Подумал я и о том, расскажет ли мне Манфред Юст что-нибудь о своих выводах в связи с заявлением, о своем ученике Марке Хюбнере и о мастере Фолькмане.
Нет, в ближайшее время мы об этом не говорили.
Отношения с Юстом в школе наладились, дни шли, да и работать нужно было.
Карл Штребелов так и не сумел переварить эту историю, хотя справедливости ради должен сказать, что замечал это только я, иной раз по пустячной фразе, иной раз по обидному словечку, когда речь заходила о Манфреде Юсте. Карл Штребелов старался держать себя в руках. От Манфреда Юста он сознательно отгораживался, относился к нему с особой осторожностью, никогда не хвалил его, но и не ругал. А это как раз плохо. С разных точек зрения плохо.
Юст во многие наши дела внес интересные новшества. Это было очевидно. И никакого отклика со стороны директора.
Штребелов только со мной говорил о Юсте. Так случилось и в тот раз, когда пошли слухи, будто Юст ввел в классе новую систему оценок. Он будто заявил, что ему нужны «реальные отметки», а это означало одно — он не согласен с существующей у нас системой оценки знаний.
Штребелов обратился ко мне:
— Выясни, что там делается. Парень только сеет панику. Всем он недоволен, все хочет любой ценой перекроить.
— Это задание? — спросил я.
— Разумеется, — буркнул Штребелов.
Я вспомнил мнение Юста о средней оценке в восьмом «Б» прошлой осенью, когда он заглянул в классный журнал.
Без обиняков объявил я Юсту, какое получил задание и от кого, чтобы между нами была полная ясность.
— Так кто же у нас против реальных отметок? — поинтересовался он.
— Никто, — сказал я, — но разные люди понимают под этим, видимо, разное.
— Конечно, — согласился Юст, — вообще оценка знаний — самая сложная часть нашего дела.
— Так стоит ли ее еще больше усложнять?
— И вы, судя по всему, считаете, что этим я и занимаюсь?
— Я ничего не считаю. Я хотел бы знать, что вы собираетесь делать, и собираетесь ли вообще, ведь беспокоятся школьники и родители. Вот и все.
— Странно. Кто беспокоится?
— Ничего странного, дело именно так и обстоит.
Ну, подумал я, Юст не желает облегчить мне задачу. С его манерой держаться не так-то легко справиться.
— Ученики и родители беспокоятся оттого, что я хочу заранее поделиться с ними моими размышлениями об отметках и общей оценке успеваемости? — спросил он.
— Выскажитесь яснее. Что значит «заранее поделиться»?
— Заранее — значит заранее, и если иметь в виду учебный год, то это вполне поддается уточнению.
— Но может, вы все-таки потрудитесь высказаться конкретнее?
— Сразу же после зимних каникул я проанализирую оценки за полугодие и сделаю из этого выводы.
— О, это и впрямь заранее, что верно, то верно. Я бы даже сказал — очень уж заранее.
— Отчего же?
— Тем самым вы повлияете на оценки. А ведь многое еще можно поправить.
— Кеене, это на вас непохоже!
Я взглянул на него, на лице его написано было высокомерие, чего я терпеть не мог. Он закусил удила и способен был наговорить бог знает что. Зачем пустился я с ним в эти рассуждения? Зачем спорить с Юстом о деле, в котором мне прежде всего следовало разобраться самому? Даже задание Штребелова не требовало от меня поначалу ничего другого. И вот мы вернулись на исходные позиции, хотя сблизились в последнее время. Отчего? Не оттого ли, что я хоть и желал, чтобы Юст расшевелил нас, но, когда он сделал решительный шаг, испугался?
От Штребелова я получил определенное задание: призвать этого возмутителя спокойствия, сеющего панику, к порядку. Не без умысла дал Карл Штребелов это поручение мне. Для меня Юст уже давно не возмутитель спокойствия. Не знаю, что происходило с Юстом, уяснить себе это было мне в ту пору чрезвычайно трудно. По временам какое-то отчаянное любопытство побуждало меня сблизиться с ним, даже ценой собственного спокойствия и равновесия.
— Зачем нам спорить, коллега Кеене, — вполне миролюбиво сказал Юст. — Проверьте все сами. Завтра я собираю родительский актив. На следующей неделе — собрание родителей. Мы обсудим успеваемость ребят и оценки. Самое обычное мероприятие.
— Хорошо, — согласился я. — Я буду.
На собрании актива ничего особенного не произошло. Юст представил меня, и, конечно же, никто не удивился, что к ним пришел заместитель директора. Со многими родителями я был знаком — умные, ответственные люди, почти все они работали на заводе.