Бессмертие вообще решает почти все проблемы.
Ключевое слово -- почти.
Я неглядя протягиваю руку. Агата послушно передает клетку. За железными прутьями топчется черный петух.
-- Таких даже на черном рынке не достать, -- замечает рыжая бестия. -- Мне пришлось вспомнить знакомых, которых я давно пыталась забыть...
Взгляд женщины меркнет, она обнимает себя руками. На изящной, как терновая лоза, фигуре идеально сидит черно-красное платье. На открытые плечи лавой спускается копна рыжих волос, а из выреза на бедре выглядывает стройная ножка.
Но, несмотря на любовь к откровенному стилю, в этот момент Агата кажется маленькой беззащитной девочкой.
Какое же прошлое объединяет их с Маргаритой?
-- Не забывайте, ради кого вы это делаете.
Агата поднимает на меня удивленный взгляд. Выпрямив спину, она возвращает себе привычную горделиво-холодную стать. И благодарно кивает мне.
Я подхожу к краю магической печати и открываю клетку. Птица не спешит на свободу.
При виде меня она забивается в угол клетки. Приходится вытряхнуть ее и пинком отправить в центр круга.
Это отчасти забавно, если знать, что местные маги целовали бы этого петуха под хвост, только бы он не протянул крылашки раньше положенного.
Все-таки черные петухи в обоих мирах считаются защитниками от нечистой силы. Выражаясь по-местному, сигнализация. Потому черные петухи частые гости на тех ритуалах, где магам нужна защита от того, к чему они обращаются.
Но не в моем случае.
Я оборачиваюсь к непрошенным зрителям и говорю:
-- Еще не поздно уйти.
Агата лишь упрямо вздергивает подбородок. Служанка, ясное дело, без приказа никуда не уйдет. А гвардейцы…
Они, кажется, и рады бы, но между неизвестными чудищами и гневом своего начальника бойцы выбирают первое.
К слову, Ледовикин с патриархом Зиминых сейчас контролируют поисковые группы и разрабатывают планы вызволения моей невесты.
Агата же, хоть и не уступает тому же Ледовикину в чистой магической силе, ни в первом, ни во втором деле не смыслит. Но быть полезной хочет. Вот и напросилась ко мне в помощницы.
Если честно, мне эта девица тоже даром не сдалась. Так теперь еще и за ее безопасность отвечать. Потому что данный ритуал призыва требует еще и заклинания подчинения призванной нечисти. А на него у меня маны точно не хватит.
Я устало вздыхаю:
-- Советую подойти ближе, -- и маню Агату пальцем.
-- Так? -- она делает ко мне шаг.
-- Ближе.
Совершенная по своей форме и размеру грудь Агаты почти касается моей руки.
-- Так?
Аристократка вызывающе вздергивает бровь.
Рыжая бестия наверняка играет на зрителей. Служанка вряд ли, но гвардейцы точно доложат о странном интересе госпожи своему начальнику. А тот патриарху.
И это чтобы просто пощекотать нервы блудливого мужа ревностью. Во время похищения их дочери.
Интриганская порода аристократов налицо.
Как же меня раздражает смертная моль. С другой стороны, без нее жизнь будет совсем пресной.
-- Пойдет, -- хмыкаю я и щелкаю пальцами.
Свет тотчас тухнет. Петух заводит свою противную песню. Печать призыва резонирует с его голосом, и тот обретает вибрирующее эхо.
Не проходит и минуты, как на зов откликаются.
В кромешной темноте раздается зловещее рычание. Петух тут же затыкается, но это не спасает его. Миг -- и комнату заполняют хруст костей и чавканье звериных пастей.
Вздрогнувшая Агата льнет к моей руке, без стеснения прижимается мягкой, но упругой грудью.
Женщин всегда пугает неизвестность. Но стоит Агате ощутить мое присутствие, услышать мой успокаивающий шепот, как ее частое дыхание выравнивается, а тело расслабляется.
Нас окружает самая обычная темнота, так что для меня происходящее как на ладони. И когда наступает момент, я произношу:
-- Narae.
Четыре свечи на ключевых сигилах и еще с десяток в углах комнаты разом вспыхивают. Комната освещается для обычных глаз. Агата завороженно следит за рисунком печати.
