Она тяжело сглатывает и продолжает, словно решив за одну ночь вывалить на меня все тяжелые разговоры.
— Я думаю... из-за моего прошлого... я не доверяю мужчинам в целом.
Кто бы мог ее винить? Ничтожные поганцы и больные ублюдки, которые властвовали над ее жизнью, наверняка травмировали ее до предела. И у меня закипает кровь, когда я вижу, как больно ей признавать этот факт. Но я сохраняю спокойствие, заставляя себя сдерживаться, чтобы она могла говорить без перерыва.
— Это... почему я сбежала в первую очередь... почему я продолжаю бежать... но я действительно хочу доверять тебе, — торопливо продолжает она, преодолев ту часть, которую ей было трудно признать. — Я пытаюсь, — обещает она, и голос ее начинает дрожать, а темные глаза блестят от непролитых слез. — И я надеюсь, что ты дашь мне еще один шанс. Я знаю, что могу его не заслужить. Я через многое заставила тебя пройти. И я знаю, что я заноза в заднице...
Пораженный уязвимостью Мэл, я замолчал, сердце заколотилось, а воздух отказывается выходить из легких.
Ее рука на моей груди словно обжигает мою плоть, и я с трудом пытаюсь разобраться в нахлынувшем на меня потоке эмоций. В голове всплывают воспоминания о том, как она впервые открылась мне и призналась, что не доверяет мужчинам, в ту ночь, когда она попросила меня лишить ее девственности. Сразу после того, как я во второй раз спас ее от Михаила.
В ту ночь она сказала мне, что хочет меня. И я осмелился поверить, что она имела в виду не только физический смысл. Но с тех пор я получил так много неоднозначных сообщений, что был уверен: она сказала это только для того, чтобы сделать мне приятное, чтобы отплатить за помощь.
Но что, если настоящей ложью было то, что она сказала Винни о том, что не заботится обо мне?
Эта мысль наполнила меня надеждой, о которой я почти не смел мечтать с тех пор, как уехал из Бостона.
Винни мог убить меня той ночью. И я знаю, что она сказала то, что сделала, чтобы попытаться спасти мою жизнь. Но предложение Винсента Келли было гораздо лучше того, что я когда-либо мог ей сделать. Этот человек неизмеримо богаче и влиятельнее. Он мог бы обеспечить ей роскошную жизнь. Лучшее, что я могу предложить, это комфорт и небольшое чувство безопасности. Поэтому я верил, что она предпочтет его мне, по крайней мере, до тех пор, пока не узнала, что он не позволит ей оставить Габби после свадьбы.
— Глеб... скажи что-нибудь, — умоляет Мэл, по ее щеке катится одна-единственная слеза.
13
МЭЛ
Глеб поднимает руку, чтобы вытереть влагу с моей щеки подушечкой большого пальца, и затягивает молчание, которое становится просто мучительным.
— Все это время я думал, что мои чувства к тебе односторонние, — пробормотал он. — Я сломленный человек, Мэл. Я не был воспитан для этого… для того, чтобы делиться эмоциями или понимать счастливые отношения. Я подумал, что ты бежишь именно от этого. И я вряд ли могу тебя винить.
Сердце щемит от безысходной пустоты в голосе Глеба. И в то же время мой пульс учащается, потому что он только что сказал мне, что испытывал ко мне чувства…. Все это время.
Значит ли это, что я не сломала то, что между нами, и это не невозможно исправить?
Пожалуйста, скажи мне, что это именно так.
Я решительно качаю головой и прижимаюсь к его угловатой скуле, пытаясь его утешить.
— Ты не сломлен, — настаиваю я. — И это... что бы ни было между нами, оно не одностороннее. Ты мне нравишься, Глеб. Очень. Я испытываю к тебе чувства с момента нашей встречи. И хотя я знаю, что легко пугаюсь, я не думаю, что я бегу от тебя. Это... то, во что, как я боюсь, ты можешь превратиться.
Последняя часть произносится шепотом, потому что признаться в этом действительно страшно. Если я произнесу это вслух, мне покажется, что я вдохну жизнь в свои страхи. Глаза Глеба становятся тревожными, брови сжимаются в тень, и между нами повисает тяжелая тишина. Его тело напрягается под моей ладонью, его тревожит мое наблюдение.
Мое сердцебиение становится неровным, отчаянно бьется о ребра, как птица в клетке.
— Как ты думаешь, кем я могу стать? — Спрашивает Глеб, его глубокий голос ровный и опасный.
Прикусив губу, я ищу подходящий способ сказать это.
— Кажется, все, чего хотят мужчины, это управлять женщинами, — наконец вздыхаю я, опуская глаза, потому что не могу видеть, как мои слова подействуют на него. — Я просто не хочу узнать, что ты тоже способен стать таким.
— Мэл, посмотри на меня, — приказывает он, а когда я этого не делаю, нежно проводит пальцем под моим подбородком, направляя его вверх, пока я не встречаюсь с его бурными зелеными глазами. — Я не хочу контролировать тебя. И никогда не буду, — заверяет он меня, и уверенность в его тоне непоколебима.
В уголках моих губ появляется грустная улыбка.
— Но ты сказал мне, что я не могу завтра вернуться на модельное шоу. Это даже не обсуждалось. Ты просто решил, что я должна остаться дома.
Я не хочу начинать спор. Особенно когда мы, кажется, ведем такой содержательный разговор. А узнав, что он намерен остаться дома, чтобы защитить меня и семью Велес, я не могу с ним не согласиться. Но мне нужно, чтобы он увидел, как он это сделал. Именно такие вещи вызывают у меня инстинкты борьбы и бегства почти одновременно.
Глеб вздыхает, а я готовлюсь к разочарованию, которое обязательно последует, потому что я упряма. Я придираюсь без необходимости. Какая разница, как он передаст сообщение, если единственная причина, по которой он это делает, - защита меня и Габби? Верно?
— Я мог бы справиться с этим лучше, — говорит он, останавливая мою реплику, прежде чем она успевает покинуть мой рот.
— Ч-что? — Я спотыкаюсь на вопросе, настолько меня шокирует его ответ.
— Ты права. Я должен был рассказать тебе всю картину, прежде чем ожидать, что ты будешь слушать. Я просто привык отдавать приказы своим людям и не думал, что ты будешь возражать, ведь я принял решение ради твоей и Габби безопасности.
— Я... Спасибо, — вздыхаю я, не зная, как поступить дальше, когда этот разговор оказывается более разумным, чем я предполагала.
Такое ощущение, что в прошлом мы с Глебом постоянно ссорились. Смогла бы я избежать всего того бардака, который устроила в своей жизни, если бы мне хватило смелости поговорить с ним об этом в первый раз?
Я не уверена, что смогла бы уговорить себя на это три года назад, когда я бежала. Я еще не отошла от травмы, полученной после того, как меня продали Михаилу, который потом снова похитил меня, после того как я подумала, что мне дали новую жизнь. Глеб дважды за несколько месяцев спас меня от ужасной участи. В тот момент я не была готова доверять ни одному мужчине.