Я перебиваю и переплетаю свой язык с ее языком, требуя ее рта, проглатывая ее оправдания. Я чувствую столкновение ее зубов с моими. Пальцы зарываются в мои мокрые волосы, когда я прижимаюсь к ней всем телом, изо всех сил пытаясь сдержать рычание.
Затем она отталкивает меня, и я спотыкаюсь о стол. Эти темные глаза горят негодованием и чем-то еще. Неразборчиво. Всепоглощающе. Мрачно. Это сожаление — дождь шептал нам обоим сегодня вечером.
— Почему вы все настаиваете на том, чтобы заботиться обо мне? — рычит она почти шепотом. — Разве ты не видишь, что я ничтожна? Я гребаная неудачница и пустая трата воздуха.
Я пытаюсь подойти, но она предупреждающе поднимает руку.
— Нет. Я сказала нет.
Слова царапают мое горло, так чертовски близко, но застряв за этим невидимым барьером. Бруклин качает головой и исчезает в ванной, захлопывая за собой дверь, оставляя меня стоять в темной комнате. Гнев заполняет тишину и соответствует буре, назревающей в моем сознании.
Душ включается. Я не должен туда идти, ее отказ был ясен. Входная дверь тут же. Лучший мужчина прошел бы через это и никогда не вернулся бы, как она и хочет. Но, черт возьми, я никогда не утверждал, что я хороший человек.
Я проскальзываю в заполненную паром комнату вопреки здравому смыслу. Она стоит под брызгами, упираясь руками в стену, и рыдания сотрясают ее тело. Я стою и смотрю, восхищенный ее болью. Она оборачивается и смотрит, почему-то не удивившись, что я последовал за ней.
— Отъебись, Илай, — хрипит она.
Я качаю головой.
— Оставь меня в покое! Я не хочу, чтобы ты был здесь.
Я снова качаю головой.
— Почему ты не хочешь поговорить со мной? Просто сказать это! Скажи, что я тебе противна. — Бруклин болезненно втягивает воздух, ее ярость быстро нарастает. — Скажи, что ненавидишь меня. Только не стой там, глядя на все сочувствующее и всякое дерьмо.
Я делаю робкий шаг ближе. Мягко отодвигаю дверь и ступаю в теплые брызги, полностью одетый. Ее спина упирается в стену, когда я тесню небольшое пространство, ее обнаженная грудь касается моей промокшей футболки.
— Ты, блядь, не сдаешься, да?
На этот раз я отвечаю поцелуем. Так нежно касаюсь ее губ своими, словно одно неверное движение, и она сломается. Я хочу, чтобы она сломалась. Рассыпиться в моих руках. Цепляйся за меня, как за спасательную шлюпку (Прим.:Спасáтельная шлю́пка — судовая шлюпка, обычно вельботного типа, коллективное спасательное средство, служащее для эвакуации с корабля или судна). Я никому никогда не был нужен. Каково это быть желанным?
Она хватает меня за волосы, ее губы плотно прилегают к моим. Наши языки переплетаются, когда мои руки блуждают по ее телу, скользя по покрытой шрамами коже, чтобы обхватить ее задницу. Она целует меня так, будто я воздух, которым она дышит, и я никогда не чувствовал себя таким чертовски живым.
— Отойди, — приказывает она.
Все признаки сопротивления исчезают, когда она дергает меня за рубашку. Я замираю, мое тело заливает ледяной ужас. Я не могу позволить ей увидеть, что скрыто под ней. Она никогда не узнает, насколько я поврежден на самом деле. Отступая, я пытаюсь вырваться из душа, пока она преследует меня, уже не бегая и не боясь.
Я добыча, и она здесь, чтобы сожрать меня целиком.
— Я сказала «отойди».
Моя рука царапает ручку, отчаянно пытаясь вырваться.
— Я думала, ты хочешь этого?
Мы трахались, но она никогда меня не видела. Не полностью. От этого нет пути назад. Все, что я могу сделать, это смотреть в ее прикрытые глаза, надеясь, что она может почувствовать страх во мне.
