Когда последствия ее разрядки стихают, Мэл обхватывает меня за шею и опускает вниз, чтобы поцеловать. Она никогда бы не сделала этого, когда мы только познакомились. Она всегда ужасно боялась тесных помещений, ограничений и всего, что ее сковывает. И у меня учащается пульс при мысли о том, что она, возможно, привыкает ко мне. Что она хочет чувствовать мой вес на себе. Она хочет больше меня.
Я стараюсь не забегать вперед. Но когда я с Мэл, когда она целует меня так, будто ее желанию нет предела, не делать этого просто невозможно.
Мэл задыхается, когда я ускоряю темп, ее ноги обхватывают мои бедра. И она прижимается ко мне, пока мы вместе приближаемся к кульминации.
— Ya khochu napolnit' tebya zhizn'yu. — Я рад, что эти слова прозвучали на русском, потому что они слишком интимны для того пространства, в котором находятся наши отношения. Но, черт возьми, если я не имею их в виду. Я так сильно хочу, чтобы Мэл была моей. Я хочу наполнить ее жизнью и счастьем, и мысль об этом буквально заставляет мои яйца сжиматься.
— О, блядь, я кончаю! — Мэл стонет мне в губы, и когда ее киска сжимается вокруг меня, я в последний раз проникаю в нее, изливая свое семя в ее глубины.
Мой член пульсирует в такт с ее пульсирующим оргазмом, ее тело высасывает из меня каждую каплю, а мои бедра подрагивают от нахлынувших чувств. Мы задыхаемся, наслаждаясь одним и тем же кислородом, а наши губы продолжают нежно касаться друг друга, когда мы прижимаемся лбами.
— Боже, как мне нравится, когда ты говоришь по-русски, — пробормотала Мэл, отпуская мою шею, чтобы снова опуститься на подушки. Из моей груди вырывается негромкий смешок, и ее стенки сжимаются вокруг моего члена в ответ. Затем Мэл издаёт непроизвольный смешок, словно смущаясь, что произнесла это вслух.
— Тебе нравится, русская речь? — Спрашиваю я, наслаждаясь нехарактерной для нее открытостью, которую она предлагает мне сегодня. Может быть, это что-то в воде, но я чувствую, что этот сдвиг между нами может быть более постоянным, чем я смел надеяться раньше.
К моему удивлению, Мэл отвечает не сразу. Она размышляет.
— Может быть, не весь русский, — уточняет она. — Но когда ты говоришь на нем, то да.
Смысл ее слов заставляет мой желудок подпрыгивать, а сердце сжиматься. Без сомнения, она слышала много русского языка от людей Михаила, когда они взяли ее в плен. Это отнюдь не радостные воспоминания для нее. И все же ей нравится, когда я говорю на этом языке...
Я. Конкретно я.
Наклонившись, я награждаю ее нежным поцелуем.
Затем я выхожу из нее, перекатываясь на кровать рядом с ней, чтобы не придавить ее своим весом. Мэл откидывает одеяло, забирается под него и прижимает меня к себе. Это движение похоже на то, которое ранее совершила Габби. Только гораздо более интимное, без одежды, разделяющей нас. А благодаря длинной и худой фигуре Мэл ее голова оказывается на моем плече, когда она прижимается к нему. Совсем как в нашу брачную ночь.
Сжав грудь, я стараюсь не позволить негативным мыслям заполонить мой разум. Беспокойство о том, что, раз уж страстная встреча закончилась, Мэл может исчезнуть к утру. Я никогда не прощу себе минутной слабости, если она снова решит сбежать.
Моя рука инстинктивно обхватывает ее плечи, и я прижимаюсь губами к макушке ее головы, вдыхая ее лимонно-ванильный аромат. Мел тихонько хмыкает, и от этого звука у меня в груди замирает тоска. Ее пальцы нежно проводят по моей груди, повторяя линии моего фамильного герба - волка с оскаленными клыками, низко пригнувшегося, чтобы выследить добычу.
От мягкого прикосновения по моей плоти бегут мурашки, и я закрываю глаза, с трудом сглатывая, чтобы насладиться этим ощущением.
— Глеб? — Неуверенно спрашивает она, нарушая тишину, которая повисла, между нами.
— Хм? — Я опускаю взгляд, но она не отводит глаз от линий, которые прочерчивает.
— Могу я спросить тебя кое о чем?
Она только что спросила, но я не обращаю на это внимания. Кажется, она хочет поговорить еще, к чему я не привык - особенно с Мэл, но я готов на все, если это поможет ей успокоиться.
— Конечно, — говорю я, стараясь сохранить непринужденность в голосе.
Пауза, затем:
— Почему ты не хочешь быть со мной?
Слова прозвучали так невнятно, что я не могу их разобрать. Мне кажется, что я неправильно ее понял, потому что, если уж на то пошло, это она показала, что не хочет меня. Как это может быть ее вопросом, если именно она продолжает бежать, именно она продолжает отталкивать меня?
Конечно, я поставил точку и попытался подвести черту под нашей близостью. Но как еще, черт возьми, я могу защитить ее, если я постоянно провоцирую ее инстинкты бегства?
— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я после нескольких секунд попыток разгадать ход мыслей, стоящих за ее вопросом.
— Неужели я испортила наши отношения? — Мэл поднимает голову, опираясь на локоть, чтобы встретиться с моими глазами, и густая завеса черных волос мягко падает ей на плечо. — Это что-то, что я не могу исправить? Может быть, наша разница в возрасте? Может, я слишком незрелая?
Это предположение застает меня врасплох. Я ненамного старше ее - на восемь лет, если быть точным. Но я не считаю ее поведение незрелым, и, честно говоря, я не задумывался о том, насколько она молода, с тех пор как впервые спас ее от Михаила.
Я был так зол на него за то, что он пытался продать ее, в ее восемнадцать, хотя он часто продает девушек и моложе. Это одна из многих причин, почему миссия Саши так важна. Кто-то должен уничтожить этого больного ублюдка.
— Я думал о разнице в возрасте, когда мы только познакомились, наверное - о твоем возрасте, я имею в виду. Но с тех пор, как я нашел тебя в Бостоне, эта мысль даже не приходила мне в голову. Это... что-то, что тебя беспокоит? — Возможно, это было препятствием между нами все это время, и я просто не знал. Я не могу винить ее, если она считает, что я слишком стар.
Боже, после всех мужчин постарше, которые пользовались ее услугами, я бы не стал винить ее за брезгливость при мысли о том, чтобы быть со мной. При этой мысли у меня в животе закипает свинец. Если я снова неправильно пойму ее сигналы, я действительно могу вырезать свои бесполезные, мать их, глаза, так что я не могу продолжать обманывать себя.
— Нет, — говорит Мэл, прежде чем я успеваю зайти слишком далеко по темному пути в своих мыслях.
Но последовавшее за этим молчание длится мучительно долго. Потому что она выглядит обеспокоенной, обдумывая свой ответ. Ее подбородок дрожит, и мне требуется все мое самообладание, чтобы не поднять его и не зафиксировать между большим и безымянным пальцами.