсем было вышла, помедлила глянуть опять…
— Нет! — громко сказала она. Выбежала за дверь, вниз по ступенькам и к автобусной остановке, где принялась переминаться с ноги на ногу, словно дожидаясь, когда на пивном турнире освободится туалет.
Весь день Томми старался не попадаться на глаза пятерке Вонов. За жильем наблюдал снаружи, пока не убедился, что все ушли, после чего прокрался и похватал кое-какой чистой одежды, сбегал в душ, переоделся и так же украдкой сбежал. На автобусе доехал до плазы «Ливайс», а там на лавочке подремал, пока голуби и чайки подбирали вокруг мусор. Ближе к вечеру с залива подул холодный ветер, Томми замерз и проснулся.
По Сэнсом он прошел до Северного пляжа, на ходу стараясь размять рубцы от скамеечных досок, впечатавшихся в затылок. Миновал компанию подростков, которые выпендривались и попрошайничали на тротуаре, и один бутуз крикнул:
— Сэр, уделите квортер на подводку для глаз?
Томми порылся в кармане джинсов и отдал пацану всю мелочь. Никто его раньше не звал «сэром».
— Ой, спасибо, сэр! — выпалил пацан высоким женским голосом. И засветил горсть мелочи остальным так гордо, словно ему вручили средство от рака.
Томми улыбнулся и пошел дальше. По его расчетам, с тех пор как он перебрался в Город, попрошайки ему стоили десятку в день — десять долларов, что вообще-то было ему не по карману. Казалось, он не в силах отвернуться и пройти мимо, как все остальные. Может, такому научаешься не сразу. Может, неумолимый натиск отчаянья притупляет тебе сострадание. От просьб дать денег на еду у него всегда урчало в животе, и квортер — невеликая цена утишения. Просьба же на подводку для глаз взывала к его писательской стороне — той, что верила, будто творческая мысль чего-то стоит.