Мои зубы впиваются в нижнюю губу. Рана еще свежая. Уверена, что со временем я не буду убегать. Настанет день, когда я увижу Эйдена и пройду мимо него, не удостоив даже взглядом.
Я надеюсь, так и будет.
Я действительно надеюсь на это.
Боль временна. Боль со временем притупляется.
Тем не менее, сомневаюсь, что наступит день, когда, думая о нем я не буду испытывать боль, но уверена, что она не будет такой острой или убийственной.
Ты сильная, Эльза. Ты Стил.
Как говорил папа, «никто не идёт против Стил и не живет, чтобы говорить об этом.»
Сделав глубокий вдох, я поворачиваюсь. Я вернусь и притворюсь, что его не существует.
Я спотыкаюсь, мои каблуки цепляются за пол. Эйден стоит передо мной, как мрачный жнец.
Нет, не мрачный жнец. Монстр.
Мой монстр.
Он не издает ни звука, когда выходит на улицу, целенаправленно вторгаясь в мое пространство и воздух.
Но это то, что делает Эйден, не так ли? Он загоняет в угол, и довольно скоро ты понимаешь, что выхода нет.
Он более устрашающий и красивый, чем кто-либо должен быть. У него высокомерный нос его отца и аура Бога среди людей. Или, скорее, акра короля среди крестьян.
— Думала, что сможешь убежать от меня, милая?
Его голос все тот же, грубый, глубокий и зловещий. Понятия не имею, почему я думала, что его голос изменится в течение недели.
Мой подавленный гнев вспыхивает и бурлит в венах. Ругательства борются и рвутся на свободу, как ураган, надвигающийся вдалеке.
Однако я храню молчание.
Эйден из тех ненормальных, которые питаются истериками. Лучший способ победить его — изменить его собственную тактику, нарушить его мыслительный процесс и держать в неведении.
Из-за отсутствия у него эмпатии, он умеет читать людей. Он так сильно полагается на интуицию и логику; они его самые большие достоинства. Почти невозможно перетасовать его строй или сделать ход, которого он еще не предвидел.
Однако у меня есть одно преимущество.
Я знаю его так хорошо, что могу посмотреть ему в глаза и запечатать все свои эмоции внутри.
Если он ищет приступ гнева, то ничего не получит.
— Ты прячешься от меня, — продолжает он после минутного молчания. — Я понимаю, что ты зла, но ты не слышала мою версию истории, Эльза.
Зла? Как насчет того, чтобы проснуться посреди ночи и обнаружить, что я плачу, а моя грудь болезненно сжимается? Как насчет чувства предательства, которое я блокировала, чтобы не разбиться на куски?
Его версия истории? К черту это.
Пошел он к черту.
У него нет никакой стороны этой истории. Он держал в секрете свою помолвку, пока я сходила с ума от девушки, которая имела на него больше прав, чем я когда-либо.
Этот ублюдок превратил меня в девушку на стороне.
Это такое грязное, унизительное место, и я никогда не прощу ему этого.
Я приподнимаю платье и начинаю проходить мимо него.
Эйден хватает меня за руку. Раньше его прикосновение воспламенило бы меня, а теперь оно просто... холодит.
Прикосновение такое холодное.
Такое неправильное.
— Я сказал, — произносит он так, будто я не расслышала его в первый раз. — Ты не слышала мою версию истории.
Я высвобождаю руку, и, к его удивлению, он отпускает меня.
Это впервые.
Я делаю два шага, когда его смертоносный, жесткий голос останавливает меня на полпути.
— Ты дала обещание, Эльза. Блядь, сдержи его.
— Если ты не сдерживаешь своих обещаний, почему я должна?
Мой голос такой спокойный, он как будто преследует.
Я не оборачиваюсь и не смотрю ему в лицо.
Он выбрал это. Он выбрал для нас место, где он видит только мою спину.
— Я не даю обещаний, которые не выполняю. Ты та, кто нарушает обещания снова и снова. Я говорил тебе, что любовь ко мне это дорога с односторонним движением. Я говорил тебе не произносить этих чертовых слов, если ты не имела их в виду.
Я бросаю взгляд на него через плечо.
— Я имела в виду эти слова. Я люблю тебя, Эйден, но я также люблю себя достаточно сильно, чтобы уйти от тебя.
А затем возвращаюсь внутрь.
Желание заплакать обрушивается на меня, как внезапное стихийное бедствие; сильное и разрушительное. И все же я не плачу. Я не буду проливать по нему слез. Не стану жертвой, которой он хочет меня сделать.
Боль сжимает центр груди. Она глубокая и затрагивает каждый слой сердца.
Я думала, что, если признаюсь, что все еще люблю его, боль уменьшится.
Я ошибалась.
Всегда ли так будет? Хаотично и болезненно? Придется ли мне идти, считая свои шаги?
Однажды я приду на одно из этих мероприятий и посмотрю, как Эйден вальсирует с Сильвер, в роли его жену.
Его чертова жена.
Острая тошнота охватывает мое горло и прилипает языком к небу.
Я этого не переживу. Не могу.
Мои мысли снова отнимают воздух. Я останавливаюсь возле одного из столов с едой, переводя дыхание. Справа от меня расположен еще один внутренний дворик. Заметит ли кто-нибудь, если я спрячусь там до конца вечера?
Боковым зрением я улавливаю движение.
В углу внутреннего дворика парень и девушка, окутанные тьмой, тихо разговаривают. Я их не слышу из-за музыки и общей болтовни.
Вот и мой план спрятаться там.
Я уже собираюсь обернуться, когда что-то еще привлекает мое внимание.
Парень говорит так тихо, что это звучит почти угрожающе. Девушка прижимается спиной к каменным перилам. Тусклый свет отражается в ее... зеленых волосах?
Я выхожу наружу.
— Ким?
Парень — Ксандер — медленно отодвигается, но не раньше, чем бросает на нее суровый взгляд.
— Я серьезно. Не испытывай меня, блядь.
А потом заходит внутрь.
Грудь Ким поднимается и опускается так быстро, что я боюсь, что у нее будет что-то вроде сердечного приступа. Ее зрачки расширены, словно она отходит от кайфа.
Я бросаюсь к ней и беру ее руки — дрожащие и мокрые — в свои.
— Что случилось? Ты в порядке? Что он сделал?
— Со мной все хорошо. — Ким притворно улыбается.
Ей нужно перестать притворяться улыбающейся, когда она так плоха в этом.
— Ким! — я ругаюсь. — Какого черта? Ты выглядишь на грани срыва.
— Это просто Ксандер, который остается Ксандером. — она машет рукой в знак отказа и поправляет подол своего темно-зеленого платья. — Я скучала по тебе.
Ее руки обнимают меня. Хотя я и не хочу, чтобы она меняла тему, я не отстраняюсь.
Ким прерывисто дышит, и я понимаю, как сильно она нуждается в этих объятиях. Она одинока, и я единственная ее подруга. За исключением Кира, ее семья не из тех, кто проявляет любовь. Я всегда чувствую, что ей больше всего на свете нужны человеческие прикосновения. Она просто не очень хорошо умеет выражать свои потребности.