Бычья голова внезапно будто врезается рогами в невидимую стену, заставляя всю тушу отшатнуться.
Каменная пыль наконец оседает, и близняшки с удивлением обнаруживают под ногами у высшего демона рисунок, сложенный из теней.
Пентакль, пятиконечная звезда. Универсальная печать защиты от нечисти, эффективность которой напрямую зависит от мага.
"Демон заперт внутри," -- задумчиво произносит Ольга. -- "Но сил Ворона не хватит, чтобы надолго сдержать старшего духа. Чего он добивается?"
Катя не знает ответа. Но что-то ей подсказывает, что главная проблема их спасителя сейчас в другом…
-- Ты обижаешь меня, Кроули, -- хмуро произносит Асмодей, тоже заметивший пентакль. -- Чтобы отправить твою душу в Инферно, мне не нужно шевелить и пальцем.
Над головой Ворона вспыхивают алые огни. Они со свистом выстреливают черными пылающими цепями. Четыре зубчатых крюка впиваются в каждую из конечностей теневого мага, и натянувшиеся цепи отрывают его тело от земли.
Ворон, повисая на них, едва сдерживает стон боли.
Даже изнемогая от собственных ран, Катя замечает, что пламя на этих цепях сжигает не только кислород в воздухе, но и саму ману.
Князь Инферно может в мгновение ока создать четыре двухметровых печати, которые сковывают не только физически, но и магически. Ужасающая сила.
"Мы должны ему помочь!" -- выдает вдруг Ольга.
Катя соглашается. Если Ворон хочет что-то противопоставить демону, ему нужно поторопиться, пока инфернальное пламя не лишило его всей маны.
Собрав волю в кулак, Катя призывает остатки своих сил. Ее разбитые губы едва шевелятся, но ей все-таки удается произнести:
-- Fie…re…
Вспыхнув, Огненная стрела отправляется в полет.
Вот только сил Кати оказывается недостаточно, чтобы создать полноценное заклинание. Поэтому вместо метровой стрелы из пламени в демона отправляется скорее дротик от дартса.
Из-за заплывшего глаза возникает проблема и с меткостью.
Заклинание, не причиняя никакого вреда, разбивается о бычий рог. Мотнув возмущенно мычащей звериной головой, Асмодей оборачивается и смеряет девушку уничижительным взглядом.
-- Сиди смирно, рыжая сучка. Тобой я займусь позже.
Из груди сестер вырывается обреченный стон. Все бесполезно. Князь Инферно слишком силен. Они расходуют последние крошки маны, без которых теперь едва остаются в сознании, а все, чего они добиваются, это просто отвлекают демона от страдающего мага…
Чего внезапно оказывается достаточно.
Теневой хлыст взметается в воздух и рассекает, вопреки надеждам близняшек, не цепи, сковывающие Ворона.
Брызгает кровь, и на землю падает отсеченная рука.
-- И что это было? -- хмыкает Асмодей.
Ворон поднимает взмыленную голову. На его побледневшем от боли и кровопотери лице играет зловещая улыбка.
-- Божественный гримуар. Скажи "ка-а-ар"…
Время для сестер будто замедляется.
Спохватившийся князь Инферно вскидывает руку.
В мгновение ока позади висящего в воздухе Ворона раскрывается гигантская пятиметровая печать, каких близняшки не видели никогда в жизни.
Из этой печати вырывается невыносимый жар и смрад серы, а следом выныривает чешучайтая голова самого настоящего дракона.
Чудовище разевает усеянную частоколом зубов пасть, угрожая проглотить теневого мага целиком.
И в этот момент обе сестры могут поклястаться, что видят, как отсеченная рука Ворона, все еще сжимающая смартфон, что-то нажимает на экране.
Загорается ослепительная вспышка камеры.
Силы окончательно покидают близняшек, и они проваливаются во тьму…
Глава 20
-- Глава, прибыл капитан жандармерии, а еще офицер из МКР скоро лопнет от злости, -- усмехается Ледовикин. -- Я бы с удовольствием посмотрел на это зрелище, но он прав. Мы не имеем права задерживать их бригады.
Начальник гвардии Зиминых и патриарх находятся на складе вдвоем. Бойцы гвардии блокирует вход в ангар. Не хватало еще пустить госагентов к уликам.
-- А Минкор имел право пускать сюда Романовых? -- равнодушным тоном откликается Буран.
Его могучая фигура, обернутая в зачарованный меховой плащ, возвышается напротив мерцающего алого разлома. Неумолимое время и не думает останавливаться, а с каждой пройденной минутой заблокированный разлом все ближе к своему исчезновению.
Надежда на чудесное спасение Ольги тает прямо на глазах. Эта мысль давит на сгорбившегося графа неподъемной горой.