Мой гнев вспыхивает от этого.
— Знаешь что? Не всегда все идет так, как ты хочешь, Эйден. Если ты хочешь быть со мной, тогда тебе придется научиться кое-чему, что называется компромиссом. Погугли. Я не стану той, кто всегда будет склонять голову, пока ты добиваешься своего. Отношения устроены не так. — я отталкиваю его руку и вскакиваю на ноги. — Отвези меня домой. Папа, должно быть, волнуется.
Его левый глаз дергается, и я ожидаю, что он дёрнет меня обратно. Он этого не делает. Просто встает и уходит.
Я смотрю на его напряженную спину с разочарованием, бурлящим в венах. Я была в нескольких секундах от того, чтобы растаять в его объятиях, но он вынужден был все испортить, вернувшись к своим идиотским привычкам.
Я следую за ним к его Феррари. После того как я показываю ему дорогу к новому дому моего отца, он не произносит ни слова.
Весь путь проходит в молчании. Тот вид молчания, который ты ощущаешь в воздухе, горький и кислый.
Эйден держит руку на руле, а другой кулак на подлокотнике, между нами, но не прикасается ко мне.
К черту его. Он не единственный, кто сейчас в бешенстве.
Еще через несколько мгновений я размышляю о том, чтобы нарушить тишину. Не находя слов, я молчу, пока машина не останавливается перед моим домом.
— Спасибо.
Я хватаюсь за ручку двери.
Он продолжает смотреть вперед, не обращая на меня внимания.
Достаточно, черт возьми.
Я опускаю руку на колени и смотрю ему в лицо.
— Из-за чего ты так злишься? — ответа не следует. — Значит, теперь это молчаливое обращение?
— Иди в дом, пока я не похитил и не трахнул тебя до беспамятства.
Мой пульс учащается при виде этого изображения, а кожа становится горячей и холодной. Я бы хотела, чтобы это было от ужаса, но это от чертового возбуждения.
Что-то не так устроено внутри меня.
Грязные слова Эйдена погубили меня.
Когда я не двигаюсь, он наклоняет голову набок. Садистская ухмылка приподнимает его губы.
— Или тебе бы этого хотелось, милая?
Раздается стук в окно. Я вздрагиваю, выходя из оцепенения.
Эйден выпрямляется, отпуская руль.
Я оживляюсь, когда вижу того, кто ждет за окном.
Папа.
О чем я думала, прося Эйдена подвезти меня? Ох, подождите-ка. В то время я не думала.
Я опускаю окно.
— Привет, папа.
— Привет, принцесса. — он улыбается. — Заходи внутрь.
Я двигаюсь, чтобы открыть дверь.
Папа заглядывает в окно, и его улыбка пропадает.
— Ты тоже, Эйден.
Дерьмо.
Глава 20
Эйден
Итан Стил крупный человек.
Там, где Джонатан худощав, он широкоплеч. Конечно, он не такой огромный, каким я его помню с детства, но это связано с тем, что я рос, а не с тем, что он становился меньше.
Во всяком случае, его сильная костная структура так же высока и высокомерна, как и в прошлом, будто он не лежал в коме.
Он сидит за своим столом красного дерева, наблюдая за мной глазами ястреба.
Его кабинет обставлен мягкими черно-коричневыми диванами и книжными полками. На кофейном столике между мной и Эльзой расположена стеклянная шахматная доска.
Если он не точная копия Джонатана, то не знаю, кто это.
Ноги Эльзы сомкнуты вместе, когда она смотрит на свои колени, лоферы, пиджак. На что угодно, только не на меня или отца. Беспокойство волнами исходит от нее и покалывает мою кожу.
Я встречаю взгляд Итана нейтральным взглядом. Он пытается запугать меня молчанием, поэтому, когда он заговорит, у меня не будет другого выбора, кроме как упасть к его ногам.
Джонатан тоже так делал, пока не понял, что на меня эта тактика не действует.
Манипуляции влияют на нейротипичных людей, а не на меня.
— Каковы твои намерения в отношении моей дочери?
Он целится прямо в яблочко. Я могу уважать это в нем. Мне нравятся прямые противники.
— Намерения? — я повторяю, выводя его из себя.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — она кладет оба локтя на стол и наклоняется вперед, как император, планирующий свою атаку. — Джонатан, должно быть, приказал тебе разрушить ее жизнь.
— Как... — Эльза откашливается. — Откуда ты это знаешь, папа?
— Я знаю о тебе все, принцесса. — он улыбается ей, но выражение его лица становится жестким, когда он снова фокусируется на мне.
Хотя Итан и Джонатан две стороны одной медали, есть одно отличие. Итан смотрит на Эльзу так, словно она его мир. Он сделает все, чтобы защитить ее и ее наследие.
Но не Джонатан.
Его мир стал мрачным и острым после смерти Алисии. Все, что его волнует, это месть и власть. Сомневаюсь, что он и глазом моргнет, если мы с Леви падем в процессе.
Пока остается один Кинг, продолжая свое наследие, его это не беспокоит.
— Мои намерения по отношению к вашей дочери просты, — говорю я самым спокойным, самым решительным голосом, на который только способен. — Она моя.
— Эйден! — шипит она.
Я поднимаю плечо. Я не стану лгать Итану. Не об этом. Он должен знать, что я буду бороться за нее. Я готов сразиться с ним, Джонатаном, и со всем миром.
Ад. Я готов сразиться с ней, если она не перестанет упрямиться. Раньше это было восхитительно, а теперь меня это выводит из себя.
Я ожидал, что Итан встанет и вышвырнет меня из дома. Честно говоря, я бы не удивился, если бы он натравил на меня своих собак.
Однако он просто наблюдает за мной.
Презрение в его взгляде разозлило бы меня, если бы я не был воспитан так, чтобы справляться с подобными ситуациями.
Стрессовые, пугающие встречи ничего не делают с теми, у кого фамилия Кинг. Нас учили преодолевать их еще до того, как мы научились ездить на велосипеде.
Эльза неловко ерзает на кресле, разглаживая свой и без того идеально отглаженный пиджак.
Подергивание ее носа, когда она напряжена, слишком мило для слов. Теперь мне не терпится прикоснуться к этому носу, поцеловать его, лизнуть.
— Что Джонатан думает об этом?
Вопрос Итана удаляет меня от фантазий о носе его дочери.
— То, что думает Джонатан, не имеет значения.
Я не медлю.
— Он знает об этом?
— Он знает все.
Легкая улыбка появляется на лице Итана, прежде чем исчезнуть.
— Ты больше похож на него, чем ты думаешь, и только по этой причине я не доверяю тебе свою дочь. — я собираюсь ответить ему, что его мнение не имеет значения, но он обрывает меня. — Кроме того, наши семьи сейчас конфликтуют, и все встают на чью-то сторону.
— Меня меньше всего волнуют семейные конфликты. Я уже принял сторону, и это Эльза.
Ее ярко-голубые глаза впиваются в мои, щеки приобретают яркий оттенок красного. Ее пухлые губы приоткрываются. Эти мягкие, нежные губы. Я сижу на краешке кресла, обдумывая, как подойду к ней и вытрясу из нее всю душу, завладею этими губами, разорву их на части своим языком.