-- Ты много знаешь о моей семье, Кроули...
Я надеваю невинную улыбку:
-- Мать -- Богиня Смерти и Тьмы, отец -- Кощей Бессмертный, а тринадцать дочерей -- воплощенные страхи людские. Смертные любят сказки, ага.
Мара смотрит неотрывно. Мою душу снова начинает засасывать в бездну, но на этот раз эта дура вопит и молит спасти ее. Кажется, еще чуть-чуть и богиня прочитает мои мысли, узнает, как я водил ее за нос и тогда меня ждет участь моих надзирательниц или того хуже...
Пара оплеух приводят мою душу в чувства. Я прячу ее поглубже, укрываю пледом и даю чашечку горячего шоколада, чтобы успокоить истерику.
Прочитать мои мысли у Мары так и не выходит. Потому она просто кивает:
-- Тем лучше. Меньше объяснять, быстрее приступишь к делу.
Признаться, пропажа всех дочерей Богини Смерти и Тьмы не входила в мой план. А что надо делать, когда что-то идет не по плану?
Правильно.
Надо делать ноги.
Я оглядываюсь в поисках выхода. Но, похоже, мои тюремщики его не предусмотрели. Мило.
Приходится импровизировать:
-- Собственно, а почему сразу я? Не нашлось какого-нибудь анимага с хорошим нюхом?
Мара резко отвечает:
-- Моих дочерей нужно не только найти, но и вернуть в целости и сохранности, -- она пожимает плечами. -- Если ты знаешь еще одного Короля Кошмаров, Магистра Темных искусств, Грандмастера Проклятий и Чернокнижника Запредельного уровня, то так и быть. Обращусь к нему, а тебя верну в Древо Смерти. Ну, так что?
Поджав губы, я размышляю вслух:
-- Все эти регалии очень условны. Взять хотя бы этот Запредельный уровень... В какой-то момент Ковену и Ордену стало просто лень измерять мою постоянно растущую силу, вот они и придумали...
Богиня резко обрывает меня:
-- Не играй со мной, Кроули!
Она выпрямляется и принимает горделивую позу. Тени стелятся к ее ногам. Часть устремляются ко мне. Подо мной образуется чернильно-черное болото.
С трудом, борясь с давлением божественной силы, я поднимаюсь на ноги.
На руках Мары вырастают когти, ее волосы вьются разгневанными змеями. Она заявляет:
-- В моей власти уготовить тебе участь куда хуже вечного заточения в Моем Древе. Веришь мне?
Я киваю.
-- Тогда выбирай.
Как будто у меня есть выбор.
Мой План пошел по одному месту. Богиня Смерти и Тьмы угрожает отшлепать, а если мне и удастся сбежать от нее, то Ковен с Орденом, как загнанные в угол крысы, бросятся в атаку. Как бы я не пытался убедить их, что мне на них глубоко плевать и мстить я не собираюсь. По крайне мере, не сразу.
Мне остается только одно: импровизировать. Желательно, с выгодой.
Я говорю:
-- Я спасу твоих дочерей, Мара. Но с одним условием...
Богиня шагает навстречу.
-- Мне нужен твой гримуар.
Гримуар для чернокнижника или чернокнижницы -- это сосредоточие его знаний, тайн и мистерий, собранных кровью и потом. Поэтому его носят под сердцем. И поэтому, обычно, чем сильнее его владелец, тем более ревностно он относится к своему сокровищу.
Интимную изюминку в мою просьбу добавляет и тот факт, что гримуар нельзя создать самому. С гримуаром можно только родиться.
Так что неудивительно, что Мара замирает на месте. И смотрит на меня с видом монашки, которой предложили подержаться за руки или что повеселее.
Я спешу заверить:
-- С ним вернуть твоих дочерей в целости и сохранности будет на порядок проще. Как считаешь?
Пока богиня молчит, я успеваю придумать еще с десяток доводов в свою пользу.
Вдруг Мара делает шаг и размазывается тенью. Я мог бы призвать гримуар, развернуть домен или множество других защитных заклинаний. Но, понадеявшись на удачу, я бездействую.
Преодолев три метра за один миг, богиня оказывается со мной лицом к лицу.
Мои губы обдает ее холодным дыханием. Она говорит:
-- Хорошо. Я одолжу тебе свой гримуар.
Я снова грешу на проблемы со слухом.
