Он принадлежал ей.
Зуд зарождается у меня под кожей и распространяется по всему телу. Я снова мою руки и вытираю их.
В тот момент, когда я открываю дверь, кто-то заталкивает меня обратно.
Я кричу, но рука заглушает все звуки. Дверь в туалет с грохотом закрывается.
Он разворачивает меня. Моя спина ударяется об нее, когда взгляд встречается с металлическими глазами Эйдена.
Я кричу.
Глава 13
Эльза
Я остаюсь неподвижной.
Полностью.
Как доска.
Несмотря на зону боевых действий в моем сердце. Все войны начинаются в моем глупом, ущербном сердце.
Мой крик затихает.
Кричать бесполезно, когда рука Эйдена закрывает мне рот. Его сила подобна единому батальону; опасна и разрушительна.
Твердость его груди сдавливает мою, когда все его тело прижимает меня к двери. Я чувствую его сердцебиение, громкое и неистовое. Меня так и подмывает протянуть руку и пощупать пульс под кончиками пальцев. Его нормальный, здоровый пульс.
Единственное, что делает его человеком.
Искушение покидает меня, когда он хватает меня за запястья свободной рукой и ударяет ими о дверь над головой.
Этот звук выводит меня из вызванного оцепенения.
Знакомая сцена.
Всякий раз, когда Эйден не добивается своего, он прибегает к установлению своего господства. Это часть игры, в которую он так хорошо играет. Игра, в которой я всегда буду пешкой.
Игра, которую я всегда проигрываю.
— С возвращением, милая, — бормочет он своим скрипучим, вызывающим озноб голосом.
Есть ли способ плеснуть кислотой на его голос и не дать ему так хорошо звучать?
Его губы зависают в нескольких сантиметрах от моего рта, прикрытого его рукой. Угроза это или обещание, я не знаю.
— Ты закончила убегать?
Его большой палец ласкает мою щеку в чувственном ритме. Вверх и вниз, как колыбельная, кожа к коже.
На секунду я теряюсь в его прикосновениях. В его близости. В его запахе.
Черт бы побрал его запах.
От него пахнет болью и удовольствием. Сладким и горьким одновременно.
Я бы солгала себе, если бы сказала, что не скучала по нему, и я пообещала никогда больше не лгать себе.
Я скучала по его сводящим с ума прикосновениям и этому горячему взгляду.
Я скучала по его поцелуям и ваннам, которые он готовил для меня.
Я скучала по его запаху и его грубым словам.
Но больше всего я скучала по нему.
По парню, по монстру.
Но все это напрасно. Неважно, как сильно я по нему скучаю, это не отменяет того, что он сделал. Это не меняет того факта, что я все это время была пешкой на его доске.
Поэтому я держусь за кипящий гнев, ненависть и горечь. Я цепляюсь за то, как пусто было ощущать, когда мне говорили, что я всего лишь игра.
Во мне, как феникс из пепла, просыпается желание сразиться с ним и осыпать его ругательствами. Мои мышцы напрягаются, готовые к бою, к дуэли.
Однако я прикусываю язык. Конфронтация только даст ему рычаги влияния.
Вместо того, чтобы дать ему то, что он хочет, я расслабляюсь в его объятиях и опускаю взгляд, прерывая зрительный контакт.
Я стираю его и его металлический взгляд, зловещие черты лица и взъерошенные волосы.
— Посмотри на меня.
Я этого не делаю.
Он наблюдает за мной в тишине. Я чувствую иглу в верхней части моего черепа, готовую вскрыть его.
Безмолвная война длится минуты или часы. Я просто стою, смотрю на свои черные лоферы и забиваю голову философской тактикой Сунь-цзы.
Высшее военное искусство состоит в том, чтобы подчинить врага без боя.
Молчание мое единственное оружие, и я буду использовать его до самого конца. Неважно, насколько удушающей является эта тишина.
В тишине Эйден отпускает мой рот. Я не кричу. Я храню священное молчание, будто от этого зависит моя жизнь.
Он сжимает мою челюсть двумя грубыми пальцами и поднимает мою голову.
— Блядь, посмотри на меня.
Я смотрю в потолок, на белые лампочки.
— Эльза, — рычит он, звук эхом разносится вокруг нас, как мрачное обещание. — Не дави на меня.
— Покажи мне свое самое худшее, — говорю я ровным тоном.
Его губы прижимаются к моим. Я не открываюсь. Ему придется укусить меня, если он хочет поцеловать меня.
Он рычит мне в рот и покусывает нежную кожу.
Я не открываюсь.
Я не даю ему проникнуть.
Я держусь за гнев и боль. Гнев и боль позволяют мне игнорировать реакцию тела на него.
Гнев и боль заставляют меня онеметь от его прикосновения.
Эйден отстраняется, но не отпускает мои запястья.
— Уверена, что хочешь сыграть со мной в эту игру?
Я не отвечаю.
Прямо сейчас я надежно укрыта оцепенелым ореолом. Если я что-нибудь скажу, я лишусь убежища, которое предлагает это место.
Эйден задирает мою юбку. Воздух касается моих голых бедер, а мурашки покрывают кожу. Его сильная ладонь сжимает мою киску поверх шорт.
Мое дыхание прерывается, грудь поднимается и опускается, словно я только что пробежала стометровку. Пальцы на ногах скручиваются. Я смотрю на воображаемую точку на стене за головой Эйдена.
Он солгал тебе.
У него есть невеста.
Ты девушка на стороне.
Он просовывает два тонких пальца под мои шорты и проводит ими по складкам.
— Хм, ты не мокрая. — его мрачный голос достигает ушей сквозь мое пение. — Это вызов, Холодное Сердце? Хочешь поспорить, сколько времени мне потребуется, чтобы сделать тебя мокрой?
Я продолжаю смотреть на невидимую точку, молча повторяя мантру.
Он не заслуживает моих слов. Он ничего не заслуживает.
Эйден кружит вокруг моего клитора, медленно дразня набухший бугорок. Если я не сосредоточусь на этом, то ничего не почувствую.
Вообще ничего.
— Ты будешь мокрой, — громыхает он у моего уха, звук проникает прямо в меня. — Мой член будет в твоих соках, когда я выебу из тебя дерзость.
— Или ты можешь изнасиловать меня и использовать кровь в качестве смазки.
Эйден останавливается, его пальцы замирают на складках.
Он откидывается назад и внимательно наблюдает за мной. Сосредоточенно. Как камень.
На этот раз я встречаюсь с ним взглядом. Я встречаюсь с этими мутными, зловещими глазами, которые иногда кажутся бесконечной пустотой.
Местом, куда ты уходишь и никогда не возвращаешься.
Я хочу, чтобы он увидел выражение моего лица. Понятия не имею, как это выглядит, но надеюсь, что оно наполнено гневом и ненавистью. Я надеюсь, он видит, что сделал это с нами.
Он сломал нас.
Сломал меня.
Он сказал мне, что выбрал меня, но так и не сделал этого.
Не совсем.
Его выбором всегда была кукла Барби с фамилией Куинс.