Я понятия не имею, сколько проходит времени. Это могут быть секунды, или минуты, или часы, насколько я знаю. Но, в конце концов, Каэлиан запрокидывает мою голову, и в его глазах таится смесь, которая поглотит меня, если буду смотреть на неё слишком долго.
Каэлиан прикладывает большие пальцы под глаза и вытирает мои мокрые от слёз щёки.
— Пора позаботиться о теле.
Он отпускает меня, выходит из машины и оставляет дверцу открытой. Каэлиан даёт мне возможность выбора. Я могу принять участие, или он позаботится об этом за меня.
Странное ощущение в груди: что-то среднее между ничем и всем сразу. Онемение и боль сталкиваются в сильнейшей буре, которая заставляет меня думать, что я могла бы взлететь, если бы мне дали шанс.
Я выскальзываю из машины, наблюдая, как Каэлиан вытаскивает её мёртвое тело из уже открытого багажника. Тело Трины выглядит мокрым, кровь полностью пропитала одежду. Но Каэлиан поднимает тело с лёгкостью, и мне противно смотреть, что она в его объятиях. Ненавижу за то, что сучка говорила о нём, и то, как Трина будет упокоена, — что он положит её туда.
Ненавижу, что последнее прикосновение к её коже, пока она находится под открытым небом, — это его руки. Ненавижу, что она чувствует его сердце и тепло его кожи. Я ненавижу всё это.
Ненавижу её.
Ненавижу... всё.
Я бросаюсь вперёд, хватаюсь пальцами за ткань её рубашки и тяну, пока тело не выскальзывает из его рук, падая на твёрдую землю.
— Какого хрена?
Я выставляю ногу вперёд и бью её в лицо. Я слышу, как хрустит кость, и предполагаю, что от силы моего удара у неё сломался позвоночник.
— Рэйвен! Какого хера ты творишь? — Каэлиан делает шаг в мою сторону, отталкивая меня с дороги.
Я впиваюсь ногтями в руки Трины.
— Не трогай её, — рычу я.
Каэлиан моргает, глядя на меня.
— Это мёртвое тело.
Он снова делает шаг к ней, но я взмахиваю кулаком и бью Каэлиана в плечо.
— Держись от неё подальше, мать твою!
Я чувствую, что хватаюсь за соломинку, чтобы не рехнуться. Словно теряю последние остатки человечности, которые у меня ещё оставались.
Того, что от меня осталось, больше нет.
Пришло время. Я такая, какой должна была быть.
Теперь я такая.
Я потеряла себя полностью.
Я убийца. Я чувствую себя настоящим маньяком.
— Я пытаюсь разобраться с твоим ёбаным бардаком, Рэйвен. Какого хрена ты делаешь? Хочешь, чтобы я ушёл? Я позволю тебе вырыть яму и избавиться от тела самостоятельно. Хочешь, чтобы тебя поймали? Оставь её задницу здесь. В данный момент ты могла бы оставить её в туалете в «Инферно», и у тебя было бы больше шансов выйти сухой из воды. Хочешь делать это дерьмо сама? Отлично.
Каэлиан вытирает руки о грязные штаны, готовый уйти.
Готовый бросить меня.
Оставить меня... одну.
— Нет! Остановись! — кричу я, мой голос эхом разносится по лесу.
Каэлиан останавливается, напрягаясь телом, когда смотрит на меня.
— Какого хрена тебе от меня надо, Рэйвен? Чего ты хочешь? Я не понимаю твоих эмоций. Они мне чертовски чужды, так что не проси меня разгадывать твою головоломку.
Моё сердце чуть не выпрыгивает из груди. Я перевожу взгляд с Трины на Каэлиана, затем останавливаюсь на нём.
— Она говорила о тебе в сортире. Хотела прикоснуться к тебе, поцеловать тебя и... блядь. Я сорвалась. Я, блядь, сорвалась, ясно? И не хочу, чтобы ты был последним, кто прикоснулся к её развратной заднице!
Каэлиан пристально смотрит на меня мгновение, затем поворачивается ко мне спиной и идёт к своей открытой машине.
— Куда ты собрался? — завываю я.
Каэлиан роется внутри, вытаскивая лопату, спрятанную за брезентом. Он подходит к дереву и начинает копать, не говоря мне ни слова. Я наблюдаю, как тот разгребает ветки и сосновые иголки. Некоторое время Каэлиан копает яму, широкую и глубокую.
Он уже копал ямы для трупов. Он уже хоронил мёртвых.
Солнце, наконец, садится, и единственным источником света остаётся луна, которая всё ещё висит над нами в чистом небе. Меня не было намного дольше, чем следовало. Ария, наверное, скучает по мне, гадая, где я и всё ли со мной в порядке. Я понятия не имею, что делают мои тётя и дядя, но, взглянув на свою окровавленную одежду, понимаю, что когда войду в свой дом, столкнусь лицом к лицу с дьяволом.
Каэлиан выпрыгивает из ямы и смотрит на меня сверху вниз.
— Положи её туда.
Он не трогает её.
Каэлиан уважает мои желания.
Я подскакиваю, хватаю Трину за руки и затаскиваю в яму.
Шлёп.
Она падает в глубину с неуклюжим облачком грязи.
Каэлиан тут же принимается за работу: сгребает грязь и без раздумий засыпает тело сверху. Он такой отстранённый, такой равнодушный к ней и ко всей ситуации в целом. Его не пугает смерть. Каэлиан живёт ради неё.
Когда яма засыпана, Каэлиан прикрывает её, чтобы всё выглядело естественно. В воздухе веет прохладой, и я понимаю, что времени у меня больше нет. Мне нужно попасть домой.
