Вид ее стоящей над раковиной, стиснувшей руки на керамической плитке и тихо всхлипывающей, разбивает вдребезги все жалкие осколки, что остались от моего сердца. Густые слезы текут по ее щекам, и она сердито вытирает их, молча проклиная себя за глупость.
“Что она делает со мной?
Как мне остановить это?”
Чувства ядовиты для меня. Онемение — мое любимое состояние. Но за несколько дней, прошедших с тех пор, как она влетела без всякой ерунды, я стал более чувствительным, чем когда-либо. Она сломлена, и это очевидно для меня, взывая к моим собственным жадным демонам. Я всегда любил ломать вещи, а она балансирует на грани. Я ничего не хочу, кроме как столкнуть ее с пропасти и следовать за ней до конца.
Аккуратно приоткрыв дверь, я проскальзываю в тесную комнату. Она вздрагивает, отшатывается и вытирает розовые слезы, текущие по ее лицу. — Илай, что за…
Социальные навыки не совсем моя сильная сторона. Я чертовски немой, я борюсь с этим дерьмом. Но я просто исхожу из того, что кажется правильным. Моя ладонь касается ее щеки, большой палец проводит по линии ее челюсти. Я глажу по ее быстро распухшему глазу, синяку вокруг глазницы. Черт, мне нравится, как тускнеет ее кожа. Цветение в оттенках черного и фиолетового. Я хотел бы отметить ее сам.
Я тянусь к ее разбитой губе, когда она заметно морщится от боли, не желая показывать слабость, но не в силах сдержать ее. Я не могу удержаться, нажимаю на кровавый порез, и она еще больше вздрагивает. Есть что-то завораживающее в ее боли, я отчаянно хочу причинить ей боль. Но что-то меня останавливает. Нет, я не могу быть с ней таким человеком. Это ненормально.
Вместо этого я подавляю извращенные желания и решаю хоть раз что-нибудь исправить. Ее глаза встречаются с моими, серые грозовые тучи перемежаются легчайшими голубыми прожилками, едва заметными, если не смотреть вблизи. Моя рука ложится на ее кожу, и она неосознанно наклоняется, наслаждаясь моими прикосновениями, даже не осознавая этого. Я хватаю полотенце для рук и молча предлагаю помощь.
— Хорошо, — сдается она.
Опустившись на крышку унитаза, она выжидающе смотрит на меня. Во что я тут ввязываюсь? Я не святой. Просто увидев ее в свежей крови, мое сердце колотится о грудную клетку, а мой член дергается. Она выглядит как прекрасная гребаная катастрофа, которую я не могу дождаться, чтобы увидеть, как она развернется.
Намочив полотенце, я опускаюсь на колени и начинаю вытирать ей лицо. Широкие мазки стирают темные пятна, обнажая кремово-белую кожу под ними. Работая в напряженной тишине, от интенсивности у меня трясутся руки. Она отказывается отводить взгляд, и это убивает меня.
Это то, что ты чувствуешь, когда тебя видят? Большую часть времени мне кажется, что я уже мертв. Меня никто не видит, даже парни имеют привычку игнорировать меня. Я их не виню, это делается легко. Я просто там, слоняюсь на заднем плане. Один.
Я заканчиваю, поворачиваясь спиной. Рука ловит мое запястье, требуя внимания.
— Илай…
Невозможно описать вкус этой эмоции.
Я никогда не испытывал этого раньше.
— Если хочешь поговорить со мной, ты можешь. Просто чтобы ты знал.
Бруклин отпускает ее. Сразу же я скучаю по давлению ее пальцев, обвивающих мое запястье. Я ничего не хочу, кроме как прижать ее к стене и заставить ее почувствовать то, что я делаю. Таскать ее за волосы и оставлять синяки на коже, тащить ее вместе со мной в глубины ада, независимо от того, насколько это убьет ее внутри. Жизнь чертовски больна, и я хочу, чтобы она испытала это со мной. Впервые я не хочу быть один. Ни капельки.
