Джоди подумала: «Наверное, я все ж не жалею, что во мне нет кое-чего человеческого».
Натянув пару тренировочных штанов и майку Томми, она открыла дверь спальни. Похоже, в кухне село на мель исправное судно «Международные блинчики». Все горизонтальные поверхности до единой покрывал слой сброшенного с борта завтракового груза. Джоди аккуратно пошла через обломки, стараясь не наступать на тарелки, сковородки, кофейные кружки и пивные банки, покрывавшие весь пол. За морозилкой и кухонной стойкой она обнаружила выжившего в кораблекрушении.
Томми лежал на футоне, раскинув члены, и храпел. У головы покоилась пустая бутылка из-под «Бушмиллз».
Джоди постояла, прикидывая в уме варианты. С одной стороны, хотелось впасть в ярость — растолкать Томми и наорать на него за то, что осквернил святость их жилища. Обоснованная истерика очень соблазняла. С другой стороны, прежде Томми всегда был заботлив. И конечно же, он все уберет. Больше того, бодун, который ему придется пережить, — сам по себе такое наказание, которое она и на неделю ему не назначит. Ну и да — на самом деле Джоди не очень злилась. Какая разница? Просто беспорядок. В общем, решение принять было трудно.
Она подумала: «Ай, черт, ни вреда, ни ущерба. Сделаю ему кофе и посмотрю в глаза, мол, ты меня так разочаровал».
— Томми, — произнесла она, присев на край футона и мягко потрепав его плечо. — Проснись, милый; ты разгромил нам весь дом, и я хочу, чтоб ты помучился.
Томми приоткрыл налитый кровью глаз и простонал.
— Болею, — выдавил он.
Джоди расслышала конвульсивный плеск у него в желудке и, не успев толком ничего сообразить, подхватила его под мышки и поволокла к кухонной раковине.
— О боже мой! — возопил Томми, но если и собирался что-либо к вышесказанному добавить, все речи его заглушил желудок, извергнувшийся в раковину. Джоди придерживала его, тайно улыбаясь от удовлетворения праведного трезвого человека.
Через несколько секунд рвоты Томми ахнул и посмотрел на нее. По лицу его текли слезы. Из носа тянулись нити соплей.
Джоди бодро произнесла:
— Выпьешь что-нибудь? Я сделаю.
— О боже мой! — Голова снова нырнула в раковину, и спазмы вновь сотрясли все его тело. Джоди хлопала его по спине и повторяла:
— Бедный малыш, — пока он опять не вынырнул оттуда за воздухом. — А позавтракать не хочешь? — участливо спросила она.
Томми снова нырнул поближе к сливу.
Минут через пять спазмы утихли, и Томми обвис на краю раковины. Джоди отвернула кран и обмыла ему лицо из душевой лейки.
— Мне кажется, вы с ребятами утром небольшую вечеринку тут устроили, нет?
Томми кивнул, не подымая головы.
— Я старался их не пустить. Прости меня. Я подонок.
— Это правда, милый. — Она потрепала его по волосам.
— Я все уберу.
— Да, уберешь, — сказала она.
— Мне очень, очень плохо.
— Конечно, плохо. Мы хотим обратно на футон и сесть?
— Воды, — сказал Томми.
Джоди налила ему стакан воды и поддерживала, пока он пил, а потом нацелила в раковину, когда вода забила струей обратно.
— Ты закончил? — спросила она.
Томми кивнул.
Джоди втащила его в ванную и умыла ему лицо — терла при этом жестковато, как сердитая мамаша, плюющая в носовой платок и абразивно стирающая шоколад с мордашки перемазавшегося чада.
— А теперь поди сядь, я тебе кофе сделаю.
Томми доплелся до большой комнаты и рухнул на футон. Джоди нашла в буфете фильтры, но вот все чашки испачкали Животные. Они стояли по всей студии — или валялись, или из них не допили виски, разбавленный растаявшим льдом.
Льдом?
— Томми!
Он застонал и схватился за голову.
— Не ори.
— Томми, вы лед из морозилки брали?
— Не знаю. Саймон был барменом.
Джоди смахнула тарелки и сковородки с крышки морозильного ларя и распахнула ее. Лотки льда, которые Томми покупал для экспериментов с утоплением, были пусты и разбросаны по всей камере. На нее глядело мерзлое лицо Пири. Джоди захлопнула крышку и ринулась через всю комнату к футону.