-- Серьезно? Я имею в виду... договор?
Холодные женские пальцы скользят по моей шее, выше, к лицу.
-- Я должна предупредить, -- говорит Мара. -- Ты отправишься на Землю.
Последнее слово богиня произносит на неизвестном мне языке. Я пожимаю плечами.
-- Впервые слышу.
Взгляд Мары прикован к моим губам.
-- Будь осторожен, -- шепчет она. -- Там развита магия...
-- А где нет?
-- ...чудовища наводняют города...
-- Давно хотел завести себе питомцев.
-- …а аристократы правят миром.
-- Ненавижу аристократов. Когда отправление?
Одна ладонь Мары ложится на мою щеку, другая на печать Ворона на моей груди. Лицо богини так близко, что, когда она говорит, то почти касается своими губами моих:
-- Когда проснешься там, проверь карманы. Я оставлю вещь, которая поможет найти мою младшенькую, Беду.
Я нетерпеливо киваю и хватаю богиню за талию.
-- Договор?
Мара улыбается. Я завороженно наблюдаю, как ее изящные черные губы по слогам произносят заветное слово...
-- За-лог.
До меня доходит слишком поздно. Чтобы развернуть домен, сильнейшее заклинание из арсенала любого чернокнижника, нужно призвать гримуар. А для призыва гримуара требуется доля мгновения.
К несчастью, Богиня Смерти и Тьмы оказывается быстрее.
Черные когти вонзаются в мою грудь. Наплевав на боль, я пытаюсь схватить Мару, но она делает один шаг назад -- и размазывается тенью.
Богиня вновь появляется уже в четырех метрах впереди. Ее тонкие женские руки без труда удерживают полутораметровый исиння-черный фолиант, закованный в толстые цепи.
Мара восхищенно вздыхает:
-- Так вот он какой, Проклятый гримуар Ворона...
Внутри разрастается пугающее чувство пустоты. Я хватаюсь за грудь, хотя знаю, что тело не ранено. Ведь мой гримуар цел. Пока...
Я впиваюсь глазами в ухмыляющуюся богиню и рычу:
-- Верни!
Мое тело расщепляется на десяток воронов, которые с пронзительным карканьем бросаются на Мару.
Богиня Смерти вскидывает руку и кричит:
-- Договор!
Я замираю на полпути к цели. Мое сердце тоже.
Тело сковывает холод. Мне не нужно смотреть, я буквально ощущаю, как мои конечности тлеют и осыпются прахом. Горделивая фигура Мары расплывается, зрение заволакивает туман.
До меня доносится ее бархатный голос:
-- Верни их мне, Кроули, или умрешь. Навсегда...
Ноги окончательно рассыпаются в прах, и я падаю на спину. Но вместо столкновения с сырой тухлой землей я обнаруживаю себя уже лежащим на чем-то более твердом.
Тело ощущается как обычно, разве что зрение еще не вернулось. Так что я без задней мысли пытаюсь сесть, и мой лоб врезается в потолок.
-- Vae! -- вырывается у меня, и я, откинувшись обратно, замираю.
Что я только что произнес? На каком это языке?
Нет, куда важнее узнать, вороны побери, где я!
Осторожно поднимаю руки и почти сразу нащупываю мягкий бархат. Но, судя по звуку столкновения с моим черепом, за обивкой скрывается твердая порода дерева. Почти наверняка -- дуб.
Едва вытягиваю руки в стороны и, ожидаемо, упираюсь все в тот бархат, за которым деревянные стены. Значит, не успел я выбраться из одной тюрьмы, как сразу попал в другую.
Впрочем, не назвал бы обитый бархатом гроб тюрьмой.
За девять веков веселой жизни чернокнижником меня сжигали, топили, вешали, четвертовали, обескровливали... но чтобы похоронить? Не в яме с ядовитыми змеями и пауками, а, по-человечески, в обычном гробу?
Это так... мило!
Приходится даже смахнуть непрошенную слезу и дать затрещину своей меланхоличной душонке. Жест я оценил, но вечно прозябать под землей не собираюсь. Поэтому я призываю гримуар.
И какова же моя радость, когда я обнаруживаю, что вместо сосущей пустоты у меня под сердцем томится нечто холодное, вязкое и склизкое!
Ну, а кто обещал, что божественный гримуар будет согревать, как распутная девица твою постель?