Из гостиной мы переместились в мою спальню, за небольшой обеденный столик.
Маришка, сидящая напротив, подкидывается:
-- Ты обещал, что не тронешь меня!
Я указываю на чертовку вилкой:
-- Если ты будешь говорить правду. Люди добровольно отдают вам свою кровь? Пф, нашла дурака!
Вампирша восклицает:
-- Но это правда! -- она падает обратно на стул. -- Простолюдины, бедные студенты и прочие -- мы хорошо им платим!
-- Но зачем платить за то, что можно взять силой?
Маришка бросает такой взгляд, будто я предложил взять силой ее матушку.
-- Ты серьезно? -- хмурится она. -- Муршан, мой клан, мы отщепенцы. Изгои. Но никак не подлецы, чтобы кусать дающую руку. Как и шесть других кланов, которых тоже приютила Российская империя.
Я понятливо киваю. В вампирскую честь я не верю, потому что как бы не была овца добра к волку, она жива до тех пор, пока он не проголодается. Здесь дело наверняка в дающей руке или, скорее, во второй. Что она держит: меч или поводок?
Впрочем, это не мое дело. На этот раз люди сами виноваты в том, что впустили лису в курятник. Кстати, об этом.
Я говорю:
-- Ты сказала, что вас приютили. Откуда вы бежали? Из другой страны или…
Я делаю неопределенный жест рукой.
У Маришки вырывается смешок:
-- Ты вчера из леса из вышел?
Она видит, что мне не до шуток, и берет себя в руки. Прочищает горло и говорит:
-- Мы живем на Земле, в Российской империи, уже больше пятидесяти лет. С тех пор, как ваши ученые изобрели какое-то особое устройство и сделали постоянные разломы в другие миры.
Кусок курочки-гриль так и застревает в горле. Приходится пропихнуть его виноградным соком.
Пронзать время и пространство дано только величайшим провидцам. И способен на это только их разум.
Вампирша же утверждает, что местная моль открыла дороги в другие миры с помощью технологий. Слабо верится. И что еще за разломы? Нет, важно другое...
На мой вопрос Маришка загибает пальцы:
-- Помимо нас еще дроу, гномы, водяные, феи, зверолюди… и все в Российской империи.
Я понятливо киваю. Это многое меняет.
-- Значит, -- говорю я, -- этот Златолюб, администратор, не просто низкий уродливый мужик с волосатыми ушами, а…
-- Гоблин, да, -- усмехается Маришка. -- Имя Авраам Бермегрот Златолюб у тебя не вызвало подозрений?
-- Таки вызвало. Но не те.
Я отмахиваюсь. После девяти веков жизни смертная моль становится почти на одно лицо. Теперь хотя бы понятно, кого мне напоминал этот Бермегрот: всех остальных гоблинов из моего мира. Но важно не это.
Мара отправила меня на Землю. Наверняка с помощью этих самых разломов. Но кто их создает?
В памяти тела находится подтверждение словам вампирши. Разломы терзают земное пространство уже больше века. Так что вряд ли они дело рук Богини Смерти и Тьмы. Ведь еще чуть больше века назад ее дочки преспокойно нагоняли жуть на моль в моем мире.
Пока мои мысли вертятся вокруг этого странного мира и моем положении в нем, мой взгляд застывает на стакане с соком. Бледная ладонь тянется к моей, и острый красный ноготок, вызывая мурашки, скользит по моей коже.
Маришка шепчет:
-- Ты такой… странный. Живой, но должен быть мертвым. Владеешь такой силой, но магии в тебе почти нет. Не вампир, но…
Девушка завороженно всматривается в лицо юного Гоголя.
-- Но глаза старше, чем у моего отца, -- она смущенно отворачивается. -- А ему, между прочим, больше двух веков!
Из меня вырывается смешок.
Вампирша с любопытством разглядывает меня.
-- Инстинкты хищника говорят мне бежать…
Маришка ныряет под стол. Ее голова всплывает меж моих бедер. Алые глаза игриво блестят:
-- …и это безумно заводит!
Нежные ручки проскальзывают под мой халат.
-- Я обещал тебя не трогать.
Розовый язычок облизывает кроваво-красные губки:
-- Я все сделаю сама…
Я пожимаю плечами и тянусь к виноградному соку.
Похоже, местные вампиры не такие уж и плохие. А я всегда был широких взглядов.
С другой стороны, на мне важное задание, цена которого -- моя жизнь...
Когда мой волшебный жезл встречают влажным поцелуем, я блаженно растекаюсь по стулу.
Если подумать, пока я не поговорю с Марой, мои руки связаны. Да и неужели старый колдун не заслуживает небольшого отдыха? После сотни-то лет в одиночестве!
***
Анна сидит на кровати, прижимает к груди подушку и неотрывно следит за дверью спальни. Будто боится, что в любой момент может ворваться ее сводный брат и завершить начатое.