— Почему вы все такие сварливые придурки? Разве это не вечеринка? — Я дуюсь.
Поднявшись на ноги, я стягиваю свое короткое платье вниз, чтобы прикрыть голые бедра. Кейд наконец смотрит на меня, глаза бегают по моей обнаженной коже с явным глотком.
— Спасибо за платье. — Я вторгаюсь в его пространство, одаривая его шаткой улыбкой.
Его руки скользят по моим плечам и вниз по моим пятнистым рукам. Я не скучаю по тому, как он описывает опустошение на моей коже, как новое, так и старое. Его глаза скользят по моему плечу туда, где сидит Илай, прежде чем снова обратить на меня свое суровое выражение.
— Что ты приняла?
— Не твое дело, — Ответила я.
— Я серьезно, Бруклин. Ты не можешь просто делать здесь то, что хочешь.
— Кто это говорит? В любом случае, никому нет дела до этого.
Кейд толкает меня в кресло. — Я говорю, ясно?
Я отталкиваю его внимательные руки. — Вспышка новостей. Я могу делать все, что захочу, когда захочу, и вы, ребята, ничего не можете с этим поделать. — Я провожу взглядом по Фениксу и Илаю, включая их в сантименты. — Перестань пытаться втянуть меня в свою чертову маленькую семейную динамику. Я задолбалась.
Я, пошатываясь, встаю на ноги и направляюсь к двери, проносясь прямо мимо хватающих меня рук Феникса. Мое хорошее настроение испарилось, когда я начинаю спускаться с высоты, нуждаясь в еще одном ударе, чтобы снова взбодриться. Слишком много чувств угрожают взять верх, и мне нужно избавиться от них. Как только я приближаюсь к побегу, голос Кейда останавливает меня на месте.
— Что именно сделал мой брат, чтобы ты настолько облажалась?
“Как, черт возьми, он посмел.”
Мое сердцебиение ревет в моих ушах. Жар обжигает мою покалывающую кожу, и веселье вытекает из моего тела, как кровь из сливного отверстия. Впиваясь ногтями в ладони, я поворачиваюсь к Кейду. “К черту Хадсона.” Мне надоело хранить его грязный секрет.
— Вы когда-нибудь задумывались, как он заплатил свои долги за наркотики, прежде чем прийти к вам?
В результате тишина наполнена замешательством.
— Я так не думаю. — Я усмехнулась, поворачиваясь к Фениксу. — Ты был дилером, верно? Хорошо, расскажи мне, что происходит, когда кто-то не платит. Просвети нас.
Он молчит.
Я снова смеюсь. — Не стесняйся сейчас. Что случается?
Кажется, прошла целая вечность, прежде чем он наконец ответил. — Ты угрожаешь им, — бормочет Феникс, стыдливо потирая затылок.
— Именно так. А если это не сработает?
Он пытается подойти ко мне, но я поднимаю дрожащую руку, чтобы остановить его шаги. — Ответь на чертов вопрос. — Я смотрю на него, отказываясь отступать. — Расскажи Кейду, что именно его брат сделал со мной. Почему я такая. Почему я застряла здесь, вынужденная оправдывать свой гребаный кайф перед вами, подонками.
— Бруклин, пожалуйста. Мы просто хотим помочь, — умоляет Кейд.
Не обращая внимания на его широко раскрытые глаза, я с отвращением качаю головой. Они все равно не понимают.
— Мне не нужна твоя помощь. Мне не нужна ничья помощь!
Илай вскакивает на ноги, почти так же шатаясь, как и я, с обеспокоенным лицом и торопливыми шагами. У нас обоих трещит по швам, но это не значит, что мне нужна его помощь. Я отступаю дальше, не желая подпускать его даже близко ко мне.
— Кто-нибудь ответит на мой вопрос? — Я кричу. — Или вы слишком напуганы, чтобы смотреть правде в глаза?
— Вы платите тем, что у вас есть, — признается Феникс.
