Буран окончательно разорачивается к гостю, то бишь ко мне, и указывает на одно из кресел.
-- Присаживайтесь, господин Ворон.
Поблагодарив из вежливости, я устраиваюсь на сиденье поудобнее и поправляю свой пиджак. Зимины любезно предоставили мне его вместо сюртука, вместе с рубашкой, чтобы гостю не пришлось ходить в рванье.
-- Как там у вас? -- спрашивает Буран.
Специалисты, переглянувшись, отставляют свои гаджеты. Телефон, над которым они работали, возвращают на стол.
-- Прошедший звонок отследить не получилось, -- с виноватым видом говорит один из них. -- Но мы закачали на телефон сетевого демона, так что как только поступит новый, достаточно будет продержать собеседника на связи секунд пятнадцать-двадцать, и мы определим, откуда позвонили.
-- Отлично, -- одобрительно кивает Буран. -- Вас позовут, когда вы понадобитесь.
Собрав свои инструменты, спецы уходят вслед за гвардейцами. В кабинете остаются Зимины, начальник их гвардии и величайший колдун всех времен и народов.
О последнем Зимины, к сожалению, не в курсе, иначе б и отношение было бы соответствующее. Но спишем на малую образованность. Скоро и в этом мире обо мне будут писать в учебниках.
Когда Буран садится в кресло, телефон в его руке, по которому он недавно говорил, жалобно хрустит.
-- Дорогой? -- хмурится Агата.
-- Стоило Акеле промахнуться, -- рычит патриарх, -- как все наперебой предлагают свою помощь. Да таким тоном, что я бы эту помощь не принял, даже если бы тонул в болоте!
-- Noli nothis permittere te terere (Не позволяй ублюдкам принижать тебя), -- одобрительно киваю уже я.
К сожалению, вряд ли кто-то из присутствующих понимает лексикон юного Гоголя. Но внимание я на себя обращаю.
-- Господин Ворон… -- задумчиво произносит Буран. -- Не желаете чего-нибудь выпить? Кофе, чай?
-- Кофе, -- киваю я. Вторые сутки без сна не проходят даром для моего тщедушного тельца.
-- Агата? Север?
Жена патриарха просит воды, брат же отказывается.
Связавшись с секретаем, Буран откидывается на спинку кресла и разглядывает мою маску. Очевидно, пытается заглянуть за иллюзию. Но куда там местным магам-недоучкам.
Наконец патриарх Зиминых говорит:
-- Перво-наперво, благодарю, за терпение. Сами понимаете, после похищения моей дочери у меня возникла бычья куча неотложных дел.
Постучавшись, входит секретарь с подносом.
Девушка лет двадцати пяти на высоких каблуках и в короткой юбке с черными чулочками. Походка молодой лани, губы опытной любовницы. Все время, пока секретарь находится в кабинете, Агата сверлит ее презрительным взглядом.
В Российской империи запрещено многоженство. В моем мире Орден тоже пытался навязать эту дрянь, но мы, колдуны и ведьмы, успешно отстаивали свободу любви и плотских утех. В основном, плотских утех. Здесь же Ковена, к сожалению, нет.
Впрочем, насколько я понимаю, запрет на многоженство отнюдь не мешает местной моли блудовать. Особенно дворянам. Ведь одно дело какие-то там любовницы, служанки и секретарши, а другое -- жена!
Но похоже на то, что Агата не принимает такое разделение. Теперь понятно, в кого Ольга такая собственница.
Когда бедная секретарша, в которой чуть не прожгли взглядом дыру, уходит, я пробую кофе.
Редкостная дрянь. Но допускаю, что мой вкус искусил кофе с плантаций Барона Субботы.
Отставив чашку со своим кофе, Буран продолжает:
-- Да, дел было много. И одно из таких -- восстановить картину произошедшего в зале.
Патриарх Зиминых наклоняется над столом и сплетает пальцы в замок.
-- Судя по докладам и личным свидетельствам моих близких, вы пытались помешать похитителям и, вероятно, пострадали. Пострадали за мою дочь.
Буран заглядывает мне в глаза. Плохая идея.
Он не выдерживает давления прожитых мною веков и отводит взгляд. Поджимает губы, мнется.
Агата фыркает:
-- Он не любит признавать, что был не прав или что ему была нужна помощь.
