— И сколько я, по вашему мнению, получаю? — спросил Том.
— Возможно, у вас есть кое-какие сбережения, но служба в приходе, думаю, приносит вам не больше двухсот фунтов годового дохода. А подобной суммы хватило бы только на то, чтобы купить вот это платье.
И она тронула подол своего наряда. На ней было алое платье в русском стиле с белыми кисточками на плечах. Лина выглядела просто роскошно.
Том был не так беден, как это казалось Лине. Раньше он не придавал значения тому состоянию, которое мать оставила ему в наследство. Он понемногу тратил его на благотворительные цели, но теперь благодарил Бога за то, что у него были деньги. Лина, если бы захотела, могла бы щеголять в дорогих нарядах и быть самой красивой и богато одетой женой приходского священника.
— По вашему мнению, это платье стоит того, чтобы купить его за такую огромную сумму? — спросил он, положив вытянутую руку на спинку дивана. Однако он так и не осмелился дотронуться до плеча своей собеседницы. — Но вообще-то вам оно очень идет.
— Еще бы! Я всегда тщательно подбираю одежду. Особенно мне нравятся шелковая бахрома и кисточки на этом наряде. Сейчас это в моде. В этом году ни одна дама не выйдет за порог без бахромы.
— И вы думаете, что это платье стоит больше, чем я мог бы дать на содержание Мэгги в год?
Лина прищурилась.
— Я не люблю подобные словесные уловки, преподобный. Поверьте, вам не удастся разбудить во мне совесть. Даже не пытайтесь! Я не заблудшая овечка из вашей паствы.
Том усмехнулся:
— Да, вы не из моей паствы. Это неоспоримый факт, но я сожалею об этом.
Лина пожала плечами:
— Я понимаю, вы же священник, поэтому было бы странно требовать от вас другого поведения. — Внезапно она как будто потеряла к нему всякий интерес. Том почувствовал себя навязчивым гостем, которого Лине надоело развлекать. — Я попрошу Риса помочь миссис Фишпоул. Он может себе это позволить, к тому же Рис никогда еще не отказывался исполнить те мои просьбы, в которых речь идет о деньгах.
Лина произнесла эти слова ровным голосом, без тени торжества.
Том посмотрел ей в глаза, и она отвела взгляд в сторону.
Мысли об этом священнике с глубоко посаженными серыми глазами не давали Лине покоя. Он только внешне походил на Риса. Лина не обманывала себя, прекрасно сознавая, что граф никогда не любил ее. Это она была влюблена в графа. И вот Лина встретила этого странного священнослужителя с беспокойным взглядом и крупными, как у Риса, чертами лица. У нее было такое ощущение, будто Том смотрит ей прямо в душу. Это раздражало ее.
— А вы не хотели бы продать это платье? — спросил вдруг Том.
— Давайте оставим разговор о моей одежде, иначе я решу, что вы хотите только одного — раздеть меня, — сказала Лина.
Откинувшись на спинку дивана, она одарила Тома обольстительной улыбкой, которую долго репетировала перед зеркалом.
Он пристально посмотрел на нее. Так однажды в детстве на Лину смотрела мама, прекрасно понимая, что именно ее дочь оборвала ягоды ежевики в саду миссис Гирдл, хотя и не признавалась в этом.
— Это само собой разумеется, — сказал он с усмешкой, и вокруг глаз у него вдруг появились мелкие морщинки. — На свете не существует мужчины, у которого не зачесались бы руки при виде всех этих пуговиц и тесемок.
Лина не смогла сдержать улыбку. Том оставался для нее прежде всего священником, а их она не очень-то жаловала.
— Я думала, что священнослужители выше подобных соблазнов, — заявила она. — Мне кажется, вам следует подняться в свою комнату и помолиться о спасении собственной души.
— А кто вам сказал, что священники бесчувственны? — насмешливо спросил Том. — Любовь к вам, Лина, не наносит моей душе никакого вреда. Я впервые в жизни встречаю такое прекрасное Божье создание, как вы.
— Любовь? — удивленно переспросила Лина. — Вы, наверное, оговорились, преподобный!
