В Александрии вернувшихся из Парижа членов учебной миссии встречал и приветствовал Ибрахим-паша. Рифа‘а ат-Тахтави был принят и обласкан Мухаммадом ‘Али, получившим от Жомара самый лестный отзыв об уме и способностях молодого египтянина. Рифа‘а был дарован земельный надел в 36 федданов в деревне ал-Ханика, неподалеку от Каира, и он получил назначение старшим группы переводчиков в медицинскую школу в Абу За‘бале, которой тогда руководил Клот-бей (не упоминающий, однако, об ат-Тахтави в своей книге). Занятия вели преподаватели-иностранцы на французском языке при помощи переводчиков-арабов, в большинстве своем сирийцев, владеющих обоими языками. Позже ат-Тахтави был зачислен, также в качестве переводчика, в артиллерийскую школу, где он занимался переводом учебных книг по техническим наукам и географии (за перевод «Географии» Мальт-Брюна ему было присвоено воинское звание саг, равноценное майорскому). В 1834 г., т. е. в год выхода в свет книги ат-Тахтави, была создана Административная школа (мадрасат ал-идара), готовившая чиновников для государственных учреждений. Преподавали в ней учившиеся в Париже одновременно с ат-Тахтави Артин Шукри-эфенди и Истифан Расми-эфенди. Учебная программа школы включала в себя некоторые гуманитарные науки, и по просьбе Рифа‘а он был переведен в нее. Именно на базе этой школы Мухаммад ‘Али создал в 1836 г., опять же по предложению Рифа‘а, знаменитую Школу языков (мадрасат ал-алсун), при которой позже было создано Бюро переводов (калам ат-тарджама), и ат-Тахтави стал ее директором. В школе помимо языков — арабского, французского, турецкого, фарси, итальянского и английского — изучались история, география, литература, шариат и законодательство, а также практика перевода. Переводы книг, выполняемые учащимися, правились и редактировались преподавателями арабского языка. Сам Рифа‘а преподавал языки, административные науки, шариат и французское законодательство. Таким образом, ат-Тахтави занял должность, наиболее отвечающую его способностям и наклонностям, — переводчика и учителя. За первые десять лет существования школы в ней было подготовлено более ста квалифицированных переводчиков. И если поначалу, пока еще продолжались строительство армии и военные походы Мухаммада ‘Али, переводилась преимущественно учебная и научно-техническая литература, то позднее ученики Рифа‘а стали переводить и труды по гуманитарным наукам. В числе первых были переведены «История Карла XII, короля Швеции» Вольтера (перевод старшего унтер-офицера Мухаммада Мустафы, 1841), «История Карла V» английского историка В. Робертсона (1842) и «История Петра Великого» (1849), заказанная в свое время Вольтеру дочерью Петра Елизаветой. Был также начат по инициативе самого Мухаммада ‘Али, но по каким-то причинам не завершен, перевод книги Никколо Макиавелли «Государь». Эти сочинения привлекли внимание главным образом тем, что в них описывалась деятельность великих личностей и излагались принципы их государственной политики. Правда, переводчики в своих комментариях к произведениям Вольтера оценивали его философские и политические взгляды неодобрительно либо же как не поддающиеся пониманию (т. е. с тех же позиций, что и ат-Тахтави), но и без этого сколько-нибудь серьезного отклика в обществе они в то время встретить не могли из-за чрезвычайной узости самого круга читателей и их малой восприимчивости к подобного рода взглядам. За годы существования школы (первый раз ее закрыл внук Мухаммада ‘Али ‘Аббас I в 1849 г., а окончательно школа была закрыта в 1882 г., после оккупации Египта англичанами) всего было переведено, главным образом с французского, а также с английского и итальянского языков около 2 тыс. книг.
Масштабы личности Мухаммада ‘Али признавались многими и на Востоке и на Западе. Клот-бей, долго работавший в непосредственной близости от паши, утверждал, что Мухаммад ‘Али «во всех отношениях принадлежит к числу самых замечательных людей и величайших гениев, какие только бывали на Востоке» (Клот-бей 1843, IX), Высоко оценивал его ум и Карл Маркс. Даже ал-Джабарти, осуждавший деспотические методы правления Мухаммада ‘Али, отдает должное его достоинствам: «Если бы Аллах, — пишет историк, — наделил его справедливостью в дополнение к присущей ему решительности, способности руководить, организовывать, проницательности и способности дерзать, то он был бы единственным для своего времени и чудом эпохи» (Джабарти 1963, 569). Лейн считал, что «введением европейских наук Мухаммад ‘Али значительно повысит интеллектуальный и моральный уровень этого народа и тем самым в какой-то мере компенсирует деспотический характер своего правления» (Lane, 223). Действительно, в профессиональных училищах, открытых при Мухаммаде ‘Али, обучалось медицине, хирургии, астрономии и другим наукам большое число молодых египтян, готовящихся для государственной службы. Француз Присс д’Авенн (1807—1879), архитектор по образованию, живший в Египте с 1829 по 1847 г. (там его именовали Идрисом-эфенди), а до того сражавшийся в рядах греческих повстанцев, побывавший в Индии и Палестине и привлеченный в Египет известиями о том, что Мухаммаду ‘Али требуются специалисты для осуществления строительных и ирригационных проектов, оценивает личность паши с иных позиций: «Мухаммад ‘Али удовольствовался тем, что заставил европейскую прессу поднять шум вокруг его имени. Он подчинил себе окружающие народы и запугал султана в Стамбуле. Если вглядеться в его бурную деятельность, то мы увидим правителя, жаждущего славы, но не законодателя, закладывающего основы благоденствия на будущее, не обновителя, помышляющего об установлении справедливости и воспитании граждан, способных и мирно трудиться и, если надо, защищаться, и не патриота, взращивающего в душах людей любовь к родине, чувство того, что родина им дорога. Он действует не ради будущего народа, и его власть — единолична, она черпает свою силу и авторитет только в его личности» (Идрис-эфенди, 26). Будучи вхож в семейство правителя — одно время он занимался обучением детей Ибрахима-паши — Идрис-эфенди был наслышан о любимой поговорке Мухаммада ‘Али: «Народ что кунжут, из него надо масло давить». По мнению Идриса-эфенди, «правитель Египта имел весьма смутное представление о справедливости и естественных правах человека и вряд ли относился к ним сочувственно: провозглашенные им — и воспетые панегиристами — законодательные акты никогда не претворялись в жизнь… А египетские феллахи называли его Залим-баша, т. е. «Тиран-паша»» (Идрис-эфенди, 81).