Она обхватывает мою руку своей маленькой ладошкой.
— Мне так жаль за Алисию.
— Перестань извиняться. — я приподнимаю ее подбородок, смотря в эти гипнотические глаза. — Ты не виновата. Ты тоже была жертвой.
Ее нижняя губа дрожит, как в детстве, когда она собиралась заплакать.
— Ты не видел во мне жертву, Эйден. Ты сказал, что уничтожишь меня, как только я впервые вошла в школу.
— В тот день я увидел призрак красной женщины. И да, Эльза. Я злился на тебя за то, что ты не сдержала своего обещания. Меня еще больше разозлило, что ты меня не помнишь, поэтому я хотел, чтобы ты заплатила. — я ухмыляюсь. — Тогда я решил, что ты моя.
Ее очаровательные черты лица загораются.
— Это радикальное изменение.
Я поднимаю плечо.
— Возможно.
— И ты был таким придурком.
— Ты все еще любишь меня. — ее щеки краснеют, но она остается спокойной. — Скажи это, — я крепче сжимаю ее подбородок.
— Эйден...
Я вижу нерешительность в ее глазах, слышу дрожь в ее голосе.
Скоро она спрячется в своем замерзшем замке, отказывая всем в доступе.
— Скажи это, Эльза.
Мой тон становится резким и не подлежащим обсуждению.
У нее вырывается вздох.
— Я люблю тебя, Эйден. Несмотря ни на что.
— Несмотря ни на что, да?
— Да, придурок. Несмотря ни на что.
Она обнимает меня своей маленькой ручонкой за талию и утыкается лицом в грудь.
Я кладу подбородок на ее золотистые локоны и вдыхаю кокосовый аромат.
— Раньше ты пахла сахарной ватой и летом, — говорю я ей. — И гребаными Maltesers.
— Эй! — она бьет меня в грудь. — Не оскорбляй мои Maltesers. Я обожаю их, ясно? Кроме того, ты должен быть польщен тем, что я поделилась ими с тобой. Они восхитительны.
— Не совсем. Я ел их только потому, что ты продолжала запихивать их мне в глотку.
— Ты неблагодарная задница.
Я усмехаюсь, пробегая пальцами по ее волосам.
— Я не ел их с тех пор.
— Я тоже. Помню, как хотела их, когда была ребенком, но строгая диета тети не позволяла мне регулярно есть шоколад и сладости. Хотя я никогда не просила их у дяди. — Эльза замолкает. — Наверное, в глубине души я знала, что не должна есть их в одиночку.
— Я куплю их для тебя, — улыбаюсь я. — И поделюсь.
Мы остаемся в таком положении в течение нескольких минут. На мгновение я забываю, что мы в подвале, где красная женщина пытала меня, а потом умерла.
Я забываю, как Эльза неподвижно лежала в собственной крови.
На какое-то время мы с ней вдвоем находим наши корни.
Когда я похитил ее, все, чего я хотел, это вернуть ей связь с ее прошлым. Не знать, что произойдет, было опасно, и у меня не было никаких запасных планов — кроме как действительно похитить ее и никогда не возвращаться.
Мне не по себе от неизвестности. Я подумал, что, если бы она вспомнила, что спасла меня за счет смерти своей матери и своей собственной метафорической смерти, она бы меня возненавидела.
— Ты жалеешь, что спасла меня? — спрашиваю я в тишине подвала.
Это единственный уязвимый вопрос, который я позволял себе за все эти годы. Ее мать была бы все еще жива, если бы она не спасла меня.
Ее ярко-голубые глаза впиваются в мои с глубоким чувством привязанности.
— Я сожалею о многих вещах, но спасение тебя никогда не было одним из них. Ты был моим светом, и я должна была защитить тебя.
— Даже если ценой стала жизнь твоей матери и твои воспоминания?
— Это психическое заболевание. Это не твоя и не моя вина.
Я киваю один раз.
Сомневаюсь, что она действительно верит в это, но оставляю это без внимания. У нас впереди все будущее, чтобы вернуться к этому.
— Как думаешь, кто меня спас? — спрашивает она.
— Я не знаю. В то время я уже был без сознания.
Она прикусывает нижнюю губу, как делает, когда погружена в глубокие раздумья.
Я наклоняюсь и целую ее, заставляя покраснеть.
— Я помню, как мама нажала на курок, но не помню, чтобы слышала твой голос, — размышляет она. — Тогда.. Кто-то поднял меня и... — она задыхается. — О, Боже мой! Там был кто-то еще.
Глава 32
Эльза
Прошлое
Я перемещаюсь.
Земля уходит у меня из-под ног, и кто-то держит меня в своих объятиях.
Папочка?
Нет, папе нужна помощь.
Здесь темно. Я не могу открыть глаза. Не могу говорить.
Я могу только оставаться неподвижной, когда кто-то несет меня. Слабое шарканье шагов единственное, что я слышу.
— С тобой все будет в порядке. Ты наследие Стил.
Голос доносится издалека, почти из другой комнаты. Или, может, из другого места?
Моя голова откидывается на руку, несущую меня.
Папочка. Спасите и папу тоже.
Благополучно ли Серые Глаза ушли?
Я хочу задать эти вопросы и многое другое, но мой рот не двигается. Ничто не движется.
Тихий стон доносится до меня с пола. Этот звук такой навязчивый и болезненный, что пронзает насквозь.
Ма?
Мне кажется?
Звук раздается снова, как вой зимой.
На этот раз тот, кто несёт меня, останавливается и оборачивается.
— Ты бы просто не умерла, не так ли? — голос звучит неодобрительно, почти сердито. — Ты не заслуживаешь такой жизни, Эбигейл, и мы оба это знаем. Сегодня все закончится.
И вот так просто он уходит. Всхлипы становятся все тише и тише, чем дальше он уходит. Мы оставляем маму. Зачем?
Я то погружаюсь в темноту, то выныриваю из нее, будто мы играем в прятки.
Человек шагает все дальше и дальше.
Я хочу позвать папочку или маму, но не могу.
Когда я думаю, что он никогда не остановится, он останавливается и кладет меня на что-то мягкое.
— Отвезите ее в больницу. Позвоните Блэр и Джексону Куинн, а затем наблюдайте издалека. Не вмешивайтесь, только убедитесь, что она в безопасности.
Папа. Папочка. Спасите папу.
— Сожгите весь особняк дотла, — уверенным тоном произносит голос.
— Есть ли внутри кто-нибудь из выживших? — спрашивает кто-то другой.
— Нет, — произносит голос. — Мы уезжаем. Сейчас же.
Папочка.
Папа все еще там.
И мама тоже.
Мои глаза слегка приоткрываются. Двое мужчин забираются на заднее сиденье черного фургона. Один из них доктор Шепард, личный врач папы.
Он склоняется над телом в окровавленной белой рубашке.
Это папочка.
Не оставляй меня.
Другой мужчина сидит по другую сторону от папы и внимательно наблюдает за ним.