— Ты сможешь. Ты ей не нужен, и ты явно ей не нравишься.
Хуже всего то, что мне не все равно. Теперь я увидел ее, положил глаз на ее полупрозрачную кожу, эти развевающиеся волосы, светлее свежего снега, я снова очарован. Как и раньше, я упал сильно и чертовски быстро, даже не вынырнув. Я только причиню ей боль, оставаясь рядом. Так почему я не могу отпустить?
Дверь в библиотеку открывается, и я поднимаю глаза, ища ее. Разочарование наполняет меня, когда вместо них появляются Феникс и Илай. Черт возьми, она не придет. Даже если ее выпустят, я последний человек, которого она захочет видеть. Вскоре ей придется столкнуться со мной. Если ей нужно снова кричать и бить меня, пусть будет так. Я возьму это. Что бы ни вернуло ее мне.
— Есть что-то? — спрашивает Кейд.
Феникс качает головой. — Неа. Никаких признаков ее.
Все взгляды устремлены на меня с соответствующим выражением гнева. Сжав руки, я снова возвращаюсь к учебнику.
Читая слова, не вникая в них, мой мозг застыл в состоянии полного оцепенения. Это все моя вина.
Феникс сверлит взглядом. — Что же нам теперь делать?
— Никто не будет говорить со мной о ней. Меня закрыли, — заявляет Кейд.
— Ты должен кое-что знать!
— Я так же расстроен, как и все вы. Мы ничего не можем сделать.
Опустив плечи от поражения, Феникс красочно ругается. — Я ненавижу это.
— Какого хрена вас это вообще волнует? — Я шиплю на них.
В мою сторону бросают одинаковые взгляды, показывая, что это было совершенно неправильно. Даже мои так называемые друзья ненавидят меня прямо сейчас. Это не очень приятное чувство, но я привык быть здесь плохим парнем.
— Пока ты был занят тем, что трахал Бритт и был самым дерьмовым другом в мире, мы знакомились с Бруклин, помогая ей освоиться. Так что потеряй право и проснись, Хад. Ты не единственный, кто в бешенстве, — разглагольствует Кейд.
Я почти хочу похлопать его по спине за то, что он наконец-то сказал, как есть.
— Мы заботимся так же, как и ты, если не больше, — вмешивается Феникс.
Даже Илай кивает, тревожно закусывая губу. Он выглядит неважно, более поблекший и нервный, чем обычно, когда оглядывается по сторонам. Они заботятся, все трое. Это ослепительно очевидно, и я не могу справиться с ревностью, которая вызывает это.
— Хорошо, тогда помоги мне исправить это, — умоляю я.
— Как?
— Я не знаю. Мы вчетвером должны что-то придумать.
Звучит звонок, и Кейд нажимает кнопки на своем телефоне, быстро отключая его. Ему нужно быть осторожнее, телефоны у нас разрешены, но доступ в интернет строго контролируется, как и звонки.
— Сегодня у тебя назначена встреча с адвокатом.
Он стреляет в меня загруженным взглядом. Как раз в тот момент, когда я собирался отругать его в миллионный раз, меня осенила идея. Администрация никогда не послушает нас, группу грёбаных правонарушителей, послужной список которых позорит большинство заключённых. Даже Кейд явно имеет здесь меньше влияния, чем считалось ранее.
— Вот оно, — восклицаю я.
Кейд, конечно, первый, кто понял. — Черт возьми. Ты прав!
— Кто-нибудь мне просветит? — Феникс скулит.
— Адвокат. Он здесь, чтобы поделиться новостями по моему делу, но вместо этого мы просто используем его, чтобы освободить Бруклин. Скажи, что они держат ее без причины или что-то в этом роде. Он будет точно знать, что делать, наказание никогда не прилипнет.
Слова вырываются на свободу, мое облегчение растет. Это может сработать. Если мы оставим ее, они дадут ей сгнить. Вне зависимости от того, сколько одиночных потерь неизбежно возьмут. Я не могу просто сидеть здесь, пока они медленно, день за днем, ломают ее.
Кейд уходит. — Я позвоню.
— Тогда что?
— Хм? — Я обращаюсь к Фениксу.
— Она ненавидит твои чертовы кишки, Хад. Ты должен разобраться.
Я отворачиваюсь, чувствуя горячие, цепляющие объятия стыда. Каков мой план здесь? Просить на коленях прощения? Я не думаю, что когда-либо извинялся за что-то за всю свою чертову жизнь. Это то, что оттолкнуло ее в первую очередь, неспособность владеть моим дерьмом.
— Я разберусь, — бормочу я.
— Обещаешь?
— Господи, мужик. Я обещаю, хорошо?
Феникс кивает, явно все еще недовольный, но пока уступающий. Я даже не смотрю на Илая, мертвенно-молчаливую статую в углу. Я уверен, что он думает точно так же, осуждая меня своими глазами, которые видят слишком много.
“Как исправить худшее, что вы когда-либо делали в своей жизни?”
— Ты должен рассказать нам, что произошло между вами двумя, — заявляет Феникс, откидываясь на спинку стула, как будто он чертов следователь или что-то в этом роде, а не мой друг.
— Разве мы не прошли через это, придурок? Не скажу.
— Мы имеем право знать.
Я резко отодвигаю стул, собирая свои вещи, а он внимательно наблюдает за мной. Ярость проскальзывает под мою кожу и обжигает, обжигая каждое нервное окончание, пока я не могу больше ее сдерживать. Стул разбивается, когда я разбиваю его о стену, мой рев отчаяния пугает находящихся поблизости пациентов.
Феникс в шоке подпрыгивает. — Господи, Хад. Расслабься, пока не подошла охрана! Тебе нужно его охладиться.
Стоя среди расщепленного дерева, моя грудь вздымается, а щеки горят. Даже то, что я разбил стул, не избавило меня от тяжелого груза, удушающего чувства вины. Если бы я только мог вернуться, ударить самого себя в молодости по лицу и сказать ему, чтобы он поступал правильно, невзирая на последствия.
Вместо этого я погубил нас обоих.
15
Бруклин
Monster (Under My Bed) by Call Me Karizma
“Вик хмыкает, прижимаясь телом к моему, сжав бедра вместе. Вонзаясь в меня нежными поглаживаниями, стонет и целует мою шею. Меня тошнит в животе, но я не могу отстраниться, ему не нужно знать, что происходит у меня в голове, когда мы занимаемся любовью.
Это разобьет ему сердце.
— Ты такая чертовски напряженная. Боже, я люблю тебя. Я так сильно тебя люблю.
— Я тоже тебя люблю, — выдавливаю я. Слова убивают меня медленно, часть за частью.
Это не его вина. Вик… он обеспокоен. Добрый и милый, когда хочет быть, но пугающе вспыльчивый. Ненавидит растущую между нами дистанцию. Когда мы ссоримся из-за выпивки и наркотиков, он первым приходит ко мне, чтобы извиниться. Подметать разбитое стекло или чинить разбитые рамы для картин.
Но он всегда первым начинает раскачиваться. Ни один из нас не подходит другому. Призраки и тени в моей голове разрывают нас обоих на части.
Вик скатывается с меня, тяжело дыша, когда холодный воздух касается моей кожи. Облегчение острое, быстро сменяется стыдом. Это должно доставлять мне удовольствие, заставляя меня чувствовать себя любимой и желанной. Не отталкиваю, сдерживая отвращение, когда я имитирую звуки и возможный оргазм.
— Ты примеряла платье, которое я тебе купил?
— О, я не совсем..
— Надень это проклятое платье. Это свадебное платье моей сестры, черт возьми, — шипит он.