— Черт бы тебя задрал, Томми, как ты мог быть таким безответственным?
— Не ори. Пожалуйста, не надо. Я все уберу.
— Жопу мою ты уберешь. Кто-то лазил в морозилку. Кто-то видел труп.
— По-моему, меня сейчас вырвет.
— А в спальню они тоже заходили, пока я спала? Они меня видели?
Томми обхватил голову так, будто она сейчас треснет и мозги в любой миг выплеснутся на пол.
— Им в туалет надо было. Все в порядке — я тебя накрыл, чтобы свет не попал.
— Идиот! — Джоди схватила кофейную кружку, чтобы запустить в него, но осеклась. Надо свалить отсюда, покуда она его не изувечила. Пока она ставила чашку на стойку, ее всю трясло. — Я пошла, Томми. Приберись здесь хорошенько.
Джоди развернулась и двинула в спальню одеваться.
А когда вышла, по-прежнему трясясь от ярости, Том стоял посреди кухни с покаянным видом.
— Ты вернешься до того, как я уйду на работу?
Она злобно посмотрела на него.
— Не знаю. Понятия не имею, когда я вернусь. Почему ты табличку на дверь не повесил: «Смотреть на вампира — сюда»? Ты же с моей жизнью играешь, Томми.
Он не ответил. Джоди развернулась и вышла, хлопнув дверью.
— Я покормлю тебе черепашек, — крикнул Томми ей вслед.
Часть III
ОХОТНИКИ
ГЛАВА 25
Разоделись
Томми вихрем носился по студии, собирал пивные банки и тарелки с завтраком и утаскивал все на кухню.
— Сучка! — жаловался он Пири. — Акула. У меня же нет опыта. В «Космо» ж не печатают статей, как ухаживать за вампиршами. Кровь пьют, днем спят, черепах ненавидят, ползают украдкой, не покупают туалетную бумагу — черствая сучка! — Он вывалил охапку тарелок в раковину. — Я этого не просил. Ко мне на завтрак приходят друзья, а она с катушек слетает. Я разве возмущался, когда ее мамаша заявилась без предупреждения? Я слово сказал, когда она дохлого парнягу домой приволокла и под кровать засунула? Без обид, Пири. Я жалуюсь на ее жуткий график жизни? На ее гастрономические наклонности? Нет, я не сказал ни слова… Не то чтоб я приехал в Город, типа: «О, скорей бы найти такую женщину, у которой в жизни одна радость — высасывать из меня телесные жидкости». Ладно, может, для того я в Город и приехал, но не в этом смысле.
Томми завязал мусорный мешок, набитый пивными банками, и швырнул в угол. Жестяной треск эхом отдался у него в голове, напомнив о похмелье. Томми сжал пульсирующие виски и ввалился в ванную, где его тошнило, пока он не решил, что сейчас его желудок вывернет наизнанку. После чего он оттолкнулся руками от раковины и вытер глаза. Из ванны на него взирали две каймановы черепахи.
— Чего уставились?
Челюсть Скотта отпала, и он зашипел. Зелда нырнула в испакощенную воду, налитую на фут, и поплыла, упершись носом в угол ванны.
— Мне в душ надо. А вы, ребята, попаситесь пока.
Томми нашел полотенце и оборол черепах одну за другой, а потом встал под душ и стоял там, пока вода не остыла. Одеваясь, он смотрел, как Скотт и Зелда бродят по спальне, сталкиваясь со стенами — после чего они всякий раз давали задний ход и уползали, пока перед ними не вырастала новая стена.
— Вам тут плохо, ребята, да? Никто вас не ценит? Ну, похоже, Джоди вы без надобности. Известное ли дело — вампир со слабым желудком? Незачем нам тут всем мучиться.
Молочные ящики, в которых сюда приехали Скотт и Зелда, Томми оставил под грязное белье. Теперь он все вывалил на пол и выстелил ящики мокрыми полотенцами.
— Пошли, ребята. Идем гулять в парк.
Он определил Скотта в ящик и вынес на тротуар. Потом вернулся за Зелдой и вызвал такси. А когда опять спустился, из литейной мастерской вышел один скульптор-мотоциклист. Стоял и промокал бороду от пота банданой.
— Наверху живешь, да? — Скульптору было лет тридцать пять — волосатый и бородатый, в закопченных джинсах и таком же жилете, без рубашки. Из жилета вылезало пивное брюхо и свисало на ремень, как здоровенный волосатый мешок с пудингом.