Он бросает лопату прямо в грязь и смотрит на меня. Взгляд, который говорит, что я этого не выдержу. Чего бы Каэлиан от меня ни хотел, это разобьёт мою и без того хрупкую душу вдребезги. Пот стекает по его виску, волосы вокруг ушей влажные, а я дрожу от холода.
Он направляется ко мне.
— Остановись, — требую я, поднимая руку.
Каэлиан не слушает.
Он продолжает идти ко мне, и в тот момент, когда Каэлиан уже почти достиг меня, я бросаюсь наутёк. Бегу к машине так быстро, как только могу, но Каэлиан быстрее, и всего через несколько шагов настигает меня, обхватывает рукой за талию и прижимает к машине.
— Пожалуйста, я не могу. Мне нужно домой, — всхлипываю я.
Он дышит мне в ухо, и это свирепое рычание отдаётся вибрацией во всей моей груди.
— Тебе следовало подумать об этом до того, как твоя ревность взяла над тобой верх.
Каэлиан наклоняется вперёд, выдёргивает прядь волос из моего хвостика и накручивает её себе на палец.
— Хорошо, что ревность тебе идёт. Ты выглядишь чертовски сексуально с огнём и яростью в глазах.
Я пристально смотрю на него.
— Я не ревную.
Каэлиан кладёт руку мне на шею. Сжимает её, прижимая вплотную к машине.
— Ревность тебе идёт. Ложь — нет, я чувствую запах любой лжи. Каждый раз. Не делай этого снова, или будут последствия.
Я сглатываю, тяжело дыша через нос, и слегка киваю ему.
— Смерть меня не волнует, а вот то, что ты бесчинствуешь и убиваешь всех, кто попадается тебе на пути, — да. — Он тянется к поясу моих леггинсов и стягивает их с моей задницы, пока они не оказываются на бёдрах. — Ты — котёнок. Дикое, молодое, чертовски безумное животное, не знающее границ. Которое не понимает правил.
Каэлиан пальцами проникает в меня, острая боль длится всего мгновение, пока он не погружает средний палец в меня до конца.
— Правило номер один: никогда не выставляй себя напоказ. Кивни, если поняла меня.
Я киваю, его пальцы медленно погружаются в меня и выходят из меня. Снова и снова, пока у меня не подкашиваются колени и во мне не остаётся ни капли сил.
— Сегодня ты нарушила первое правило. Ты выставила себя напоказ почти сотням людей, сделав глупую ошибку, совершив публичное убийство. Это самая идиотская, безрассудная идея, которая когда-либо приходила тебе в голову.
Каэлиан вытаскивает палец из меня, и мне хочется ахнуть от боли потери. Но мгновение спустя я чувствую тепло его твёрдого члена, касающегося моей задницы.
Чувствую себя нуждающейся и распутной и снова толкаюсь в него, отчаянно нуждаясь в любой ласке. Я так сильно этого хочу. Мне это нужно. Мне нужен он.
В то время как остальная часть меня чувствует себя потерянной и одинокой, Каэлиан кажется единственным, кто даёт то, что мне нужно в данный момент.
Он заполняет мою пустоту.
Каэлиан кладёт руку мне на бедро и крепко удерживает, когда входит в меня. Я чувствую жжение, такое сильное, что у меня слезятся глаза, а между ног вспыхивает жгучий огонь. Он наклоняет голову и впивается зубами между моей шеей и плечом, сосредотачивая боль на шее, а не там, где его член разрывает меня на две части.
— Ты же не собираешься лишать жизни другого человека, пока я не научу тебя, как это делать правильно, верно? — Каэлиан погружается до упора, пока нас больше ничто не разделяет. Его бедра прижимаются к моей спине, а его тепло — к моему холоду.
Я молчу, судорожно выдыхая, когда он выходит и погружается обратно.
— Верно? — цедит он сквозь зубы.
— Верно, — стону я, наклоняя голову вперёд и прижимаясь лбом к прохладному боку его машины. Каэлиан сжимает пальцы на моей шее и возвращает меня в вертикальное положение.
Он наклоняет мою шею в сторону, пока мои губы не соприкасаются с его губами.
— Я спасу тебя от всех, но не смогу спасти тебя от самой себя.
Я чувствую себя такой потерянной и такой обретённой.
— Я сумасшедшая, — шепчу ему в губы.
— Мы все иногда бываем немного необузданными.
Я смотрю ему в глаза, желая, чтобы Каэлиан исправил всё, что во мне не так. Сделал меня нормальной, чтобы я не чувствовала себя сломленной изнутри.
— Мне кажется, что я никого не достойна. Ни тебя. Ни своей кузины. Ни себя. Даже мой отец не остался со мной.
Каэлиан выходит и толкается обратно с такой силой, что я ударяюсь бёдрами о машину. Он рычит, наклоняется вперёд и впивается в мои губы. Боль смешивается с удовольствием. Я целую его в ответ, прерывисто дыша, пока наши вдохи не сливаются в одно целое.
— Только ты можешь пробраться сквозь хаос. Я не понимаю твоих эмоций, но буду крепко держать тебя, когда ты будешь погружаться в эти воды. И вытащу тебя на поверхность, когда ты будешь тонуть в этом безумии. Я вдохну воздух в твои лёгкие, когда ты будешь задыхаться от всепоглощающей смерти. Ты — убийца. Я — убийца. Мы боремся со смертью. Мы создаём смерть. Мы одинаковы. Я никуда не уйду, — вдыхает эти слова в мои губы Каэлиан, и я наконец-то чувствую, как во мне воцаряется спокойствие. В груди у меня всё сжимается, и на этот раз я целую его всецело, глубоко и отчаянно, пока он ускоряет темп.