Взяв стакан обеими ладонями, дворянка тоже заглядывает мне в глаза. Но если мужчин мой взгляд, обычно, пугает, то вот женщин…
-- Спасибо вам, господин Ворон, -- твердо кивает Агата. -- От Зиминых, и лично от меня.
Только после этих слов она сглатывает ком в горле и робко отводит взгляд. Похоже, материнский инстинкт выше инстинкта размножения.
Патриарх Зиминых бросает на жену негодующий взгляд. Мол, кто разрешал тебе влезать, женщина?
Наконец он вздыхает:
-- Моя жена права. Посему благодарю вас от лица рода Зиминых. Сейчас союзники важны для нас как никогда. И именно поэтому…
Буран прищуривается и делает неопределенный жест рукой.
-- Прошу, снимите эту… маску.
Так вот зачем меня только что обхаживали! Так дорого продать пустые благодарности? А ловко он это придумал, я даже сначала не понял!
На моем лице проскальзывает ухмылка.
-- Мне и в ней хорошо.
Агата сокрушенно выдыхает, на лицо Бурана ложится тень.
Он откидывается на спинку кресла и говорит:
-- Тогда я буду вынужден считать ваше заступничество сговором с похитителями с целью втереться в доверие к моему роду.
Брат патриарха с начальником родовой гвардии напрягаются. Агата так и вовсе восклицает:
-- Буран! Ты в своем уме? Ты же видел, в каком состоянии был господин Ворон, когда…
-- Да, видел, -- обрывает Буран. -- А теперь я вижу, что выглядит он очень даже бодрым и свежим!
-- Спасибо, стараюсь, -- усмехаюсь я и отпиваю еще кофе.
Обожаю семейные ссоры.
Агата, глядя на мужа исподлобья, тихо произносит:
-- Ты ищешь врагов, там где их нет.
-- Там, где их нет? Очнись, женщина! -- патриарх всплескивает руками. -- На нас не просто напали, нашу дочь не просто похитили. Наши враги знали все дороги к имению, знали все о наших патрулях, даже об охранных системах в нашем хранилище!
Агата отворачивается. Буран, посверлив ее взглядом, выдыхает:
-- Это предательство, Агата. Говоришь, ищу врагов там, где их нет? Да я сейчас даже Ледовикину не могу доверять!
Начальник гвардии, прошляпивший дочь патриарха, склоняет голову.
В кабинете воцаряется тишина. Каждый думает о своем. Недолго, потому что я вскоре хмыкаю:
-- Довольно оптимистично. На вашем месте, Буран Казимирыч, я не доверял бы ни родным, ни даже самому себе.
-- Что это значит? -- хмурится Буран, а за ним и остальные.
Я задумчиво наклоняю голову вбок, подбирая слова.
-- Полагаю, Агату Павловну можно в расчет не брать. Редкая мать в каком-либо деле поставит под удар своего ребенка.
-- Вот уж спасибо, -- фыркает Агата.
-- Но что насчет вашего брата? -- продолжаю я. -- Не помню, чтобы он вообще был на празднике.
Север опережает брата.
-- Я был, но недолго. Вышел на задний двор покурить. Там я и столкнулся с… -- он пытается пошевелить рукой в люльке, из-за чего морщится. -- С похитителями.
-- Защитный артефакт остановил три из четырех пули, -- вставляет мрачный Буран. -- Если бы не он, мой брат бы погиб.
-- А четвертая пуля? -- спрашиваю я, не отрывая глаз от Севера.
-- На нее заряда артефакта не хватило.
-- Можно сказать, мне повезло, -- криво улыбается брат патриарха.
Под моим взглядом он съеживается и отводит глаза.
-- Конечно, -- киваю я и отворачиваюсь. -- Ну, а что насчет вас, Буран Казимирыч. Вы куда-то пропали прямо перед налетом в бальный зал.
Буран резко подается вперед и упирается руками в резные подлокотники своего кресла.
-- Ты обвиняешь меня в том, что я похитил собственную дочь? Советую подумать перед ответом.
Меня волной обдают магические возмущения, а температура в кабинете заметно падает. Не похоже, чтобы этот мальчишка давил своей силой специально. Скорее, у него просто такая натура -- вспыльчивая.
Как ни парадоксально.
Я ловлю взгляд Агаты, которая ежится от холода, и вздыхаю:
-- Тяжело же живется, когда вокруг одни враги.