Это не раз может выручить в случаях, когда твое тело подвергают пыткам. Ты просто разрываешь связь с гримуаром, и лишаешь врагов возможности выведать твои слабости. Но сейчас это обернулось против меня самого.
Я в незнакомом мире, без привычной силы и знаний, понятия не имею, зачем я сюда рвался и что с этим теперь делать.
Из моей груди вырывается обреченный стон. В памяти всплывает гравировка на надгробии:
Semper in excremento, sole profundum qui variat
Прав был юный Гоголь в своих посмертных словах. И не в обиду ему будет сказано, но, вороны побери, неужели Богиня Смерти не могла найти более свежую тушку, которую не пришлось бы вытаскивать из могилы?!
Конечно, я все так же бессмертен, ведь гримуар Ворона цел, но как же банальное удобство?
И, конечно же, Мара не задумалась, как я буду искать ее тринадцать дрожайших дочурок, когда мой новый сосуд находится лишь на Первом магическом уровне. Из десяти возможных! И это не учитывая Запредельный уровень, который Ковен и Орден придумали специально для меня!
Из фантазий о расчленении одной рогатой черноглазой стервы меня вырывает визг шин и толчок в спину.
Я чуть не сворачиваю себе шею. В салоне кареты становится темно, как в гробу, откуда-то издалека доносится испуганный голос Остапа. Но вскоре находится проблема поважнее.
Тьма вокруг рычит, пищит, стонет, кричит. Хор голосов наперебой требует найти и освежевать Мару или хотя бы ближайшего ребенка. Ладони зажимают уши, но хор становится только громче.
Мое тело вспыхивает болезненным огнем, и я понимаю, что тени, мои верные псы, заживо сдирают с меня кожу!
Вдруг темноту разрезает вспыхнувший экран гримуара. Лилит безразличным тоном говорит:
-- Совет пользователю: сделайте вдох, затем выдох и задержите дыхание. Нестабильное эмоциональное состояние грозит потерей контроля над Живой Тьмой.
Я следую совету, и вскоре голоса стихают, темнота в салоне рассеивается, а тени отпускают меня.
Чуть не забыл: Таинство моего нового гримуара -- Живая Тьма. Еще одна своенравная стерва на мою голову.
Отдышавшись, я благодарю свою бестелесную помощницу и, подобрав гримуар с пола, развеиваю его. Выглядываю в окно: карета стоит поперек дороги. Повезло, что на ней мы были одни.
Слышу стук зубов и ловлю в зеркале заднего вида взгляд бледного, как призрак, Остапа.
-- Г-Гриш, а че это сейчас было?
Я указываю пальцем вниз и подмигиваю:
-- Скажем так, оттуда я вернулся не с пустыми руками.
Возничий понимающе кивает:
-- Это хорошо, что не с пустыми. Но… домой-то тебе можно?
-- А почему нет?
-- Действительно.
Остап разворачивает рычащую карету и мы продолжаем путь.
Извозчий то и дело косится на меня в зеркало заднего вида. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о мести, я спрашиваю:
-- Как там поживают Гоголята?
Остап крякает.
-- Гоголята? Да как обычно. Сестра твоя, Анна, вот, замуж собирается. Сегодня в поместье званный вечер в честь ее помолвки с князем Романовым. Ты не одобрял, кстати.
Я прищуриваюсь:
-- И как же род отреагировал на новость о том, что его патриарх жив?
-- Род, хех, -- невесело хмыкает возничий. -- Мачеха твоя да сестра сводная, вот и весь род.
-- Ну?
-- Ну, дык слуги все на приеме заняты были. Высший свет как услыхал, что князь помолвку устраивает, так слетелись все, как мухи на… кхм… В общем, трубку поднял я. Не знает еще никто, что ты жив, Гриш. А хочешь, я прямо сейчас позвоню, обрадую?
Значит, помимо юного Гоголя в роду были мачеха, сводная сестра да поместье. В котором всего через неделю после похорон патриарха празднуется помолвка с каким-то там Романовым, которую не одобрял почивший.
Я жестом останавливаю возничего, уже доставшего свой телефон.
-- Нет, Остапка. Не звони никому. Хочу устроить родственничкам сюрприз.
Остап кивает без задней мысли:
-- Дело говоришь. Вот потеха-то будет!
В зеркале заднего вида мелькает мой зловещий оскал.
-- Еще какая, Остапка, еще какая…
Глава 3. Бал лицемеров
Гости на званном вечере в поместье Гоголей разделяются на две группы.
Мужчины и юноши в костюмах от Тигрофа и фраках от Зайцева, прилизанные, выпячивают грудь и тянут макушку, чтобы выиграть лишние пару сантиметров роста. Поголовно вторые, третьи и так далее наследники своих родов. Редко когда первые и почти никогда -- патриархи.