— Что? — спрашиваю я больше себя, чем кого-либо другого.
— Вот, сынок, куда я хотел тебя отвести.
Отец проходит в комнату, направляясь к мужчине, который кажется немного знакомым, но не настолько, чтобы я знал его имя. Мне кажется, я даже не разговаривал с ним раньше, но его лицо выглядит так, будто я видел его по крайней мере один раз.
— Кто это? — киваю я в сторону мужчины.
Кажется, он спит, но, когда отец подходит к нему, мужчина дергает своими ногами в красивых туфлях от Армани, поднимает голову и смотрит по сторонам.
Мужчина начинает паниковать, бормоча в клейкую ленту бессвязные слова, которые я не могу разобрать.
Отец ничего не говорит ему, постоянно ходит вокруг стула, разговаривая со мной.
— Ты другой, Каэлиан. Я уверен, что ты это понял.
Он смотрит на меня, по его лицу пробегает густая тень, и я киваю, не понимая, к чему он клонит.
— Для таких, как ты, нужно быть уверенным, что ты держишь в узде то, что внутри тебя. Если ты этого не сделаешь, ты можешь стать неуправляемым. Ты можешь потерять себя, если не научишься это контролировать.
Я хмурю брови.
— И как же мне это сделать?
Отец улыбается, его зубы ярко поблескивают в тусклом свете.
— Вот почему ты здесь.
Он поднимает палец, и идет к тому, что выглядит как стенд для инструментов. Вдоль стен стоят стеллажи, а также ряд шкафов и ящиков. Я в замешательстве смотрю, как отец подходит к ним и, открыв ящик, достает небольшой нож.
— Я держу этого человека в этой комнате уже несколько дней, не зная, что мне с ним делать. Я раздумывал, позволить ли кому-то из моих людей разобраться с ним или просто оставить его голодать и умирать. Но за обеденным столом меня осенило, что ты — именно тот ответ, который я искал.
Он проводит пальцем по лезвию, проверяя остроту. Удовлетворившись, отец поворачивается ко мне и идет ко мне, направив лезвие в мою сторону. Мое сердце бешено колотится в груди, и на мгновение я задаюсь вопросом, не собирается ли он меня прикончить.
Своего проблемного ребенка.
Я думаю так до последнего момента, пока он не разворачивает лезвие, держа его за кончик, а рукоятку направляет на меня.
— Возьми, сынок.
Я делаю то, что мне говорят, выхватываю у него нож. Проверяю его вес в своей ладони, задаваясь вопросом, что я должен с ним делать.
— Я хочу, чтобы ты взял это и сделал то, что хочешь.
Я смотрю на него, распахнув глаза.
— Что?
Он указывает на мужчину, который внимательно нас слушает. Я это чувствую. Его волнение. Его нарастающий ужас.
— С этим человеком.
Я сглатываю, рука слегка дрожит.
— Ты хочешь, чтобы я... убил его?
Отец смеется.
— Мне все равно, что ты сделаешь, Каэлиан. Я просто хочу, чтобы ты делал все, что желаешь. Выпусти на свободу этого монстра в своей груди, сынок. Но только на минуту. Контролируй его. Отпускай его, когда скажешь, и сдерживай, когда скажешь. Найди. Свой. Контроль.
Я чувствую монстра. С его оскаленными зубами и острыми когтями. Он так многого от меня требует. Он царапает и царапает меня до тех пор, пока я не могу делать только то, что он приказывает.
Например, сломать руку Генри.
— Если ты не готов, просто отдай мне нож, и мы пойдем домой. — Он хватает нож, но я тяну его к себе.
Отец улыбается, как будто все это время знал.
— Конечно.
Я облизываю губы, в спине нарастает напряжение. Мне хочется броситься к этому мужчине и убежать от него. Я никогда полностью, от всего сердца, не выпускал монстра на свободу. Интересно, если я выпущу его из клетки, смогу ли я когда-нибудь его в нее вернуть?
— Иди и делай, что хочешь, Каэлиан. Этот момент твой. — Отец поднимает руку, похлопывая меня по плечу, а затем опускает ее обратно на пояс.
Он знает, что я не люблю, когда ко мне прикасаются. Никто. Даже моя собственная мать.
Глубоко вздохнув, я делаю шаг к мужчине. Затем еще один шаг, и еще.
Его грудь начинает дрожать, и он снова что-то бормочет под скотчем на губах.
Я останавливаюсь на секунду, и мужчина поднимает голову, глаза прикрыты, но он ощущает меня. Он меня чувствует.
Он разговаривает со мной, но я не слышу ни слова из того, что он говорит. Его слова приглушены, но в них все еще чувствуется ужас. В его тоне по-прежнему отчетливо слышны мольбы сохранить ему жизнь.
— Каэлиан, этот человек — плохой. Ты знаешь, что он сделал с одним из моих рабочих? — спрашивает отец, стоя у меня за спиной.
Мужчина издает глубокий горловой стон
Отец продолжает, даже не дожидаясь ответа.
— Этот человек отрезал моему работнику пальцы рук и ног и отправил их по почте в ресторан. Твоя бабушка открыла посылку. Представь, что она почувствовала.
Я раздуваю ноздри, представляя, как моя бабушка, которая в последнее время плохо себя чувствует, открывает посылку с окровавленными пальцами рук и ног.