Небрежно кивнув, я ухожу.
“Плохой Илай. В тебе сидит дьявол.”
Она уже повреждена. Я бы ее испортил.
11
Бруклин
I’m Not Well by Black Foxxesх
— Так ты хочешь рассказать мне, что вчера произошло?
Мариам прикалывает меня авторитетным взглядом. Ее ручка стучит по блокноту, а секунды бегут, вынуждая меня ответить и нарушить молчание.
— Неа. Не совсем так, — бормочу я.
Вздохнув, она что-то записывает. Что, черт возьми, в этом такого примечательного? Я хочу схватить бумагу и заставить ее подавиться ею. Посмотреть, как ей это нравится. Может быть, она бы кричала и умоляла бы о пощаде, наконец-то узнав, каково это, когда тебя кто-то контролирует.
— Бруклин. Если кто-то беспокоит тебя, я должна знать.
— Я сказала, что со мной все в порядке, — констатирую я.
Я не стукачка. Кроме того, я та, кто ломал кости. Именно два. Носы этих девушек разлетелись от кровавого удовлетворения. Глупые суки. Они должны были прислушаться к моему предупреждению, прежде чем нападать на меня. Я не хочу никаких проблем, именно это я и сказала. Но что-нибудь для драмы, верно? Это то, что делают девушки.
— Насилие никогда не является ответом. Это ничего не решает.
Господи, она сегодня на высоте, а у меня мало терпения. Я хочу кричать, читай мой файл, сука! Насилие — мое второе имя.
— Я не могу заставить тебя сказать мне. Но знай, что я здесь, если ты хочешь это обсудить.
Я не отвечаю, просто продолжаю смотреть в окно на послеполуденное солнце. День прошел как в тумане, без каких-либо занятий, в основном я пряталась под одеялом и притворялась, что меня не существует. Меня никто не беспокоил, мне нужно было побыть одной.
— Ты представила свой выбор? Я заметила, что твой дегустатор официально закончился.
Она буквально женская версия Кейд. Он, вероятно, не оценил бы это сравнение, каким бы смехотворно точным оно ни было.
— Еще нет, — отвечаю я.
Сейчас в моем запасе восемь таблеток. Это хорошее начало, но этого недостаточно. Сколько еще этого я могу вынести? Каждая секунда, потраченная на дыхание, размышления, чувства… это агония. Даже речь требует усилий. Мои губы онемели, а мозг отключился. Все чаще я слышу шепот, от которого не могу убежать. Запасы лекарств начинают сводить меня с ума.
— Часы тикают, Бруклин. Тебе нужно что-то выбрать.
“Смерть. Я выбираю чертову смерть.” И если она протянет еще хоть секунду, я возьму ее с собой. Я смотрю на мигающую камеру видеонаблюдения. Они смотрят прямо сейчас? Кто бы они ни были. Я еще не нашла ни одной комнаты без камер, за исключением спален. Должно быть тысячи часов наблюдения. Что со всем этим происходит?
Если бы я ее убила, они бы, взглянув на видео, бросили бы меня в тюрьму строгого режима. Технически говоря, это то место, где я должна была оказаться в любом случае. Если верить прокурорам. Мой назначенный государством защитник утверждал обратное, учитывая обстоятельства моего… преступления. Добавьте туда слово безумие, и все изменится.
— А как насчет двойной специализации?
Должно быть, утомительно постоянно пытаться вселить в нас позитив и безуспешно.
— Английский и история, — выпаливаю я, ухватившись за первую мысль.
Это были два наименее неприятных занятия за два дня скуки. И как минимум в одном из них есть какое-то развлечение. Я помню, как глаза Илая скользили по мне, потемневшие от желания зеленые, когда он нажимал на мою рану, очарованный моей видимой болью. Черт, я наслаждалась этим укусом. Даже если это не от моей руки.