Но Дуся никаких чудес не наблюдала: Антон не из хвастливых, а Нифасе она запретила даже упоминать Крученого, хотя тот уважал последнего от всей души.
— Крученый проходил не единогласно, — продолжал полковник, — но, скорее всего, «город примет» он.
— Хотите сказать… меня могли сделать заложницей обстоятельств, чтобы заставить Антона… Нет! Мы не настолько близки, чтобы он отказывался от «поста»!
— Тебе виднее, — хмуро буркнул Муромцев. Не исключено, приехавший сюда именно для этого разговора. — Тогда, может, это привет от СВК?
— Напомню, в морге окажусь не я, а Василина. СВК незачем устраивать этот карамболь, они бы попросту меня прихлопнули.
— Вот то-то и оно. Не хочется мне бардака, Дуся. А что-то назревает. Если, конечно, это не твой Сашка жену кочергой огрел.
— Не он, — твердо заявила собеседница. — Его подставили.
— Опять-таки скажу: вот то-то и оно. Подстава — ловкая. Причем замазала вас обоих. Вначале ты приехала, крутилась. Потом он не смог алиби предъявить… Ну ничего, Кашин следователь толковый, разберется.
Евдокия догадалась, что полковник собрался уезжать.
— Я могу с Нифасей поговорить?! Пожалуйста!
Максим Ильич скроил такое лицо, что сыщица не поняла: она слишком много просит или полковник в принципе не хочет высвечивать возле влипших в серьезный криминал сфинксов и просить о чем-то Кашина. Сама дала задний ход:
— Простите за вопрос.
— Позже порешаем, — буркнул полковник. — Я тебе позвоню.
Евдокия выбралась из салона, пронаблюдала, как черная машина начальственно таранит толпу зевак. Отвернулась к дому и достала мобильный телефон — пора звонить Людмиле, сисадмин уже должна освободиться.
— Ты где? — спросила отозвавшуюся Люсю.
— За твоей спиной.
Евдокия обернулась и заметила вынырнувшие из-за фуражки важного сержанта знакомые помпоны-рожки. Сисадмин просемафорила начальнице яркой шапкой, и рожки поплыли над толпой в сторону соседнего дома.
За полтора года Дуся многому научила своих сотрудников. Прежде всего, вдолбила им: никогда не суетитесь! Не лезьте на рожон. Лучший друг сыщика — незаметность, умение сливаться с окружением и мебелью. Порой, когда тоска по малой родине наваливалась, уже подумывала: «Все. Беру последнее дело и отваливаю в Москву. Ребятишек уже можно оставлять одних». Двоюродным родственникам детективные расследования легли на сердце, и закрывать «Сфинкс» надобности нет, агентство продолжит функционировать под умелым руководством Саши.
…Сисадмин вошла в калитку соседнего дворика. Дождалась начальницу.
— Тетя Маша там, — мрачно кивнула на ворота брата, — пройдем через ее огород, а дальше через Николаевых.
— Давно здесь? — скупо поинтересовалась Евдокия.
— Минут десять. Ваську убили, да?
— Угу.
— Ни фа се, — произнесла сисадмин любимый усеченный вульгаризм двоюродного брата «ни фига себе», давший ему прозвище.
— Нифасю задержали, но это, будем надеяться, обычная проформа. Он муж, он Ваську обнаружил мертвой… — Евдокия торопливо семенила вслед за Люсей по разбухшей картофельной меже. — Сейчас нам нужно сделать копию записи с твоих камер наблюдения. Подозреваю, что вскоре к тебе за ними придут и могут изъять оригинал, а нам нужно сделать дубликат и рассмотреть все вдумчиво, без спешки.
Прошив насквозь два огорода и двора, коллеги прошагали до Люсиного крыльца. Сбросив в прихожей куртки и ботинки, рассредоточились: Людмила направилась к домашнему компьютеру, Евдокия — чай заваривать. Окоченела до звона костей!
Когда внесла в комнату-кабинет две большие чашки с чаем, Люся уже вглядывалась в монитор с часовой отметкой в уголке — 19:07.
— Это я уже уехала, — усаживаясь рядом, определилась Евдокия.
Кусок двора Нифаси попадал под одну камеру сестры — малоинтересный сыщицам газон с кустами по периметру, треть плиточного пятачка, фонарь и половинка лужи. Маленько виднелся край ворот, но, к сожалению, не калитка.
— Машину Васька сегодня не выводила, — принялась рассуждать Евдокия.
— Почему так думаешь?
— Листья, — не отвлекаясь от съемки, произнесла начальница. — На них шины отпечатались бы не хуже, чем на снегу. Меня, Люся, очень интересует время — 19:58.
Именно тогда прошел звонок от Нифаси. Друг рыкнул на начальницу, чуть позже выругался и оборвал связь. Представить сложно, что выругался он на Василину, после чего огрел ее каминной кочергой. Но причину вопля «черт!» хотелось бы понять. Интонация была такой, словно Нифася реального черта увидел.