— Нет, я назвал вещи своими именами, — спокойно возразил Том.
Лина засмеялась, но Том прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке, и она замолчала. Он долго и пристально смотрел на нее так, что Лина вдруг чего-то испугалась.
— Вы слышали анекдот о епископе, которого среди ночи разбудил какой-то шум? — спросила она, пытаясь подавить в себе непонятный страх. — Но когда он встал, чтобы посмотреть, в чем дело…
— Замолчи, — прошептал Том, не сводя с нее глаз, и медленно потянулся к ней.
У Тома были широкие плечи. Лина вцепилась в них, когда Том вдруг неожиданно припал к ее губам в пылком поцелуе. Так ее еще никто не целовал. Ни Хью Сазерленд, ни Харви Битл, ни даже Рис Годуин.
— А вы уверены, Том, что действительно являетесь священником? — пролепетала Лина, когда тот наконец прервал поцелуй.
— В этом нет никакого сомнения.
Том не давал воли своим рукам, боясь прикоснуться к ней лишний раз, хотя она-то видела, что его неудержимо тянет к ней.
— Но священники так не целуются! — прошептала Лина. У него был такой красивый, четко очерченный рот, что Лине вновь захотелось испытать на своих губах вкус его поцелуя.
— Чужие любовницы тоже так не целуются, — хрипловатым голосом промолвил Том. — Если бы я не был священником, Лина, вы оказались бы в серьезной опасности.
Лина не думала, что ей грозит какая-либо опасность. Она была погибшим созданием, которому нечего было терять. И они оба прекрасно знали об этом, и это для Лины, конечно же, было унизительным.
Том, казалось, прочитал ее мысли.
— Вы не шлюха, Лина Маккенна, — сказал он, подняв ее голову за подбородок.
— Вам не нравится жестокая правда, поэтому вы и не признаете ее, — криво усмехнувшись, промолвила она.
— Я говорю то, в чем совершенно уверен, — твердо заявил он.
Ее поразили проникновенные нотки, звучавшие в его голосе. Том полностью доверял ей. Отец Лины был очень похож на него. Без сомнения, он встретил бы ее с распростертыми объятиями, если бы она решила вернуться домой. Для него она была заблудшей овцой. «Господь всемилостив, он все прощает», — говаривал ее отец, стараясь поступать по-христиански.
— А вам не надоело всегда быть таким добрым и хорошим? — раздраженно спросила она.
Лина и сама не знала, на кого злилась — на Тома или на своего отца…
— Да, надоело, — честно признался Том, погладив Лину по голове.
Ее длинные шелковистые волосы были приятны на ощупь.
Отец Лины никогда в жизни не сказал бы ничего подобного. Он был готов неустанно любить, понимать и прощать людей. И это совершенство утомляло Лину.
— Тем не менее, — сказала она, — могу предположить, что вы никогда не нарушали данных вами обетов. Вы всегда свято чтили Десять заповедей.
Том продолжал гладить Лину по голове. Это доставляло ему ни с чем не сравнимое удовольствие.
— Во всяком случае, я могу не бояться, что нарушу заповедь «не прелюбодействуй», — мягко сказал он. — Ведь вы не замужем. А вообще-то из всех заповедей мне больше всего нравится «возлюби ближнего, как самого себя». — Он поцеловал ее в голову. — Я готов следовать ей, Лина. В конце концов, вы — мой ближний.
Лина усмехнулась, решив, что поймала его на слове.
— Значит, вы готовы вступить во внебрачную связь, преподобный? Разве это не грех?
— Меня зовут Том, — напомнил он ей. — А внебрачная связь — хоть и грех, но незначительный.
— Ах вот как! — с негодованием воскликнула она. — Да как же вы можете так говорить! Теперь я вижу, что вы действительно способны расстегнуть мое платье и раздеть меня!
Том прижал ее к своей груди и горячо зашептал на ухо:
— Грех совершается тогда, когда мужчина вступает в связь с женщиной, которую не любит и на которой не собирается жениться. А я испытываю сейчас искушение заняться с вами любовью до того, как церковь освятит наш союз. Это разные вещи. Заметьте, Лина, я говорю о любви, а не о похоти.