Профессор попытался было сгладить необоснованную резкость, сказав искательно:
– Простите, Олег Павлович, я вас не имел ввиду.
Но отношения между ними дали уже трещину. И от начальника отряда повеяло заметным холодком, когда он записал в карточку осужденного Бармалеенко «строгий выговор», предупредив, что при повторном нарушении вынужден будет ходатайствовать о помещении осужденного Бармалеенко в штрафной изолятор.
А не будь этой необоснованной резкости, профессор мог ограничиться «предупреждением», так как недоверчивый и ранимый капитан Свентицкий и сам в душе считал майора Момота, если не «волком тряпичным», то, по меньшей мере, человеком с неприятными привычками. Упомянутый майор завалил рапортами всю зону, можно было подумать, что он не начальник лечебного учреждения, а начальник оперативно-режимной части, причем – очень ретивый.
Профессор не мог научно обосновать поведение своего второго «я», но дилетантское знакомство с некоторыми работами Фрейда и Павлова, наводило на мысль о преобладании над сознанием группы сложных инстинктов или условных рефлексов, могущих привести к серьезному заболеванию психики. Впрочем, если быть честным, профессор знал о Павлове только два факта: то, что академик мучил собак, кормил их по звонку, а потом вместо еды только звонил. Профессор сочувствовал собакам: он ждал каждого звонка на завтрак, обед и ужин с таким же нетерпение, как лабораторные псы, а уж слюна бежала у него даже до звонка, демонстрируя преимущество высшего разума перед низшим. Второй известный Дормидону Исааковичу факт из учения Павлова относился, скорей, к биографии академика. Он знал, что Павлов прожил более 90 лет и отличался до самой смерти завидным здоровьем.
О Фрейде профессор, если опять быть честным, знал только то, что все изобретения связаны с инстинктами продолжения рода. Так, если человек выдумал самолет, то аналог в человеческой психике один – вздымания фаллоса при возбуждении. Единственное, чего не мог понять профессор, – как установить связь между сексуальными побуждениями и изобретением трактора.
Рассуждая обо всех этих серьезных проблемах, профессор замешкался при выходе из жилой зоны в рабочую и получил от Толи Ковшова звонкий удар счетной доской по ягодице. Тут уж Гошино подсознание, не советуясь с мудрым мозгом Брикмана, рявкнуло во весь голос:
– Ты че, падла ментовская, все стрелы перепутал? Кого бьешь, фраер дешевый?!
Толя-Жопа и бровью не повел, а товарищи быстренько оттащили разгневанного Бармалея от проходной.
В рабочем бараке профессору дали хитроумное приспособление, называемое челнок, и попытались было объяснить, как при помощи этой деревяшки сплести сетку-авоську, но вовремя вспомнили, что Гоша честный «отрицалово» и оставили в покое. Остальные рабочие отвлеклись на миг от вязания сеток и посмотрели на Бармалея грустно. Его появление в рабочей зоне означало для них еще одно удержание из мизерной зарплаты. Ведь Гоша будет с сего дня числиться полноправным сотрудником бригады, а следовательно, ему полагается четкая норма выработки и зарплата.
Профессор сел в кружок с другими «авторитетами», глотнул чифира и начал прикалывать за дальняк и Адвоката. Слушали его уважительно, вполне прощая неожиданные для прежнего Бармалея интеллигентные обороты речи. Тем более, что они постоянно сглаживались репликами бунтующего подсознания.
И, когда профессору задали загадку: «Мы бьем исправно каждый час. Но вы, друзья, не бейте нас» – подсознание не дало профессору оплошать, как у Свентицкого, ответив за него: «Менты, кто же еще!»
43. Глупая глава
Если глупость отсутствует на лице – значит она присутствует в уме причем в троекратном размере.
День начался весело. Я рано встал, помылся, побрился, выпил кофе. Вспомнил стишок, изображенный на коробочке из под ваксы, доставшейся мне от бабушки. Там нарисован веселый черт с сапожной щеткой в лапе и написано: «Мылся, брился, умывался – Сатана на бал собрался». И проставлены реквизиты: «Фабрика А. Штольца, Екатеринославль, 1892 год». И Сатана именно с большой буквы. Многое из детства утеряно, а вот эта коробочка всегда со мной. Чудны дела твои, господи.
