Кровь — это то, что делает диким и меня.
— В следующий раз я возьму тебя с собой. Обещаю. Но, эй, у меня есть для тебя угощение.
Я лезу в карман и вытаскиваю язык, который высох в ткани моих джинсов. Я протягиваю его Роско, и, лишь на мгновение коснувшись носом моих пальцев, он выхватывает язык из моей ладони и уходит, стуча когтями по дереву, туда, где, блядь, он хочет насладиться своей закуской.
Если Роско не может пойти со мной, я хотя бы попытаюсь принести ему что-нибудь, чем он сможет насладиться.
Я снимаю ботинки и прохожу дальше в наш огромный двухэтажный дом, высокий и широкий, расположенный между лесом и Тихим океаном настолько близко, что я чувствую запах соли в воздухе. Смешанный с сосной, этот запах — афродизиак, способный утолить мою жажду крови, пусть даже на мгновение.
Я иду по коридору, темные деревянные полы только что отполированы. Наша открытая планировка простирается от гостиной до кухни, темно-серая и черная техника и шкафы — резкий контраст с белыми столешницами.
Я рад, что рядом никого нет. Я не в настроении отвечать на вопросы или общаться с братьями или родителями. Маттео слишком много болтает, а Габриэль слишком много спрашивает. Моя мать в основном держится в стороне. Более чем вероятно, что она наверху в ванной или пьет вино в своей спальне. Отец обычно работает и очень редко бывает дома. Он яростно защищает мою мать, хотя оба они холодные, отстраненные.
Они больше деловые партнеры, чем супружеская пара.
Я заворачиваю за угол, направляясь вверх по лестнице, которая огибает дом сбоку. Лестница широкая и становится еще шире, когда поднимается на второй уровень. Дверь Маттео закрыта, но из-под нее доносятся негромкие звуки музыки. Дверь Габриэля следующая, и из его комнаты доносится только тишина. Ни звука.
Пройдя мимо, я направляюсь к своей комнате в конце коридора. Моя дверь открыта, на кровати лежит Роско, положив морду на лапу, и смотрит на меня. Ждет.
Я останавливаюсь в дверях, уставившись на него и его навостренные уши, пока он ждет, когда я лягу в постель. Я стягиваю с себя одежду, бросаю ее в корзину для белья и иду в ванную комнату. Я захожу в душ и, включив обжигающую воду, смываю с себя воспоминания о прошедшем дне. Пот, кровь, токсичный воздух, который постоянно меня окружает. Я смываю все это в канализацию, пока моя кожа не покраснеет и не онемеет. Только тогда я выхожу, насухо вытираюсь полотенцем, выключаю свет и возвращаюсь в свою кровать.
Роско не сдвинулся ни на дюйм. Он искоса наблюдает за мной, пока я подхожу к кровати. Обнаженный, я проскальзываю под простыни, прохладный шелк на моей коже освежает и очищает. Когда я подталкиваю Роско, он, наконец, встает, отодвигаясь ровно настолько, чтобы дать мне место, а затем сворачивается калачиком прямо у меня под боком.
Опускаю руку к его шее и, зарывшись ему в шерсть, почесываю кожу. Он вздыхает, устраивается поудобнее и через несколько мгновений засыпает.
Я закрываю глаза, мой разум измучан, а тело напряжено. Это сложная смесь. Я хочу только спать, но адреналин после боя, смешанный с убийством, оставляет на поверхности хаос. Это должно означать, что я должен отстраниться, позволить своему разуму и телу расслабиться на несколько дней.
Но я знаю, что это совсем наоборот.
Завтра у меня выходной от боев, но я знаю, что должен пойти туда, и должен снова сражаться.
В моем сознании мелькает образ девушки с каштановыми волосами и голубыми глазами. Эта девушка. Она окровавлена, но прекрасна. Она сильная, но слабая. Она — Рай, и она — Ад. Я не знаю, почему она вторгается в мои мысли, потому что я этого не хочу. И все же они гноятся, и она становится болезнью моего сознания.
Мне не нужно, чтобы она заражала мои мысли. Я хочу сосредоточиться только на своих приоритетах.
Борьба. Семья. Смерть. Кровь.
Кровь приносит мне хаос, и кровь возвращает мне здравомыслие.
Сегодня она принесет хаос.
Завтра она вернет мне рассудок.
Я надеюсь.
Мои уши заполняют звуки бульканья, кашля и отхаркивания, и я едва не закатываю глаза, глядя на ублюдка передо мной. Досрочно освобожденный заключенный тюрьмы того, кто причинил нам зло.
Он должен был знать, что ему не удастся сбежать без последствий. Он смотрит на меня со слезой на щеке прямо поверх вытатуированной слезы прямо под глазом. Гребаный идиот-неудачник. Честное слово.
Он тянется трясущейся рукой вверх, пытаясь коснуться моей рубашки. Я отбиваю его руку, а другой выкручиваю нож, вонзившийся глубоко ему в живот. Еще немного, и рукоятка погрузится под кожу.
У меня в ушах шумит кровь, и я облизываю губы, такой голодный и жадный до еще одного убийства. Я не должен был быть таким голодным после своей вчерашней добычи. Мой голод должен быть утолен, но это не так. Он еще хуже. Неутолимая потребность просто, блядь, убивать. Мне все равно, кто это; мне все равно, что они сделали. Я хочу разорвать всех на части за то, что они дышат тем же воздухом, что и я.