Бинго. Вы платите тем, что можете предложить, независимо от последствий. Мы все четверо сталкиваемся лицом к лицу в смертельной битве воли, пока музыка ди-джея пульсирует в комнате. Никто не встретится со мной взглядом. Правда давит между нами тяжело и удушающе, заметное отсутствие человека, о котором идет речь, только усугубляет ситуацию.
— Ты хотел правды. Вот оно, — я насмехаюсь над Кейдом. — Хочешь знать, почему я такая сумасшедшая? Ответ прост. Твой брат заплатил свои долги тем единственным, что у него было.
Я поворачиваюсь к Фениксу, ненавидя жалость на его лице. — Я. Он расплатился мной.
— Брук… — начинает Кейд, но в ужасе замолкает.
Он смотрит на меня с невообразимой болью в глазах. Вытирая набежавшие слезы, я уверена, что мои глаза отражают ту же эмоцию. Даже через пять лет рана гноится и глубока, вечно свежая из-за отсутствия решимости с человеком, который погубил меня.
— Этот чертов дрозд — не единственное, что он убил, — выплевываю я, мои эмоции выходят из-под контроля. — Это твоя правда.
Выйдя на улицу в поисках мешочка в лифчике, я полна решимости устранить агонию, разрывающую мой разум и тело на части. Извращенные чувства ненависти и гнева, которые каким-то образом вырвались из тюрьмы, чтобы мучить меня еще больше.
Никто не следует за мной.
31
Бруклин
Guest Room by ECHOS
Онемение. Сладкое, бессмысленное, неопровержимое онемение.
Весь гнев, негодование, бешеная ярость… все прошло.
Закончив вторую линию и вытерев нос, я поднимаюсь на ноги. Крышка унитаза пыльная и в белых крапинках, но я не утруждаю себя убирать за собой. Нюхать кокаин в ванной, стоя на коленях, — это новая низость, но, к счастью, мне уже все равно.
— Оставь меня в покое!
Хлопает дверь, сопровождаемый приглушенным плачем и звуком замка, скользящего по соседней кабинке. Я отряхиваюсь и выхожу, чтобы побрызгать лицо. Подводка течет по моим щекам, а красная помада размазана, я выгляжу как ненормальный клоун. Я смотрю в свои глаза, наблюдая, как моя натянутая улыбка исчезает.
“Я сама себе разрушитель.”
Каждый одинокий момент моей жизни меня трахали, бросали, забывали и использовали. Все и вся. И каким-то образом все возвращается ко мне. Винить кроме себя больше некого. Я неудачница, проклятая неудачница
— Я ненавижу тебя, — кричу я себе, глубоко хмуря брови. Давление в груди все еще не ослабевает, поэтому я кричу еще громче. — Я чертовски ненавижу тебя!
Мой кулак врезается в стекло, и оно разбивается прямо посередине, моя кровь красиво размазывается. Когда в моих венах течет кокс, я не чувствую боли в разбитой руке. Багровые ручейки стекают по моей коже, и я смотрю, завороженная этим зрелищем.
Я заслужила. Такие, как я, не должны жить. Я пустая трата воздуха, и если я умру прямо сейчас, я окажу миру услугу. Никто бы даже не заметил.
— Что, черт возьми, ты делаешь?
Бритт выходит из кабинки, следы туши и розовые щеки окрашивают ее лицо. Она недоверчиво переводит взгляд с разбитого зеркала на меня, не желая приблизиться даже на шаг, как будто боится меня физически. — Серьезно, Бруклин? Хей? — Она машет рукой в воздухе, словно привлекая мое внимание.
— Я… я… — я спотыкаюсь, быстро моргая.
“Что я делаю? Почему я здесь?” Ничто больше не имеет смысла. Тени ползут по краям моего поля зрения и начинают бормотать, переворачивая реальность с ног на голову. Все, что я чувствую, это биение моего сердца, угрожающее разорвать мою грудную клетку.