— Что случилось?
— Короче говоря, я заключил сделку с нашими родителями. Они очень активны в местных органах власти и смогли заключить сделку с властями в обмен на довольно значительные пожертвования на программу Блэквуда. Меня бесплатно доставили в это место, и я смог продолжить учебу онлайн, а также присматривать за Хадсоном. Постараться помочь ему поправиться.
Ее глаза широко раскрыты. — Ты сделал это для него? Серьезно?
Я отворачиваюсь, чувствуя, как горячий румянец поднимается от воротника моей рубашки. — Да, он также сделал бы это для меня. Это не так уж и плохо, я помогаю с админом и парой классов, как ты знаешь. Быть рядом с ним того стоит, даже когда он обращается со мной как с дерьмом.
— Вот почему тебе предоставлена полная свобода действий, — мычит она, наконец сообразив.
— Довольно много. Но это останется между нами, хорошо?
Бруклин кивает в знак согласия, немного успокаивая меня. — Значит, ты… ммм, нормальный?
— Ну, мне на самом деле плевать на это слово, но конечно. Я здесь добровольно.
Она смотрит на меня так, как будто я загадка, которую она не может разгадать, ищет расчетливым взглядом, что заставляет меня нервничать. — Ты не принимаешь лекарства? Или ходишь на терапию?
— Ах, не так уж и много. На самом деле я тоже немного помогаю в аптеке, это хороший опыт.
Ее глаза, кажется, на мгновение загораются, как будто она что-то отсчитывает. Я жду ее ответа, но ничего не приходит, она о чем-то глубоко задумалась.
— А ты? — мягко спрашиваю я.
— Я? Разве ты не читал мой файл?
Блядь, она меня нормально достала. — Ах, нет. На самом деле нет.
— Но ты мог?
Я киваю. Нет смысла лгать об этом. Я делал это с другими, но что-то в ней заставило меня сдерживаться до сих пор. Какая-то слабая надежда, что, может быть, она сама расскажет мне, со временем.
— Я… я что-то сделала, — произносит она. — Что-то непростительное. — Невольная дрожь, кажется, проходит по ней. — Пожалуйста, не заставляй меня говорить это.
Рискнув, я держу ее за руку. — Тебе не обязательно.
Наши пальцы автоматически сплетаются вместе, что кажется почти естественным.
— Я не такая, как ты, Кейд. Ты хороший человек. Я нет.
Я решительно качаю головой. — Я отказываюсь в это верить. Посмотри, как ты обращалась с Илаем в первый день. И так противостоять Рио? Он слишком долго всех подталкивал, и ему это сходило с рук.
— Эти вещи не искупят меня от моих грехов.
Это гораздо больше, чем я могу возразить. Это явно укоренилось в ней, убеждение столь же разрушительное, столь и ложное. Она усвоила это так сильно, что у меня нет шансов вытащить из нее гноящуюся ненависть. Не то чтобы это останавливало меня от попыток.
— Ни у кого не бывает все хорошо, Брук. Мы все находимся где-то на спектре морали, балуемся оттенками серого. Нет такого понятия, как хорошее и плохое. Не совсем так, — объясняю я.
Бруклин внимательно слушает, скользя глазами по моему лицу. Затем она придвигается ближе, постепенно сокращая расстояние между нами. Я не смею пошевелиться, не сейчас, когда я зашел так далеко. Ее колени касаются моих, и я просто чувствую ее дыхание на своей коже. — Скажи мне тогда.
— Сказать тебе что? — Я отвечаю.
— Худшее, что ты когда-либо делал. Я хочу знать. — Ее пальцы сжимают мои. — Обещаю, что я могу хранить секреты. Я унесу это с собой в могилу.
Мне это легко приходит. Слишком легко. Мой самый ужасный источник стыда. Она должна видеть это на моем лице, темная улыбка растягивает ее полные губы почти от возбуждения. Я хочу сказать ей, на первобытном уровне. Она взывает к чему-то внутри, к тому слою моей личности, который я похоронил как можно глубже, надеясь никогда больше не пробудить его. Как она нашла его во мне?
— Это было семь лет назад. Прямо перед моим шестнадцатилетием, — хриплю я.
Слова вырвались на свободу, отказываясь больше сдерживаться. Пока я говорю, ее нога зацепляется за мою, сплетаясь вместе, удерживая меня на месте. Ее тепло доводит меня до крайности, и с моих губ слетает еще больше постыдных тайн.
— Это была девушка, Эми Бонд. Всего на несколько месяцев старше меня. Мы были просто детьми, дурачились во время обеденных перерывов. Воровство поцелуев за зданиями и обмен бесконечными текстовыми сообщениями. В течение нескольких недель мы оба были без ума друг от друга.
Она ловит каждое мое слово, ее внимание слишком сильно, чтобы с ним справиться. Как будто она жадно поглощает мои секреты, утащая их для собственного использования. Это так долго оставалось секретом, но она вытаскивает грязные тени на свободу. Я бессилен остановиться.
— Она заболела. Рвота в школе. — Я с трудом сглатываю, набирая влагу в внезапно пересохший рот. — Я был в ужасе, и когда тест оказался положительным, подтвердив, что она беременна, это было похоже на конец света. Оглядываясь назад, я был таким мелким. Так глупо. Это не имело значения, конец света не наступил. Но мои родители требуют от меня совершенства, они всегда его требовали. Я знал, что если они узнают… мне конец. Для моего будущего.
— Что ты сделал?
Я делаю паузу, лицо Эми заполняет мое поле зрения. Сладкие румяные щечки и каштановые кудри, широкая улыбка, которая очаровывала всех и каждого. Лучшая в своем классе, она была волшебницей на скрипке. Ее талант непревзойденный. Даже в шестнадцать ее светлое будущее было обеспечено.
— Я угрожал ей, говорил, что ни одна музыкальная школа не возьмет маму-подростка с кричащим ребенком на свою программу. Ее родители были такими же, как и мои, одержимыми имиджем и репутацией. Я сломал ее, напугал, заставив думать, что нет другого выхода, кроме как избавиться от него. Она просто плакала, умоляя меня о помощи, говоря мне, что мы можем сделать это… быть семьей. Я сказал нет. Никогда не случится.
Мои глаза ненадолго закрываются. Горе неимоверное, даже сейчас. Как будто я говорю о незнакомце, хотя на самом деле ублюдок в этой истории — я. Мое высокомерное молодое я. Как сказал Бруклин, непростительно. Очевидно, мы оба заслужили это слово.
— Где сейчас Эми?
Я готовлюсь впервые признать правду вслух. — Она мертва. В течении последних семи лет. Даже не доучилась до музыкальной школы.
“И это моя вина.”
— Как она умерла, Кейд? — Ее голос мягкий и завораживающий, уговаривающий меня. Она крадет мои грехи и проглатывает их целиком, жадно желая большего, чтобы удержаться.
— Осложнения от подпольного аборта. Умерла через несколько дней после этого проклятого теста.
Наступает напряженная пауза, мы оба погружены во взгляды друг друга. Боль в груди достигает своего пика и утихает вместе с только что произнесенными словами. Я не могу вернуть их сейчас, это где-то там и вне моего контроля.
— Я никогда не выступал вперед и не требовал ребенка, — продолжаю я. — Все слышали о том, что произошло, и судили ее, распуская порочные слухи. Наша интрижка всегда была секретом, мы оба боялись, что об этом узнают наши семьи. До сих пор… они до сих пор не знают, что это я ее обрюхатил.