Я не могу остановиться.
Мужчина подо мной кашляет, брызги крови разлетаются по моему лицу. Я раздуваю ноздри, свободной рукой тянусь к его рту. Он корчится и задыхается от крови, но она слишком быстро заполняет его тело. Из него ее вытекло слишком много, пройдет совсем немного времени, и он исчезнет навсегда.
Сжав пальцы вокруг нижнего ряда его зубов, я тяну вниз, открывая его рот так широко, как только возможно. Мужчина распахивает глаза, понимая, что я делаю. Он борется со мной, смыкая челюсть, так как не хочет, чтобы я разломал её пополам.
У него нет выбора.
Я надавливаю на нож всем своим весом, и он погружается так глубоко, как только может, вонзаясь в его органы и не оставляя ему другого выбора, кроме как умереть. Для него нет альтернативы. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда.
Он задыхается, его челюсть на секунду отвисает. Мне только этого и нужно. Со всей силы я дергаю его челюсть вниз и, услышав удовлетворительный треск, разрываю его лицо напополам.
Его глаза темнеют, страх исчезает, и тело погружается в землю под ним. Роско тяжело дышит позади меня, вышагивая взад-вперед. Он так же жаждет крови, как и я.
— Роско, подойди, — приказываю я.
Он сразу же слушается, его большие лапы с треском бегут по веткам через лес. Он оказывается рядом со мной, его голова на уровне глаз, и он ждет моей следующей команды.
Я вытаскиваю нож из живота идиота, лезвие покрыто темной, густой кровью. Изуродованному человеку подо мной больше никогда не наебать семью Морелли. И, к несчастью для него, теперь он — обед для моей собаки.
— Ешь.
Роско клацает зубами и, наступив лапой на ногу мужчине, наклоняется вперед. Я оборачиваюсь, смотрю на двух своих братьев, наблюдающих за мной со скучающим выражением лица.
— Ты мог бы просто высадить нас, знаешь ли, — вздыхает Габриэль.
— Не было времени. С ним нужно было разобраться.
— Куда теперь? После просмотра этого дерьмового шоу мне нужно выпить, — кривит губы Маттео, обнажая зубы, и я знаю, что это потому, что он ненавидит, когда я затягиваю это дерьмо. Брат мог бы купаться в чьей-то крови, но он чертовски ненавидит звук ломающихся костей. Я не знаю, почему. Мой младший брат иногда такой странный.
— Я направляюсь в «Инферно». Высажу вас по дороге.
— Опять? — Габриэль в замешательстве морщит лицо. — Какого хера ты это делаешь? Ты только что там был, черт возьми.
Он очень похож на меня, хотя ниже на несколько дюймов. Его карие глаза светлее моих темных, а нос немного шире — эти черты достались ему от отца.
Еще есть Маттео. Его вьющиеся волосы длиннее. У него нос, как у меня, а линия челюсти острая, как стекло. Он одного роста с Габриэлем, но будет выше его, может быть, даже выше меня. Мы похожи на мою маму. Она чертовски красивая женщина, даже если ее сердце — застывший камень.
Наверное, моя неспособность заботиться о ком-либо или о чем-либо досталась мне от ее ледяной задницы.
Я не могу ответить ему на вопрос, почему я возвращаюсь. Потому что я сам отказываюсь отвечать на этот вопрос. Мне не нравится направление, в котором развиваются мои мысли, поэтому я притворяюсь, что их вообще не существует.
— Просто проверяю новых бойцов, — вранье без усилий слетает с моих губ, и я смотрю на него, а он смотрит на меня, ища святую ложь.
Он никогда ее не найдет.
— Ты дерешься? — спрашивает Маттео.
Я пожимаю плечами. Думаю, я мог бы, хотя и не дрался с той ночи, когда увидел ее. Ту злючку, которая думала, что сможет сразиться со мной и выжить. Она пыталась. Она пиздец старалась. У меня на шее есть следы зубов, подтверждающие это.
— Может быть.
Возможно, мне стоит выйти на ринг. Может, это поможет моему напрягшемуся телу.
Мне нужно снять это гребаное напряжение.
— Ты ведешь себя странно, — качает головой Маттео и, развернувшись, направляется к моему «БМВ».
Я оглядываюсь через плечо, не желая вникать в то, почему они считают меня более странным, чем обычно. Они не ошибаются. Я ненормальный, ни в малейшей степени. Мой мозг работает не так, как должен. Мои внутренние часы тикают против часовой стрелки. Я не в себе.
Но после моего последнего боя на прошлой неделе, кажется, что я вишу вверх ногами. Это беспокойство у меня в животе вызывает неприятные ощущения, и я не знаю, как это остановить.
— Роско, иди сюда.
Пес зарылся мордой в кишки мужчины, и когда он поднимает голову, изо рта у него свисает кусок мяса.
— Иди сюда, — снова приказываю я, он спрыгивает с тела мужчины и бежит ко мне, дожевывая последний кусок мяса. — Хороший мальчик. Пойдем.
Его морда красная, нос и подбородок покрыты капающей холодной кровью.
Я сажаю его в багажник, и он начинает лакать воду из своей миски в углу. Схватив из багажника бутылку с водой, я откручиваю крышку и выливаю на руки теплую воду, смывая кровь.