Внизу что-то лязгнуло. Я встала с кровати и потянулась, пытаясь избавиться от боли в конечностях из-за побоев, которые я перенесла этим утром. Какой-то звук в коридоре привлек меня к двери, и я осторожно приоткрыла ее, выглядывая в щель.
Высокий мужчина бросился на меня. Что-то над моей головой блеснуло на свету, а затем в деревянную дверную раму воткнули нож. Я открыл рот, чтобы закричать, но мужчина зажал мне рот рукой. Я боролась, боясь огромного незнакомца.
— Ни единого звука. С тобой ничего не случится, Киара. — я замерла и присмотрелась к мужчине. Это был мой кузен Лука, Капо моего отца. — Где твой отец?
Я указала на дверь в конце коридора, в спальню моих родителей. Он отпустил меня и передал Маттео, другому моему кузену. Я не была уверена, что происходит. Почему они здесь посреди ночи?
Маттео повел меня прочь, когда мама вышла из спальни. Ее испуганные глаза остановились на мне за мгновение до того, как она дернулась и упала на землю.
Лука бросился на землю, когда пуля ударила в стену позади него. Маттео оттолкнул меня и бросился вперед, но другой мужчина безжалостно схватил меня. Мой взгляд остановился на матери, которая смотрела на меня безжизненными глазами.
Только отец был с ней в спальне, и он убил ее.
Мертвая. Просто так. Одна крошечная пуля и она исчезла.
Меня стащили вниз по лестнице, выволокли из дома и втолкнули на заднее сиденье машины. Затем я осталась наедине со звуком своего неглубокого дыхания. Я обхватила себя руками и поморщилась, когда мои пальцы коснулись синяков на предплечьях, вызванных вспышкой гнева моего отца этим утром. Я начала раскачиваться взад-вперед, напевая мелодию, которой научила меня моя учительница несколько недель назад. В машине становилось холодно, но я не возражала. Холод был приятным, успокаивающим.
Кто-то открыл дверь, и я в страхе отпрянула, подтянув ноги к груди. Лука просунул голову внутрь. На его горле была кровь. Немного, но я не могла отвести взгляд. Кровь. Моего отца?
— Сколько тебе лет? — спросил он. — я ничего не сказала.
— Двенадцать?
Я напряглась, он закрыл дверь и сел на переднее сиденье рядом со своим братом Маттео. Они заверили меня, что я в безопасности. Безопасности? Я никогда не чувствовала себя в безопасности. Мама всегда говорила, что единственная безопасность в нашем мире это смерть. Она нашла ее.
Мои кузины отвели меня к пожилой женщине по имени Марианна, которую я никогда раньше не встречала. Она была доброй и любящей, но я не могла остаться с ней. Как диктовала честь, я должна была остаться с семьей, поэтому меня отправили в Балтимор жить с моей тетей Эгидией и ее мужем Феликсом, который был младшим боссом в городе, как и мой отец был младшим боссом в Атланте.
Я встречала ее только во время семейных торжеств, потому что они с отцом ненавидели друг друга. Лука отвез меня к ним через пару дней после похорон матери. Я молчала рядом с ним, и он не пытался завязать разговор. Он выглядел сердитым и напряженным.
— Прости, — прошептала я, когда мы остановились перед большой виллой в Балтиморе. За эти годы я научилась извиняться, даже если не знала, что сделала не так.
Лука хмуро посмотрел на меня.
— За что?
— За то, что сделал мой отец. — честь и верность были самыми важными вещами в нашем мире, а отец нарушил клятву и предал Луку.
— Это не твоя вина, так что тебе не за что извиняться, — сказал он, и некоторое время я верила, что это правда. Пока я не увидела неодобрительное лицо тети Эгидии и не услышала, как Феликс сказал Луке, что это плохо отразится на них, если они примут меня. Лука не хотел этого слышать, поэтому я осталась с ними, и в конце концов они научились терпеть меня, и все же не проходило и дня, чтобы я не осознавала, что меня считают дочерью предателя. Я не винила их. С юных лет я поняла, что нет большего преступления, чем предательство. Отец запятнал наше семейное имя, запятнал моих братьев и меня, и мы всегда несли на себе это пятно. Мои братья, по крайней мере, могли бы попытаться сделать себе имя, если бы стали храбрыми мужчинами, но я была девушкой. Все, на что я могла надеяться, это на милосердие.
Сегодня
Быть признанной дочерью предателя, видеть жалость или отвращение на лицах, не самое худшее, что было на этих мероприятиях. Даже близко. Он был. Он поймал мой взгляд с другого конца комнаты, и его лицо выражало знание того, что он сделал, триумф над тем, что он взял. Он стоял рядом с моей тетей — его женой — его детьми — моими кузенами — и на него смотрели с уважением. От его взгляда у меня по коже побежали мурашки. Он не приблизился ко мне, но его ухмылки было достаточно. Его взгляд был таким же, как его прикосновение; это было унижение и боль, и я не могла этого вынести. Холодный пот покрыл мою кожу, и мой желудок сжался. Я повернулась и поспешила в женский туалет. Я бы спряталась там на всю ночь, пока не пришло время расстаться с моей тётей Эгидией и дядей Феликсом.