— Твоя мама никогда не хотела причинить тебе боль, принцесса. Она была психически нездорова. Люди совершают вещи, которые они не имеют в виду, когда страдают психическими заболеваниями.
— Но она причинила мне боль, папа. — мой голос дрожит, как ветви дерева. — Она ударила меня кнутом по спине.
— Она... ударила?
От дерганья его челюсти мне хочется замолчать, но я этого не делаю. Я молчала десять лет, и теперь, когда начала говорить, вернуться назад невозможно. Я многим обязана себе.
Слезы наполняют глаза, в попытке найти ответы в своей бесполезной голове.
— Я думаю, это произошло, когда она нашла меня возле подвала. Я не сказала тебе, потому что не хотела, чтобы вы двое поссорились.
— Принцесса...
— Она пытала Эйдена, — выпаливаю я. — Он был ребенком, пап. В то время ему было столько же лет, сколько Илаю, и у него имелись красные отметины по всей коже, и он был прикован цепью к стене. Ты знал, что у него все еще есть эти шрамы? Его спина и лодыжка свидетели жестокого обращения мамы.
Потребность заплакать по Эйдену приходит ко мне из ниоткуда. Правда, сейчас он монстр, и я никогда его не прощу, но это не отрицает того, что случилось с ним в детстве.
Ма разрушила его невинность.
Она разбила и придавила ее к земле, оставив за собой сломанного мальчика.
Неудивительно, что он решил стать монстром. По его извращенной логике, быть монстром лучше, чем быть слабым беспорядком.
Я даже не могу его винить.
В глубине души мне хочется плакать по маленькому мальчику, которым он был. По мальчику с взъерошенными черными волосами и металлическими глазами.
Этот мальчик был моим другом, моим светом во тьме.
Илай послал его ко мне.
У папы вырывается вздох.
— Это моя вина.
— Твоя?
— Похищение Эйдена должно было только напугать. Он должен был вернуться, как и двое других мальчиков, если бы я лично позаботился об этом.
— Хочешь сказать, что ма оставила его у себя, не сказав тебе?
— При помощи Реджинальда.
— Д-дяди Реджа?
Папа берет меня за руку и ведет к ближайшей скамейке. Я следую за ним, как потерявшийся щенок, моя голова завязана в такие сложные узлы, что трудно соображать.
Дядя Редж помог маме похитить Эйдена.
Эта мысль вертится у меня в голове, как разрушительный мяч. Я понимаю слова, но не могу их осмыслить.
Мы оба сидим на деревянной скамейке, от которой пахнет свежей краской. Папа поворачивает меня к себе так, чтобы мы смотрели друг на друга.
— Я хотел, чтобы ты привыкла к дому, прежде чем поговорить о прошлом, но сейчас у меня не остаётся выбора. Возможно, ты никогда не увидишь свою мать прежней после того, как я скажу тебе это.
— Ты не можешь заставить меня ненавидеть маму больше, чем я уже ненавижу ее, пап.
Он морщится, но не комментирует. Возможно, как и я, папа понимает, как сильно она разрушила нашу жизнь.
— Ты должна понять, что смерть Илая сильно ударила по твоей матери. До того, как мы поженились, Эбигейл страдала маниакальными эпизодами, депрессией и тревогой. Она не любила врачей и часто прятала свои лекарства. Иногда она вообще переставала их принимать. Когда она забеременела Илаем и родила его, она больше не нуждалась в таблетках. Будто она нашла цель в жизни. Поэтому, когда его не стало, ее цель умерла вместе с ним. Можно с уверенностью сказать, что в тот день мы все потеряли часть себя.
Я придвигаюсь ближе к нему и обнимаю его за руку, молча выражая свою поддержку.
— Единственный способ выжить для твоей матери состоял в том, чтобы представлять, что Илай все еще жив. Через два месяца после его смерти она привела домой мальчика и сказала мне, что нашла Илая на рынке. Я вернул его родителям и извинился. Затем она начала делать это за моей спиной с помощью Реджинальда. Этот негодяй шёл на все ради денег. Он был умен и приводил к ней бездомных, осиротевших или сбежавших мальчиков только потому, что их никто не ищет. Единственным условием Эбигейл было то, что они должны выглядеть как Илай.
Я хмурюсь еще сильнее.
— Я смутно это помню.
Кусочки медленно складываются воедино.
Я называла дядю Реджинальда супергероем, потому что монстры исчезали, когда появлялся он.
В своем маленьком уме я обычно классифицировала маниакальные эпизоды мамы, как монстров. Она была одета в белое, обнимала меня до смерти и водила к озеру. Когда она была в белом, она никогда не улыбалась и всегда казалась не от мира сего.
Она была монстром.
Однако, когда появлялся дядя Редж, она надевала красные платья, красила губы красной помадой. Она была сногсшибательной. Она больше улыбалась, и в ней было столько энергии, что иногда это сбивало с толку.
Она гуляла и играла со мной. Читала мне сказки, смеялась и шутила.
Она была мамой.
Мои глаза расширяются, а сердце чуть не падает на траву.
Значит ли это, что ма веселела только тогда, когда дядя Редж приводил ей мальчика с улицы?
— Что она с ними делала?
Мой голос такой навязчивый, что пугает до чертиков.
— Обнимала их и говорила им, что она рада, что ее Илай дома. — он вздыхает. — Она никогда не причиняла им вреда, поэтому я позволял ей сохранить эту привычку.
— Ты позволял ей? — я пищу.
— Они ели с нами и проводили с ней несколько часов. Когда наступал вечер, они брали деньги, одежду и уходили. Это был беспроигрышный вариант. У мальчиков была еда и кров на весь день, и твоя мама была счастлива.
— Не было бы лучше, если бы ты отвез ее к психиатру?
— Я сделал это. Я даже оставил ее в психиатрической клинике по их рекомендациям, но ей стало хуже, и она начала резать себя. Я был вынужден вернуть ее обратно. В то время я все еще горевал по Илаю. Я не мог потерять и Эбби тоже.
Эбби.
Он все еще называет ее так даже спустя столько времени.
Я обдумываю его слова, но не могу сформировать четкие мысли. Мгновение мы с папой смотрим вдаль, на ледяной ветер и темнеющие тучи.
На серые-серые облака.
Идите вы, облака. Почему вы должны усугублять мои страдания?
— Ма причинила им боль в какой-то момент, не так ли? — мой голос едва слышен. — Эйдена пытали, папа.
— Сначала она только обедала с ними и рассказывала им об их дне. Мальчики с улиц любили ее. Эбби была доброй и терпеливой и умела вести себя с детьми.
— Что поменялось?
Он проводит рукой по лицу и вытирает указательными пальцами брови.
— Я не знаю. Думаю, ее состояние обострилось.
— Обострилось?
— Однажды я пришел домой и застал ее сидящей в спальне. Она пела и расчесывала волосы, ее руки были в крови. Я побежал в твою комнату, испугавшись, что она что-то с тобой сделала. К счастью, ты спокойно спала.