Ушибленный лоб Бруклина встречается с моим. Нос к носу, вдыхая друг друга в момент, который кажется бесконечным. — Тебе не нужно бояться, Илай. Не от меня. Пожалуйста верь мне.
Ее руки хватают подол моей рубашки, дюйм за дюймом поднимая ее вверх. Я на краю пропасти и вот-вот рухну навстречу своей гибели, когда она раздевает меня. Ее взгляд поедает мою искривленную плоть, больше шрамов, чем настоящей кожи. Мне не нужно смотреть. Я знаю, что она змеится вокруг моего туловища, по плечам и проваливается в пояс моих джинсов.
Понимание мелькает на ее лице. — Огонь? — бормочет она.
Я глотаю. Попробуй дышать. Оближи губы. Кивни головой.
“Ты грешник, Илай.
Вот чего заслуживают грешники. Огонь очищает все.”
Дым в моем носу слишком реален, он заражает мои чувства и блокирует реальность. Только когда она расстегивает мои джинсы и освобождает мой член, я немного возвращаюсь. Бруклин бросает на меня понимающий взгляд и падает на колени в душе, прижавшись ртом к моему члену. Покачивание, сосание, лизание; она вторгается в мой разум ощущениями, которые отказываются игнорировать.
Огонь в моем сознании угасает, когда я цепляюсь за ощущение ее рта вокруг меня. Ударив ее в заднюю часть горла, я упираюсь руками в стену. Мое дыхание вырывается сквозь зубы, и когда я уже готов кончить ей в горло, я дергаю ее вверх. Прислонившись спиной к стене и обхватив ногами мою талию, она тяжело дышит, когда мои пальцы тянут ее клитор. Она чертовски мокрая.
— Илай… — плачет она, когда я одним ловким движением проникаю внутрь.
Наши бедра соприкасаются, когда я трахаю ее у стены, ее тугая киска сводит меня с ума. Ногти впиваются мне в спину, когда она снова меня целует; грубо, дико. Язык вторгается в мой рот, пока я долблю ее киску до забвения.
Когда она вырывается глотнуть воздуха, я посасываю ее твердые соски. Мои зубы впиваются в ее соски, прежде чем я кусаю и сосу ее сиськи достаточно сильно, чтобы оставить фиолетовый узор, постепенно двигаясь вверх по ее шее. Я хочу видеть свои синяки по всему ее гребаному телу. Я хочу причинить ей боль и увидеть ее боль, владеть ею самым извращенным образом.
Движения становятся все более бешеными, мы оба преследуем этот неуловимый кайф. Стонем и цепляясь друг за друга, когда давление нарастает, Бруклин разваливается первой, выкрикивая мое имя. Ее киска сжимается вокруг меня, и через несколько секунд я вливаюсь в нее.
Мы тяжело дышим в тишине, вокруг нас струится вода. Быстро умываясь, я выхожу первым и вытираюсь, прежде чем передать ей полотенце. Затем я понимаю, что моя одежда, черт возьми, промокла в луже на полу.
Бруклин закутывается и хватает меня за руку. — Останься?
С губой, зажатой между зубами, она выглядит невероятно молодой. Платиновые волосы мокрые и всклокоченные, под глазами круги, и в них больше горя, чем следовало бы. Я иду за ней в спальню, как умирающий, преследующий мираж. Она забирается в постель совершенно голая, молча подзывая меня присоединиться.
— Я не, ах… — она сглатывает, проводя рукой по лицу. — Не очень хороша в этом, в том, чтобы слоняться без дела. Но с тобой… — Ее глаза с опаской возвращаются к моим. — Я хочу этого.
Мои ноги несут меня вперед, в постель, пока наши тела не переплетаются, кожа становится влажной, а дыхание смешивается. Мои пальцы зарываются в ее влажные светлые пряди, а ее рука скользит по нижней части моего живота, дразня чувствительные участки обожженной рубцовой ткани.