Я вижу, как мигает мой телефон в кармане, и хочу проигнорировать его, но он не останавливается, и внутри меня срабатывает сигнал тревоги. Отвожу глаза от Каэлиана, опускаю руку в карман и достаю телефон. Я вижу имя Арии на экране на мгновение, прежде чем он гаснет, но тут же загорается снова.
Сигнал тревоги переходит в оглушительный рёв, и я слышу, как в моих ушах раздаётся свист, когда провожу пальцем по экрану, чтобы принять вызов.
— Алло? — ору я, пытаясь перекричать возбуждённые крики. Запах крови витает в воздухе, и кажется, что он полон токсина, который превращает людей в дикарей.
Эти люди любят боль.
— Рэйвен, — шепчет Ария в трубку.
Она шмыгает носом, и я мгновенно напрягаюсь. Что-то не так.
— Что происходит?
— Где т-ты? — всхлипывает Ария.
— Я... не рядом. Что случилось? Они тебя обидели?
— Моя мама знает, что тебя нет. Она была до жути спокойна. Но мне страшно, Рэйвен. Что-то не так. Я была внизу и убиралась, когда показали новости. Ты ходила к отцу? — В её голосе звучит недоверие.
Я моргаю.
«Подождите, что?»
— Откуда ты это знаешь?
— Рэйвен...
У меня кровь стынет в жилах, волосы на руках встают дыбом.
— Скажи мне, Ария. Откуда, чёрт возьми, в новостях узнали, что я ходила к нему?
Она молчит.
— Скажи мне! — кричу я.
— В новостях сказали что-то вроде «дочь Кэша Кроу навестила его за несколько часов до того, как он был убит в тюремной драке». Он умер, Рэйвен. Твой отец мёртв.
Ясность в комнате исчезает. Я ничего не вижу, кроме мутных теней, пробегающих перед глазами, а затем вижу своего отца, ясного как божий день, который смотрит на меня через плечо.
— Мама затолкала меня в мою комнату и забаррикадировала. Я не знаю, что они делают, но они так притихли, когда услышали это. Мне страшно, Рэйвен! Я не знаю, что они делают!
Мой папа, купивший мне мой первый набор цветных карандашей и блокнот.
Мой папа, играющий со мной на улице в нашем дворе.
Мой папа, во всё горло распевающий песни Джонни Кэша.
Мой папа, убивший свою первую жертву у костра.
Мой папа, научивший меня вырезать на чьей-то коже всё, что я захочу.
Мой папа, пойманный федералами.
Мой папа, одетый в оранжевое, наблюдающий за мной через стол с пустотой и признанием в голосе. Как будто всё закончилось.
Он знал.
Он, блядь, знал, что умрёт. Он совершил самоубийство? Он начал драку? Миллион и один вопрос проносятся у меня в голове, и я не могу ничего сделать, кроме как позволить им полностью захватить меня.
— Я возвращаюсь домой, — бормочу я в трубку, прерывая болтовню Арии нажатием кнопки отбоя.
Засовываю телефон в карман, чувствуя себя так, словно мне вкололи все наркотики в мире. Вся вселенная вращается вокруг своей оси. Я прижимаю ладонь к канату, вибрация от ринга проходит по моим рукам и телу. Затем, спотыкаясь, продвигаюсь вперёд, ничего не видя перед собой, всё как в тумане, пока проталкиваюсь сквозь толпу людей. Я иду в заднее помещение, не заботясь ни о ком и ни о чём, пока моя жизнь проносится мимо.
«Он мёртв. Мой отец мёртв».
Из моих лёгких с хрипом вырывается сдавленный вздох, глаза горят и становятся затуманенными, когда я вырываюсь из душного воздуха толпы и прорываюсь через край, мгновенно вдыхая сырой, прохладный воздух «Инферно».
Слёзы тяжёлыми каплями стекают по моему лицу, когда я направляюсь в уборную. Обеими ладонями я ударяю по покорёженной металлической двери. Она распахивается, с треском ударяясь о стену позади меня.
Бросаюсь к первой кабинке, мой разум кружится до такой степени, что всё кажется нереальным. Я словно во сне, в тумане, в совершенно другой вселенной, и мой мир рушится вокруг меня. Прижимаю руку к кирпичной стене за кабинкой и смотрю на жёлтое кольцо в унитазе.
Отвратительно.
Дверь в сортир захлопывается, и стук каблуков словно ножами впивается мне в спину.
Курвы.
Я глубоко вдыхаю воздух, пропитанный запахом мочи и духов, когда до моих ушей доносятся их гиеноподобные голоса.
— Боже мой, он офигительно сексуален, не так ли? — говорит сука номер один. Нет, подождите... это Трина. Я стискиваю зубы, сжимая пальцами жестяную коробку с рулоном туалетной бумаги, пытаясь сдержаться.
«Не делай этого. Не делай этого».
— Я бы буквально слизала пот с его пресса, — скулит тварина номер два. Лорна. Ебучая Лорна.
— Как думаете, он пойдёт со мной домой, если я попрошу? — спрашивает Трина.
— Милая, он опасен. Ты бы осталась с ним наедине? — ахает сучка номер три. Это голос брюнетки. Как же её имя? Ах да, Делани.
— Я бы позволила ему сломать мои гребаные кости, — стонет Трина, и жестяная хрень начинает гнуться под моими пальцами.
Они хихикают. От их сексуального тона меня чертовски тошнит.
— Интересно, насколько у него большой член, — хрипит Делани.
