— Как тогда насчет адвоката? — спросил Ривера. — Или звонка?
— Мне к полуночи надо на работу, — сказал Томми. — Если станет понятно, что задерживаюсь, тогда и позвоню.
Кавуто расхаживал по комнате, соразмеряя поступь так, чтобы с каждым своим утверждением резко разворачиваться к задержанному. Вот и сейчас развернулся:
— Ну да, детка, ты еще как опоздаешь — лет на тридцать, если тебя не поджарят.
Томми испуганно отшатнулся.
— Хорошо сказано, Ник, — промолвил Ривера.
— Спасибо. — Кавуто улыбнулся, не вынимая изо рта незажженную сигару, и отступил подальше от стола, за которым сидел Томми.
А Ривера к нему придвинулся.
— Ладно, старина, адвокат вам не нужен. С чего хотите начать? Мы поймали вас с поличным на двух убийствах, вероятно — трех. Если вы нам все расскажете, все до конца и про все остальные убийства, может, нам удастся смягчить смертный приговор.
— Я никого не убивал.
— Не юли, — сказал Кавуто. — У тебя в морозилке два трупа. Книга, найденная под третьим напротив твоего дома, вся в твоих пальчиках. Мы установили, что ты жил в мотеле, у которого мы нашли четвертое тело. И в шкафу у тебя полно женской одежды, а свидетели показывают, что видели женщину рядом с тем местом, где мы нашли пятый труп…
Томми перебил его:
— Вообще-то в морозилке только один труп. Второй — это моя подруга.
— Больной ты уебок. — Кавуто шагнул ближе, как бы намереваясь стукнуть Томми. Ривера шевельнулся как бы удержать его. Томми всерьез вжался в спинку стула.
Ривера отвел Кавуто в дальний угол комнаты.
— Дай-ка я им сам минутку позанимаюсь? — Кавуто остался бухтеть в углу, а Ривера вернулся и сел напротив Томми. — Послушайте, старина, мы вас на двух мертвяках поймали, что называется, намертво. Косвенные улики еще по одному убийству. В тюрьму вы и так садитесь очень и очень надолго, а со всеми отягчающими смертный приговор весьма и весьма вероятен. Если вы нам сейчас расскажете все и ни о чем не умолчите, мы, вероятно, сумеем вам помочь, но нам нужно от вас достаточно, чтобы закрыть все дела. Вы меня понимаете?
Томми кивнул.
— Но я никого не убивал. Джоди я положил в морозилку — готов признать, с моей стороны это было черство, но я ее не убивал.
Кавуто зарычал. Ривера кивнул, как бы принимая показания на веру.
— Прекрасно, но если не вы, то кто их тогда убил? Вас какой-то знакомый во все это втянул?
Кавуто взорвался:
— Ох господи боже, Ривера! Тебе чего надо, видеопленку? Этот говнюк малолетний все и сделал.
— Ник, прошу тебя. Еще минутку, будь добр?
Кавуто подскочил к столу и навис над ним так, что оказался с Томми нос к носу. Хрипло и грубо он прошептал:
— Флад, не думай, что подмигнешь, попой качнешь — и увильнешь. На Кастро это, может, и вышло бы, но тут у меня иммунитет, ты меня понял? Я сейчас уйду, а когда вернусь, если ты не расскажешь моему напарнику все, я причиню тебе боль. Много боли, а никаких отметин на тебе не останется. — Он выпрямился, повернулся и вышел из кабинета.
Томми посмотрел на Риверу.
— Подмигнешь? Качнешь попой?
— Ник считает, что вы с ним кокетничаете.
— Он что, гей?
— Клейма ставить некуда.
Томми покачал головой.
— Ни за что б не подумал.
— И к тому же Храмовник.[30] — Ривера вытряхнул из пачки сигарету и закурил. — Внешность обманчива.
— Эй, мне показалось, здесь курить не разрешают.
Ривера выпустил струю дыма Томми в лицо.
— У тебя в морозилке два трупа, а ты мне о вреде курения будешь рассказывать?
— И то верно.
Ривера откинулся на спинку стула.
— Томми, я дам тебе еще один шанс рассказать мне, как ты убил всех этих людей, а потом впущу сюда Ника, а сам уйду. Ты ему очень нравишься. Комната звукоизолирована, понимаешь?
Томми жестко сглотнул.
— Вы мне все равно не поверите. История тут довольно фантастическая. Замешана сверхъестественная чертовщина.
