— Ава, пожалуйста.
Я прижала сумку к груди, используя ее как броню, пока я бульдозером прокладывала себе путь по тротуару.
— Позволь мне, хотя бы, отвезти тебя домой, — умолял Алекс. — Это небезопасно, идти в темноте.
Последние две недели я ходила домой пешком, и у меня не было никаких проблем. Я жила не в самом лучшем районе, но это не была зона боевых действий. Мне просто нужно было держать себя в руках. Кроме того, у меня был перцовый баллончик, и я возобновила занятия по самообороне в местном центре боевых искусств.
Однако Алексу я ничего этого не сказала.
— Холодно и идет дождь, а на тебе платье. — Как бы быстро я ни шла, я не могла от него убежать. — Милая, пожалуйста, ты заболеешь. — Его голос сломался на последнем слове.
Я стиснула зубы так сильно, что у меня заболела челюсть. Я опустила голову, отчаянно пытаясь добраться до теплой и безопасной своей квартиры. В конце концов, Алекс перестал говорить и просто шел рядом со мной, грозно глядя на меня, чтобы все остальные обходили меня стороной.
Спустя, казалось, целую вечность, мы подошли к моему зданию. Я не смотрела на него, пока доставала ключ из сумки и вставляла его в замок. По моему лицу стекала вода — от дождя или от слез, я не могла определить.
Алекс не последовал за мной внутрь здания, но я чувствовала жар его взгляда, когда проскользнула внутрь.
Не смотри. Не смотри.
Я преодолела половину лестницы, прежде чем сдалась. Через стекло над дверью хорошо просматривался тротуар, и хотя я уже была в здании, Алекс остался снаружи, промокший до костей. Рубашка прилипла к его рельефному торсу, а волосы прилипли ко лбу, светло-каштановые, почти черные от дождя. Он поднял глаза и посмотрел на меня через стекло, на его лице были написаны страдания и решимость.
И хотя нас разделяли бетон, металл и добрый десяток футов, от него исходило такое притяжение, что я почти убедила себя распахнуть дверь и втащить его внутрь с холода.
Почти.
Я заставила себя отвернуться и побежать вверх по лестнице в свою квартиру, пока мое глупое, мягкое сердце снова не втянуло меня в неприятности. Даже после того, как я разделась и зашла в душ, дрожа, его соблазнительный шепот ласкал мои уши и призывал меня поддаться.
Попроси его войти. На улице темно и холодно… Что, если он заболеет? Ограбят? Поранится?
— Нет, — сказала я вслух, потирая кожу так сильно, что она покраснела. — Алексу Волкову не больно. Он делает больно.
В голове промелькнул образ его жалкого стояния, и я замешкалась, прежде чем начать скрести сильнее. Я не заставляла его следовать за мной или стоять там. Если он простудится или… или переохладится, это будет на его совести.
Трясущимися руками я выключила воду.
Следующие несколько часов я ела рамен быстрого приготовления и пыталась редактировать фотографии, но в конце концов сдалась. Я не могла сосредоточиться, и мои глаза болели от слез. Я просто хотела притвориться, что этого дня никогда не было.
Я назвал это ранней ночью и забрался в постель, сопротивляясь желанию выглянуть в окно. Прошло уже несколько часов. Не похоже, чтобы Алекс все еще был там.
Глава 42
Ава
Алекс выполнил свое обещание-угрозу появляться каждый. Божий. День. Он был рядом с утра, когда я уходила на семинар, обычно с ванильным латте и черничной булочкой (моими любимыми). Он провожал меня домой после семинаров. В другое время, особенно когда я была с другими людьми или гуляла по городу в выходные, он был менее заметен, но он был там. Я чувствовала его присутствие, хотя и не могла его видеть.
Я никогда не думала, что Алекс Волков станет моим сталкером, но это произошло.
Вдобавок ко всему, подарки приходили каждый день. Много.
К концу первой недели моя квартира выглядела так, будто я открыла комнатный сад. Я пожертвовала все в местную больницу — розы всех цветов, яркие фиолетовые орхидеи и сладкие белые лилии, веселые подсолнухи и нежные пионы.
К концу второй недели у меня было столько украшений, что герцогиня Кембриджская позеленела бы от зависти, по крайней мере пока я не заложила их в ломбард. От суммы, которую я получила за груду бриллиантовых серьг, сапфировых браслетов и рубиновых ожерелий, у меня слезились глаза, но большую часть я пожертвовала в различные благотворительные организации, а остальное оставила для расходов на жизнь. Лондон был недешевым, и стипендия была не совсем роскошной.