Я приоткрываю рот, и прерывисто вздыхаю. Монстр в моей груди хватается за прутья и трясет клетку, желая освободиться.
Свободной рукой я тянусь к груди, и потираю ее, точно зная, что хочу сделать. Именно то, что мне нужно сделать.
— Не стесняйся, сынок. У тебя не будет неприятностей.
Крики мужчины становятся громче. Я понимаю, что он кричит на меня. Умоляет меня помочь ему. Спасти его от его судьбы. Он не понимает, что его судьба была предначертана в тот день, когда он решил нанести вред моей семье.
Морелли не страдают херней.
Я не слушаю его, в моих ушах зарождается низкий гул. Предвкушение. Адреналин. Потребность, которая бурлит в моей груди весь день и ночь, вырывается на поверхность, да так яростно, что в моей ладони дрожит нож.
Мужчина чувствует мою близость, затихает, единственный звук его прерывистого дыхания вырывается через нос.
Я делаю еще один шаг.
Он напрягается, откидывает голову назад и издает самый пронзительный крик, на который только способен под скотчем. Его ноздри раздуваются как можно шире, щеки почему-то бледнеют и становятся ярко-красными.
Это что-то делает внутри меня.
Щелкает выключателем.
Такое ощущение, что я обмочился, хотя это происходит во всем моем теле. Волна жара пробегает от кончиков моих ушей до кончиков пальцев ног.
Звук жалкий. Это ужасно.
Я делаю шаг вперед, нож в моей руке крепче, чем когда-либо. Влага на моей ладони высыхает, и я резко подаю рукой вперед. Кончик ножа проникает сквозь рубашку в кожу и погружается в его брюхо.
Звон в ушах переходит в рев, а во рту появляется слюна, я вытаскиваю лезвие и вижу покрывающую серебро густую красную кровь.
У меня не дрожит рука. Она не колеблется. Она тверда, когда я погружаю нож обратно. Туда и обратно. Туда и обратно.
Туда и обратно.
Я множество раз вонзаю в него нож. Рука начинает болеть до такой степени, что я едва могу его держать. Но я продолжаю. Продолжаю, пока мужчина не превратится в безжизненное тело, а монстр в клетке не насытится. Наконец-то, впервые в жизни.
Я доволен.
Я вздрагиваю от прикосновения ладони к моему плечу, я поворачиваюсь, почти погрузив дрожащей рукой лезвие в темный костюм моего отца. Его глаза немного расширяются и останавливаются на моем лице.
Он выглядит... счастливым.
Довольным.
— Ты хорошо справился.
Я ничего не чувствую, когда он протягивает руку вперед и выхватывает нож из моей сжатой ладони.
— Ты уникален, Каэлиан. Как я уже говорил, ты не похож на других. Но это нормально, потому что то, что я запланировал для тебя, будет именно тем, что тебе нужно.
Я сужаю глаза.
— Что?
Отец отходит от меня, направляется к стене с ножом и кладет его на металлический поднос. Похожий на тот, что стоит в кабинете дантиста. Он даже не выглядит новым, он старый, помятый и поцарапанный миллион раз.
— Ты вырастешь мужчиной, который будет жить не так, как другие мужчины. Ты не такой, как они, Каэлиан. Тебе нужны определенные вещи в жизни, иначе однажды ты можешь оказаться на грани срыва. Вот почему мы здесь. Я здесь, чтобы показать тебе, что есть способ жить.
— Чтобы... убивать людей?
Отец улыбается, его лицо на несколько тонов темнеет. Он выглядит как бизнесмен, которым он и является. Не тот, с кем хочется связываться.
— Как много ты знаешь о нашем семейном бизнесе, Каэлиан?
Много и не очень. Я знаю, что мы владеем рестораном, и моей семье принадлежат еще несколько предприятий. Я знаю, что мы влиятельны, но не знаю, почему.
— Не знаю.
— Наша семья делает вещи, которые не все сочтут приемлемыми. Но то, что мы делаем, также служит цели. Мы избавляемся от таких мужчин, — он показывает через плечо, — избавляем мир от токсичных отбросов. Мы просто оказываем миру услугу.
Он поправляет пиджак, его лицо побледнело.
— Я думаю, ты сослужишь хорошую службу, если поможешь мне поймать этих плохих людей. Что скажешь?
«Убивать людей? Делать то, что я только что делал, снова и снова?»
Я смотрю на свои покрытые кровью руки, а также на рубашку. Мои предплечья забрызганы, и, облизывая губы, я чувствую металлический привкус. Я весь в ней.
И я чувствую... удовлетворение.
— Да. Я в деле.
Потому что какой еще выбор у меня есть? Это кажется правильным. Такое ощущение, что это то, что я должен делать.
Он улыбается, на этот раз искренне.
— Я знал, что ты сделаешь правильный выбор, Каэлиан. Я горжусь тобой.
Мой отец гордится мной. Не думаю, что когда-либо слышал от него эти слова. В первый раз он гордится мной, когда я лишил жизни другого человека.
В возрасте всего десяти лет мой отец выбирает меня, чтобы я стал такой важной частью его бизнеса. Важной деталью. Одной из самых важных, я думаю.
В возрасте десяти лет мой отец делает из меня убийцу.
Рэйвен