В жизни мне везло на необычные происшествия. Как-то включил телевизор, а оттуда: «Выключи сию же минуту!» Я выключил, оглянулся смущенно, вновь включил. «Выключи, кому сказал» Чуть не выключил вновь, забавно совпало.
А как-то увидел низко летящего лебедя. Он летел над высоковольтными проводами, и я подумал – не задел бы. И тут лебедь задел за провод и грузно упал недалеко от меня. Я хотел подбежать, потом чего-то испугался, повернулся и быстро ушел. До сих пор щемит сердце при этом воспоминание.
Помню еще, ехал в автобусе и водитель объявил: «Поднимитесь с подножки». А маленькая девочка на переднем сидении подняла ножки и сказала маме: «Подними ножки, просят же».
Чудны господние дела! Как-то бухой в мат выпал из поезда, скатился по заснеженному откосу. Весь в синяках, а бутылка, что за пазухой грелась, цела. Глотнул из горла и поплелся на станцию. Если бы не водка – не дошел бы, холодно, я в одном пиджаке, а топать два километра.
В зоне проснулся от того, что капало теплое на голову. Посмотрел, у парня на верхней шконке горло от уха до уха вскрыто. Перелег головой наоборот, чтоб на голову не капало, заснул снова. Зона…
Впрочем, все мы в зоне, только режим у нас разный. Оборотни пристроились около государственной кормушки, живут добротно, но спят плохо – у кормушки полно других желающих, того и гляди отпихнут. Не до сна. Другие на помойках кучкуются, жратва и теплый подвал – все что нужно для жизни. Третьи – охранники. На государственном обеспечении, под защитой закона. Ну и хозяин, естественно, некто, вроде полковника Васильева. Целая свора с ним вместе: оперативники, замполиты, начальники отрядов, снабженцы. Ну а есть еще некие, вроде нейтральные. Ни нашим, ни вашим. Тем всего трудней. Их хата только на словах с краю, а на деле то те, то другие норовят их хату налогом обложить или каким еще побором.
Джентльмен это тот, кто напросившись к одинокой женщине на чай, попьет чай и прощается, считают в Британии. Джентльмен это тот, кто забрав у человека все имущество, оставляет ему жизнь, считают в России. Так что в охранниках у нас сплошные джентльмены.
А день начался вроде весело. Что ж это такие мысли в голову лезут. Уж не Сатана ли сапожный их навеял?
Я активировал свой телепатический орган и попытался найти Ыдыку Бе. Но что-то разладилось после путешествия в прошлое, к забавным богатырям. Я увидел какого-то мрачного редактора неопределенного пола, черкающего мою рукопись[41]. Это видение явно было из будущего. Редактор пробегал текст, изредка ставя пометки, а потом уселся за разгромную рецензию. Я попытался заглянуть ему в сознание, но там было мутно, ясно виделись только орфографический словарь и гонорарная ведомость. В текст рукописи он не вникал, а скользил по нему, будто бегал на коньках «снегурочках» по тонкому льду.
Что же это за рукопись? – подумал я. – Не сочинения ли? Нет, за них я уже получил аванс, теперь их в любом случае добьют до выпуска.
Неожиданно мне удалось прочитать название рукописи, сам не понимаю как – но удалось. Рукопись носила название: «Извращение желаний», в подзаголовке уточнялось: «Разтроенный Ыдыка Бе в России».
Я вновь заглянул в сознание редактора. Теперь к словарю и ведомости прибавилась чашка кофе. «Так свари и выпей», – подумал я в муть его головы. «Рад бы, да нету дома кофе», – с неожиданной четкостью пришла ответная мысль. «Купи!» – разозлился я. «Денег нет, – пришла ответная мысль, вот сдам рецензию на эту муру, получу бабки, тогда, конечно, куплю». «Сам ты мура! – обиделся я. – Все тут правда, конкретные события описаны». «Что-то у меня мозга за мозгу заходит, – возникла отвлеченная мысль моего абонента, – надо завязывать у фантастов работу брать, перехожу в отдел прикладной литературы».