— Я как-то видела, как у него был полувставший, когда он дрался. Как будто его возбуждала боль. Его шорты стали немного тесными, и, Боже мой, это было так сексуально. Что бы я сделала с этим мужчиной, — хихикает Трина.
— Думаешь, он даст нам всем по очереди? — сучка номер два так чертовски серьёзна, что я чувствую — буквально чувствую — как мой мозг становится безумен.
Всю мою кожу покалывает, она становится то горячей, то холодной. Чувствую прилив крови, как будто у меня жар, но в то же время кожа на руках покрывается мурашками. Я отделяюсь от своего тела и переношусь на несколько часов назад, когда сидела рядом со своим отцом.
Мы — одно целое.
«Ты идёшь во тьму, Крошка Ворон. Будь уверена, что дьявол подхватит тебя при падении».
— Я не хочу делиться. Хочу, чтобы он был только мой. Знаете что? Думаю, я сделаю это. Думаю, я загоню его в угол и предложу потрахаться. Сейчас мне даже неважно, где. Этот мужчина — мой. А та сучка из школы? Рэйвен? Я собираюсь втереть ей в лицо, что я трахнула единственного мужчину, который когда-либо заинтересуется её ханжеской задницей. — Трина. Конечно, это говорит Трина.
Я оборачиваюсь, сжимаю руки в кулаки, и открываю дверь кабинки. Три девушки у раковин выглядят обдолбанными, когда оборачиваются, широко раскрыв глаза и покраснев от смущения.
Смотрю на Трину, на её фальшивые светлые волосы и джинсы, на которых слишком много дыр. Дизайнерские. Слишком дорогие для «Инферно». Откуда, чёрт возьми, эти девчонки вообще знают об этом месте?
Я подхожу к ней, мои шаги целенаправленные и уверенные. Протягиваю руку, хватаю за волосы, и притягиваю к себе. Трина вскрикивает и хватается руками за волосы, когда я толкаю её голову вперёд, прямо к хрупкому зеркалу. Оно разбивается вдребезги, падая на пол и в грязную раковину. Две её подруги кричат; от страха они разбегаются в разные стороны.
Но Трина выплёвывает в мой адрес слова ненависти, которые только ещё больше подстёгивают меня.
— Ты грёбаная психопатка! Прекрати! Ты уродливая, тупая сука! — Её ногти царапают мои руки и запястья. Я чувствую, как сдирается кожа, кровь стекает по моим рукам на ее молочно-белые волосы.
Тупая пиздушка.
Осколки стекла отражаются в моих глазах, а она смотрит на меня, кровь стекает по её лбу и покрывает зубы. Трина улыбается мне, коварно и злобно.
— Ты ревнуешь, да? Он не хочет тебя, я уверена. Не выносит твою уродливую задницу.
Опускаю руку в раковину, всё ещё влажную и мокрую от последнего мытья рук. Я хватаю скользкий осколок стекла и сжимаю его в руке. Лорна и Делани снова кричат, выбегая из комнаты так быстро, как только могут.
Как только Трина понимает, что я делаю, кричит. Гортанно, в ужасе. Её крик превращается из ненависти в раскаяние, когда она умоляет сохранить ей жизнь.
— Он мой. Каэлиан. Мой, — рычу я.
Я не сдаюсь, ярость, ненависть и эмоции берут верх над всем остальным. Сжимая осколок так сильно, что он врезается в пальцы, вонзаю его прямо ей в шею. Трина задыхается и булькает, её глаза широко раскрываются, полные боли и страха, кровь стекает по осколку и вниз по шее.
Я вытаскиваю лезвие и снова втыкаю его ей в шею.
Туда-сюда.
Туда-сюда.
Быстрые движения, так быстро, что осколок свистит на ветру, и при каждом погружении кровь хлюпает по стеклу.
Я продолжаю, пока она не обмякает, кровь покрывает мои ладони, брызги разлетаются по лицу, одежда становится тёмно-красной. На бледном кафельном полу образуется лужа, и мои глаза расширяются, когда наступает ясность.
— Ох, дерьмище, — шепчу я, опуская её на пол. Трина ударяется затылком о раковину, и удар эхом разносится по ванной, прежде чем она падает на пол.
Она мертва.
Она так чертовски мертва.
— Твою мать!
Я встаю на колени и переворачиваю Трину на спину. Её глаза и рот всё ещё открыты, но в её взгляде отражается только смерть. Опускаю руки и хочу вытереть кровь, мои ладони погружаются в тёплую субстанцию, когда я пытаюсь её отмыть. Всё, что у меня получается, — это размазать кровь по телу, пока использую тело Трины как швабру. Она абсолютно не впитывает красное месиво.
— О, блядь, мне пиздец, — скулю я, бросаясь к кабинке и хватая туалетную бумагу. Я возвращаюсь к телу, на рулоне остаются отпечатки крови. Вдавливаю тонкие квадратики в кровь, и они сразу же становятся красными, распадаясь от густой жидкости.
— Твою мать, — стону я, вытягивая всё больше и больше туалетной бумаги, пока рулон не заканчивается. Вокруг меня образовывается куча туалетной бумаги, и мои глаза наполняются слезами.
Охуеть. Я только что убила человека. По своей воле. Легко. Без малейших колебаний.
Я встаю, с моего тела капает кровь, когда наклонившись, хватаю Трину за лодыжки, и начинаю тащить её через ванную к кабинке, совершенно не понимая, что делаю.
«Что я должна делать с мёртвым телом?»
За ней тянется кровавый след, и как раз в тот момент, когда я собираюсь затащить Трину в кабинку, дверь туалета открывается, и там стоит он.