Оживший кровавый контур расползается и замыкает круг, точно укусившая себя за хвост змея. Сразу за этим оказавшися в ловушке темные твари взрываются пронзительным воем.
Агата, все еще прижимающая ко мне, вздрагивает. Служанка жмется к стене, гвардейцы вскидывают пистолеты.
-- Госпожа, вам стоит отойти, -- произносит один из бойцов, держа нечисть на прицеле.
Две рычащие борзые по метру в холке. Черная шерсть будто сотканая из тьмы, постоянно редеет, растворяясь в воздухе, и отрастает вновь. Глаза горят фиолетовым пламенем, осклабившиеся пасти усеяны черными матовыми клыками, которые облизывают пурпурные языки.
О недавнем существовании петушка напоминают только черные перышки на полу.
-- Они опасны? -- спрашивает Агата и крепче сжимает мою руку.
Я бросаю взгляд на аристократку. Опомнившись, она отпускает меня и делает шаг назад, принимая подобающий замужней женщине вид.
С улыбкой на лице я говорю:
-- Очень, -- и шагаю к печати.
Нечисть все рычит, сует носы, обнюхивает границы. Бесполезно, барьер им не пройти. Чего не скажешь обо мне.
Живая Тьма постоянно что-то нашептывает. Постоянно пытается сбить с толку, вывести на эмоции и дать ей в волю порезвиться. Так каковы шансы, что твари из Тьмы, ее кровные детишки, не попытаются прикончить тебя, чтобы освободить свою матушку?
При виде меня псы лаят, пятятся и пригибаются. Рычат, скалятся. Готовятся к броску. И я не заставляю себя ждать.
Шаг внутрь печати. Борзые срываются в прыжке.
-- Осторожно! -- кричит Агата.
Шаг в сторону, и первый пес врезается головой в барьер. Второму же удается сбить меня с ног.
Я не успеваю опомниться, как первая псина уже запрыгивает на мою грудь. Прижимает своим весом к холодному каменному полу. Вонючая клыкастая пасть нависает в опасной близости от моего носа.
Жаль, что его длину не исправить так просто.
Я вытягиваю руку. В ладони материализуется гримуар.
-- Сидеть, -- раздается знакомый механический голос.
Обе рычащие твари осторожно принюхиваются к гримуару в моей руке. Затем ко мне.
Наконец псины спрыгивает с моей груди и послушно садятся по бокам. Языки на выкате, хвосты нетерпеливо виляют.
Глянув на экран гримуара, я говорю:
-- Лили, умничка моя, спасибо! Так и знал, что ты поможешь. Все, обнял, прижал!
-- Мое имя не…
Гримуар в моей руке растворяется. Гончие Тьмы, так зовутся эти твари, продолжают сидеть на месте. Длинные уши прижаты к голове, хвосты виляют, горящие потусторонним пламенем глазки жалобно смотрят снизу-вверх.
Я раскидываю руки и вздыхаю:
-- Ладно, псины, давайте сюда.
Грозные чудища, рожденные первобытной Тьмой, с радостным скулежом напрыгивают на меня и принимаются слюнявить мою маску. Скорее всего, дело было в ней.
Мой вариант зачарования отвода глаз отводит не только взгляд, но и любую попытку четко воспринять мою внешность, включая голос и запах.
Вот Гончим и пришлось хорошенько принюхаться. Но хозяина во мне они все-таки признали.
-- Фу, гадость. Хватит уже!
Отбиваясь от щенячьих нежностей, я поднимаюсь на ноги. Одна аристократка и трое ее слуг круглыми глазами следят за грозной нечистью, которая теперь радостно лает и нарезает вокруг меня круги.
Я требовательно вытягиваю руку.
-- Кровь.
Влада, личная служанка моей невесты, мешкает.
-- Не бойся не укусят, -- на моем лице проскальзывает улыбка. -- Хотя за себя не ручаюсь.
Вскинув подбородок, девушка решительно подходит к границе печати и передает мне бумажный сверток.
Я опускаюсь на одно колено и разворачиваю бумагу. Внутри оказывается еще одна бумажка, только белая и мягкая, со следами менструальной крови.
-- След, -- приказываю я.
Гончие поочередно суют в бумажку носы. Затем припадают к полу, принюхиваются к окружающим теням.