Феникс ругается и начинает запихивать отдельные листы бумаги, но мое внимание приковано к Илаю. Он сгорбился, прижавшись лбом к столу и зажав уши руками. Отсюда я вижу, как его тело трясется под толстой толстовкой, которую он носит, как обычно.
— Да ладно, это просто пожарная тревога, — приказывает Феникс.
Я полностью игнорирую его, коротко споря сам с собой, прежде чем подойти к Илаю. “Я могу помочь ему, не заботясь, верно?” Проведя рукой по его позвоночнику, он мгновенно напрягается, выглядывая в сторону. Ужас танцует в его глазах, когда он смотрит, молча умоляя о помощи. Точно так же, как я сделала на том кладбище, где он без вопросов согласился.
Я протягиваю ему руку. — Давай вытащим тебя отсюда.
Илай на мгновение останавливается, совершенно отстраненный и контролируемый своим страхом. Я не отвожу взгляд, ожидая, пока он наберется хоть какого-то подобия силы. Когда его пальцы соприкасаются с моими, я слегка улыбаюсь ему.
— Поверь мне, — просто говорю я.
Я жду целую вечность его окончательного кивка.
Вместе мы выходим из класса и спускаемся по полированной лестнице, делая по две ступеньки за раз. Здесь будильник звенит еще громче, и Илай болезненно сжимает мою руку. Когда в воздухе шепчет первый намек на дым, мы движемся быстрее, практически бегом, чтобы спастись. Воздух сгущается, едкий запах гари усиливается.
— Просто пожар, да? — Я шиплю на Феникса.
— Откуда мне было знать, что это правда?
Внезапно рука Илая отрывается от моей, и я спотыкаюсь, врезаясь Фениксу в спину. Он поддерживает меня, прежде чем я падаю вниз по лестнице, и мы оба поворачиваемся назад. Илай присел, опустив голову и спрятавшись от глаз, руки обхватили его тело, когда дрожь усилилась.
— О боже… — вздыхает Феникс.
— Что такое?
— Это не просто пожар. Блядь, ладно.
Опустившись до его уровня, Феникс проводит пальцем под подбородком Илая, наклоняя голову ровно настолько, чтобы их взгляды могли встретиться. Их губы в нескольких дюймах друг от друга, лица близко. — У меня есть ты, И. Я не оставлю тебя, — обещает он.
Илай смотрит, не дыша, укоренившееся недоверие ясно.
— Ты не один, приятель, — добавляет Феникс. — Ну давай же.
Я стою как завороженная, наблюдая за обменом репликами, затаив дыхание. Мои глаза начинают слезиться от дыма, становящегося сильнее и ядовитее с каждой секундой. Илай наблюдает за Фениксом пустыми глазами, сжав губы, пока тот сражается со своими демонами. Как будто он не верит ни единому слову своего друга. Даже если мы никогда не оставим его, никто не оставит, когда поблизости бушует огонь.
Феникс повторяет те же заверения, но чуть более настойчиво. Он практически повторяет ее, умоляя Илая довериться ему. Душераздирающе смотреть на ужас, который держит Илая в заложниках. Как будто он застрял в собственном разуме и не может пошевелить ни одним мускулом, не говоря уже о том, чтобы говорить.
Внезапно мне приходит в голову идея, и я присаживаюсь рядом с Фениксом, убирая его с дороги. Илай не может слушать, когда на него действует тревога, этот ублюдок не слушает ни рифмы, ни разума. Я должна прорваться, и я знаю, как он любит это делать.
— Илай? Это Брук. Нам нужно двигаться, работай со мной здесь, — уговариваю я.
Засунув пальцы в рукав его толстовки, я удерживаю его взгляд, пока ищу выступы, которые, я знаю, я найду. Четыре горизонтальных пореза прямо там, где я видела, как он разрезал себя несколько дней назад. Они все еще сырые и едва зажили, так что достаточно легко вонзить ногти, чтобы содрать свежие струпья. Я царапаю его порезы, пока снова не чувствую, как на кончиках пальцев течет теплая кровь. Его глаза расширились от боли, зубы оторвали его израненную губу.
“Вот и все. Вернись ко мне, маленький Илай.
Я знаю, что тебе нужно.”
Проходит несколько секунд, пока он медленно падает на землю, цепляясь за утешение боли, как я и ожидала. Мы такие же чертовы люди. Когда он слегка дергает головой, я отступаю назад и позволяю Фениксу поднять его, продолжая спуск к заполненному дымом фойе.
Я не могу не смотреть на свои покрасневшие кончики пальцев, следуя за парнями, завороженная видом крови Илая на моей коже. Теперь мы квиты, оба требуем друг друга в багровом цвете.
Мы добираемся до входа в здание гуманитарного факультета, где студенты высыпают из дверей, спасаясь от густого, гнетущего воздуха. Я прикрываю рот рукавом, прежде чем приступ кашля может взять верх, пригибаюсь и следую за толпой. Дым вырывается из одного из классов, и я могу разглядеть пылающие языки пламени, которые атакуют ряды учебников и бумаг. Илай и Феникс теряются в толпе, а мои ноги замирают, прикованные к месту великолепным зрелищем смертоносного огня.
Мой разум быстро поглощает злой, пронзительный голос.
“Входи. Откажись от всего и предложи себя огню.
Это твой лучший шанс. Сделай это. Сдайся.”
Это было бы так просто. Я стою посреди хаоса, нет ни охранников, ни учителей, чтобы остановить меня. Камеры, затененные дымом, и проблеск свободы прямо перед тобой. Я ставлю одну ногу перед другой.
Каждый шаг приближает меня к обжигающему жару, который я ощущаю на своем лице. Мои руки сжимаются в кулаки, ногти глубоко впиваются в ладони. Голос усиливается, заглушая все остальные звуки. Я практически чувствую его на языке, кусочек надежды в виде неизбежной смерти.
Нет больше дыхания.
Больше никаких страданий.
Нет больше жизни.
Впервые с той роковой ночи почти год назад, когда я завершила свой спиральный спуск в ад, я снова смогла быть свободной.
Как только я собираюсь протянуть руку и схватиться за ручку двери, руки обвивают мою талию. Большие покрытые шрамами руки крепко держат меня, пока меня тащат назад, все дальше и дальше от моего спасения. Я кричу «кровавое убийство», умоляя своего похитителя освободить меня, но это бесполезно.
Я знаю эти руки.
Я помню драки, в которых были шрамы на костяшках пальцев.
— Что, черт возьми, ты делаешь? Комната в гребаном огне.
Слова Хадсона отбрасывают меня обратно в кроличью нору, в грязное прошлое. Воспоминания о том, как он сорвал с меня одеяло и выхватил таблетки из моих рук, крича и выкрикивая злобные слова. Или когда он ворвался в туалет в школе, не обращая внимания на других девочек, которые визжали при его входе. Он чуть не вышиб дверь стойла, чтобы добраться до меня, выхватив ножницы из моего окровавленного запястья.
— Отпусти меня! — Я кричу.
Всегда прикасается ко мне, когда не нужно. Сует свой высокомерный нос в мои дела, как будто у него есть право вмешиваться после того, что он сделал пять лет назад.
— Здесь огонь! Ты тупая сука. Мы уходим.
Хадсон вытаскивает меня наружу. Мы спотыкаемся на свежем полуденном воздухе и падаем на землю в приступе кашля. Другие пациенты сбиваются в кучу, хватая ртом воздух. Хадсон отпускает меня, и я тут же отхожу, словно он обжег меня, а не огонь. Я трясусь, как лист, адреналин и гнев смешались в ядовитое химическое вещество в моей крови.