Ривера потер виски.
— Тебе Сатана велел все это сделать?
— Нет.
— Элвис?
— Я же сказал — сверхъестественное.
— Томми, я сейчас тебе скажу такое, чего никому никогда не говорил. Если ты кому-нибудь про это хоть взглядом расскажешь, я все буду отрицать. Пять лет назад я видел белую сову с размахом крыльев семьдесят футов — она слетела с небес, схватила со склона холма демона и утащила с собой в небеса.
— Я слышал, полиции достаются отличные наркотики, — сказал Томми.
Ривера встал.
— Пойду приглашу Ника.
— Не, погодите. Я вам все расскажу. Это вампир. Можете оттаять Джоди и у нее спросить.
Ривера протянул руку и включил магнитофон.
— Теперь давай помедленней. Начинай с начала и рассказывай вплоть до того момента, когда мы ввели тебя в эту комнату.
Через час Ривера встретился с Кавуто за односторонним зеркалом. Тот был недоволен.
— Знаешь, я бы предпочел, чтоб ты просто пригрозил ему, что я его отлуплю.
— Но ведь получилось, нет?
— Мы ничего отсюда использовать не сможем. Все никуда не годится. Если он не откажется от этих показаний, ему припишут невменяемость. Слишком все неправдоподобно. Я хочу знать, как он сливал кровь из трупов.
— Парнишка считает себя писателем. Воображением козыряет. Пускай немного посидит, съест чего-нибудь. Я хочу найти Императора.
— Того психа?
— Он уже несколько недель звонит и рассказывает, что видел вампира. Может, и парнишку застал за каким-нибудь убийством.
ГЛАВА 29
Наши соболезнования
Гилберту Бендетти нравилась его работа — очень нравилась. Вроде как трудишься на правительство, хорошие льготы, да и ничего сложного. И по ночам он работать любил — тихо, спокойно, в морге больше никого, и не надо стесняться своего веса или скверной кожи. Ему нравилось играться с казенными компьютерами и лабораторным оборудованием, официальным тоном отвечать на звонки. Ночной сторож у криминалистов — вообще отличная работа, даже если не ебешься с трупами, а с учетом этого обстоятельства — так и вообще рай на земле.
Сегодня Гилберт весь бурлил от предвкушений. Днем прикатили мисс Что Надо и оставили ему с недвусмысленной инструкцией: в холодильник не класть, пусть оттаивает перед вскрытием. Ее какой-то психопат в морозилку засунул. А под мышки ей этот больной урод заложил мороженые обеды. И вот теперь она свернулась на каталке, дразнит его. Платьице для коктейлей, рыжие волосы — Гилберт еле мог дождаться своего часа.
Он расписался в журнале и запер свои дрочилкины журнальчики в ящик стола, после чего расстегнул лабораторный халат и пошел в морг проверить ее на гибкость. В последний раз она уже начала немного подаваться, но Гилберт знал, что внутри она, ну… фригидна, хотя из подмышек у нее уже начала стекать подливка от стейка-солзбери.
Гилберт ввалился в стеклянные двери морга — и вот она, какой он ее и оставил, надутые губки манят, прекрасные ноги подогнуты.
— Мой ангел, — сказал Гилберт. — Помочь тебе с этими противными колготками?
Он распрямил ей ноги на каталке и задрал юбку. Еще прохладная, но уже подвижная. Это хорошо, поскольку стоит упрочиться трупному окоченению, страсть может согнуть тебя в такие позы, что и йогам не снились. Не раз и не два Гилберт тянул себе спину.
Колготки у нее были черные, но ступни — в пыли, за исключением правого большого пальца. Должно быть, босиком ходила. А большой палец Гилберт позволил себе обсосать дочиста вскоре после того, как ее привезли. Ну как бы в порядке предварительных ласк.
Он подумал было смерить ей температуру мясным термометром, но она была так идеальна, что портить это прекрасное тело не хотелось. Гилберт сунул руку ей под юбку, зацепил колготки за пояс и начал стаскивать.
— Черные кружевные трусики, боже ж ты мой… — Он попробовал вспомнить, как ее зовут, потом проверил бирку на пальце ноги. — Боже ж ты мой, Джоди, откуда ты знала, что я люблю черные кружева?
Он вдумчиво скатал ей колготки с ног — прервался лишь на то, чтобы отцепить бирку, затем провел руками по бедрам, дотянулся до трусиков.