— Вы оба тоже. Я серьезно, идите уже на хуй, — кричит Бруклин.
Я смотрю на Кейд, который указывает на выход, явно желая сдаться. Мне хочется остаться и еще немного поспорить, но, честно говоря, она не в форме. Я так много могу сделать для того, кто так не желает.
— Уверена? — мягко спрашивает Кейд.
Далее следует ее жесткий, резкий ответ. — Ты все еще торчишь здесь?
Его плечи опускаются в поражении, когда он уходит. Я убеждаюсь, что одеяло плотно натянуто на подбородок Бруклин, и осторожно расчесываю ее спутанные волосы. Я жажду сделать больше, независимо от ее чувств.
— Ты знаешь, где мы, если понадобимся, — предлагаю я.
— Я не буду. Просто уходи и больше не возвращайся, ладно?
Мы неохотно делаем то, что нам говорят, и мне требуется всяческое уважение к ее частной жизни. Какое бы теневое лечение они ни проводили в этом подвале, оно искалечило ее навсегда.
17
Бруклин
Twisted by MISSIO
Заставляя свои онемевшие ноги двигаться, я поднимаюсь по лестнице по две за раз. Это больно, но я стараюсь, несмотря ни на что, разогревая свое тело, готовясь к изнурительному бегу. Что угодно, лишь бы избавиться от статики, которая отказывается сниматься, как бы громко я ни кричала в подушку по ночам.
Ничего не изменилось с тех пор, как я вернулась два дня назад.
Правда, в то время я практически не выходила из своей комнаты. Только для того, чтобы сходить в медпункт за лекарствами, а то пригрозили, что вернут меня обратно в одиночку. Лазло поставил меня на новый строгий режим. Теперь я делаю укол каждую неделю вместе с ежедневными таблетками, как и раньше. Нет никакого обмана. Его вводят прямо внутрь, и вместо того, чтобы доверять мне, теперь за мной наблюдают, как за гребаным заключенным, когда я глотаю каждый день. После осмотра рта тоже проверяют, нет ли обмана и действительно ли я их проглатываю.
Какая чертова шутка.
В результате все мои планы рушатся. Я здесь уже целый месяц, но каким-то образом я все еще на исходе.
Я не могу вспомнить ничего, что произошло в этом подвале. Все это просто большое, уродливое пятно в моем сознании. Перемежается ужасными воспоминаниями о времени, которое я действительно не хочу вспоминать. Одиночество вернуло всех моих демонов на поверхность, и теперь они отказываются снова подавляться.
“Они когда-нибудь действительно покидали меня?”
Сегодня меня ждут в классе. Учитывая, насколько я отстала на данный момент, это едва ли стоит того. Я должна была быть уже мертвв. Если бы я не напала на Хадсона, я была бы свободна. Наконец, спустя столько времени я была так близка к тому, чтобы получить то, что хочу. Я не знаю, на кого я злюсь больше; на себя или на него.
Я взлетаю в утренний туман. Привыкание к приему лекарств вместе с травмой одиночества разрушило меня физически и эмоционально. Как я буду проходить занятия, понятия не имею. Мне нужен новый план, чтобы выбраться отсюда, ноябрь быстро приближается.
Во время моего пребывания в яме прошел официальный «обыск» всех жилых домов. Здесь есть проблема с контрабандой, это всем известно. Они разнесли комнаты, чтобы найти виновных. Я быстро обнаружила, что они нашли и конфисковали не только мой тайник с таблетками, но и мои лезвия, а также все остальное, что считалось рискованным.
Дважды обогнув периметр, считая на ходу охрану и камеры, я все еще не готова возвращаться назад. То, что раньше работало на меня, больше не помогает, я не могу избавиться от этой удушающей тьмы в моем сознании. Выбрав другой маршрут, я направляюсь за несколько меньшие по размеру общежития Пэйнхилла и пробираюсь через сады на заднем дворе.
Нетронутая зелень постепенно исчезает, чем дальше я бегу, становясь неопрятной и забытой. Высокие березы вскоре окружают меня густым подлеском. Когда я подхожу к высокому защитному забору, который отмечает границу участка, я в отчаянии взбираюсь по периметру, готовая признать поражение. Я не ожидаю найти крошечную проходную дыру, спрятанную в углу.
Протискиваясь сквозь колючую проволоку, я задерживаю дыхание и перебираюсь на другую сторону, бросаясь на бег на случай, если кто-то наблюдает. Чем дальше я бегу, тем более удаленно я себя чувствую. Как будто попала в другой мир, далекий от кошмаров Блэквуда. Здесь, в неизвестности, я почти забыла ловушку, в которой застряла. Терзающую реальность, в которой мне действительно нужно жить.
У меня есть четыре недели, чтобы разобраться.
Четыре недели до юбилея.
Я выбегаю на поляну и нахожу кладбище в валлийской глуши. Черные ворота из кованого железа окружают пространство, заполненное осыпающимися надгробиями и статуями. Сзади находится мавзолей, впечатляющий во всей своей готической красоте. Ивы качаются на легком ветру, а тропинка, ведущая внутрь, покрыта золотыми листьями.
Я провожу пальцами по выцветшим именам, охваченный бессмысленной злобой и завистью. Почему они мертвы, а я нет? Почему я не могу быть похоронена в этой земле, холодной и пустой? Справедливо, что мы можем выбирать, жить нам или нет. Если кто-то хочет умереть, это его решение. Не все хотят спастись.
Опустившись на морозную землю, я упираюсь в один из камней, наслаждаясь тишиной и покоем, которые тонут под моей кожей. Но что не молчит. Где-то шум. Это жесть, почти как приглушенный динамик. Я осматриваюсь, и мой взгляд останавливается на присевшей фигуре у дверей мавзолея, одетой в знакомую черную толстовку с капюшоном и рваные джинсы.
В наушниках Илая играет тяжелая рок-музыка, пока он шуршит в своем рюкзаке. Его вьющиеся каштановые волосы спутаны и выбиваются из-под потрепанной кепки, которую он носит. Вытащив жестянку из-под табака и заглянув внутрь, я не могу отвести взгляд, когда он находит маленький, острый как бритва перочинный нож. Он тратит время на методическую чистку и дезинфекцию, с ритуальным вниманием к деталям. Затем он медленно закатывает рукав, с сосредоточенным лицом, изучая свою руку.
Я не могу оторвать глаз.
У меня текут слюнки, когда он прижимает лезвие к своей коже и проводит им, вызывая немедленное облегчение. Его плечи опускаются, а лицо расслабляется, когда кровь течет. Зачарованно наблюдая, он смещается на дюйм вниз и повторяет процесс. Я как будто наблюдаю за художником. Который рисует красивую, кровавую сцену ужасающих масштабов.
Я в таком восторге от этого зрелища, что моя хватка на камне соскальзывает, и кусок падает на землю. Его голова взлетает вверх, и наши взгляды тут же встречаются. Страх и паника быстро переходят во что-то еще, что я не могу описать. Он смотрит прямо на меня, губы изогнулись в тайной улыбке. Как будто я какой-то вуайерист в его самый интимный момент, и он получает удовольствие от того, что у него есть аудитория.
К черту это. Он явно рад меня видеть.
Я присоединяюсь к нему на покрытых мхом ступенях. Никто из нас не говорит, нет неловкого воссоединения или настойчивых вопросов, как с другими. Оба наше внимание приковано к ножу, крепко зажатому в его руке. Кровь течет от его запястья к локтю малиновыми ручейками. Мои пальцы болят от желания вырвать его.