Дверь захлопнулась, и я лежал, уставившись в потолок, казалось, несколько часов. Грузчики уже упаковали мои вещи и перевезли их в мой новый пентхаус в Вашингтоне. Я не мог больше оставаться в этом доме — он был слишком полон воспоминаний, увядших смешков и разговоров, которые тянулись до глубокой ночи. Не только с Авой, но и с Джошем. Мы жили здесь вместе в колледже, и это были одни из лучших лет в моей жизни.
Я закрыл глаза и в кои-то веки позволил себе погрузиться в хорошее воспоминание, а не в болезненное.
— Спой одну песню. Только одну, — умоляла Ава. — Это будет моим подарком на день рождения.
Я бросил на нее ничего не выражающий взгляд, пытаясь сдержать смех над ее преувеличенным надуванием и щенячьими глазами. Как кто-то настолько сексуальный может быть настолько чертовски очаровательным?
— Твой день рождения только в марте.
— Это будет моим ранним подарком на день рождения.
— Хорошая попытка, Солнышко. — Я обхватил ее сзади за талию и провел губами по ее шее, улыбаясь, когда услышал ее резкий вдох. Мой быстро твердеющий член идеально прилегал к ее попке, словно мы были созданы друг для друга. — Я не пою.
— Что ты имеешь против музыки? — надулась она, но выгнулась дугой, когда я провел большим пальцем по одному идеальному, пикообразному соску. Я никогда не мог насытиться ею. Я хотел связать ее и пожирать ее весь день, каждый день. Весь остальной мир не заслуживал ее. Я тоже, но она была здесь, и она была моей, так что к черту все, что я заслужил. Я брал то, что хотел.
— Ничего не имею против музыки. — Я ущипнул ее за сосок, и она в ответ прижалась к моему теперь уже твердому члену. — Просто не люблю петь.
Я сделал это однажды в каком-то дурацком караоке, куда меня затащил дядя, и больше никогда не пел. Не потому, что я считал себя плохим — я был Алексом Волковым; я мог сделать что угодно, а потому что пение казалось слишком чувствительным, слишком личным, как будто я обнажал свою душу с каждой нотой, выходящей из моего горла. Это было так, даже если это была глупая попсовая песня. Любая музыка, какой бы пошлой она ни была, основана на эмоциях, а я построил свою репутацию на том, что у меня их не было — если только я не был с Авой.
Желание разливалось по моим венам.
Она была в моем распоряжении до того, как Джулс вернется с работы через час, и я собирался воспользоваться каждой секундой.
— Но если ты действительно хочешь получить свой подарок на день рождения пораньше… — Я закружил Аву, и она рассмеялась, звук наполнил комнату теплом. — У меня есть кое-что на примете.
— О? Что это? — поддразнила она, обхватив меня за шею.
— Я могу рассказать тебе или… — Я целовал ее грудь и живот, пока не достиг сладкого совершенства между ее бедер. — Я могу показать тебе.
Я выдернул себя из этой сцены, мое сердце колотилось. Как и все мои воспоминания, это было настолько ярким, что могло происходить в реальном времени. Но это было не так, и все, что меня окружало, — это пустота и холодный воздух.
У меня защемило в груди. Теперь я вспомнил, почему я воздерживался от хороших воспоминаний — каждый раз, когда я возвращался в реальность, это было похоже на потерю Авы заново. Я был испорченным Прометеем, страдающим вечно, только вместо того, чтобы мою печень каждый день пожирал ублюдок орел, мое сердце разрывалось снова и снова.
Я лежал там, пока тени не удлинились, а спина не разболелась от деревянного пола. Только тогда я заставил себя встать и, прихрамывая, пошел к машине.
В соседнем доме было темно и тихо, что соответствовало погоде. Я был так поглощен своими страданиями, что не заметил, что началась гроза. Дождь падал яростными струями, и злые молнии раскалывали небо пополам, освещая бесплодные зимние деревья и потрескавшийся тротуар.
Ни малейшего намека на солнце или жизнь.
Глава 39
Ава
ДВА МЕСЯЦА СПУСТЯ
Бриджит убедила Риза не рассказывать во дворце о том, что произошло в Филадельфии. Я не знала, как, ведь Риз был таким приверженцем правил — даже если сказать правду означало навлечь на себя неприятности, ведь Бриджит была похищена при нем, но она сделала это.