Меня такое не убьет, а вот больно будет.
Возничий говорит:
-- П-прошу прощения, Григорий Иваныч, за то, что я сейчас сделаю. Сами понимаете, из разломов каждый день чудища прут, мало ли какая нечисть в вас залезла...
Его дрожащая рука выуживает пузырек с прозрачной жидкостью. Я почему-то уверен, что там отнюдь не алкоголь...
-- По дороге я заскочил в церковь, она тут рядом, -- возничий прижимает фуражку к груди и откручивает крышку. -- Коли призрак вы, Григорий Иваныч, нежить али вурдалак какой, со святой водицей сразу то понятно станет. И тогда, слово даю, мы душу вашу как надо упокоим! Простите!
С последним криком возничий с размаха поливает меня из бутылки.
За многие века жизни, особенно такой веселой, как у чернокнижника, твое тело, хочешь или нет, но обрастает мускулами, становится гибким и быстрым. Мое, к тому же, было усиленно заклинаниями.
Мое старое тело. Новое же, обладая жалким Первым магическим уровнем, тратит на одно заклинание всю ману и вообще не так давно выбралось из могилы, где пролежало неподвижно вороны знают сколько.
И я не оправдываюсь. Просто не хочу, чтобы про величайшего колдуна и Чернокнижника Запредельного уровня пошли слухи, будто бы его одолела какая-то старая усатая моль.
Мое тело отшатывается, когда уже поздно, понимает это и замирает. Теплая жидкость струится по лбу, затекает в глаза, капает с подбородка на мокрую жилетку.
Извозчий со сторожом затаивают дыхание.
Я облизываю влажные губы и задаюсь вопросом: считаются ли в этом мире чернокнижники нечистью? В моем, вот, считались.
Закрыв лицо руками, я издаю истошный вопль.
***
Гости наверняка уже ждут его, но у молодого человека на балконе важный телефонный разговор.
Он опирается на каменные перила и вглядывается в увядший сад внизу.
-- Да, отец. Конечно, нет!
Молодой человек усмехается и понижает голос:
-- Гоголи ничего не подозревают. Анна без ума от меня, гости в восторге от вечера. Все идет, как мы и задумали!
Отец грубо обрывает его, и веселая улыбка слетает с молодого лица.
-- Прости, пап. Конечно, я помню, ради чего все это. Извини, меня зовут…
Завершив разговор, молодой человек оборачивается. Служанка, стоящая в дверях балкона, пропускает его и кланяется:
-- Николай Александрович, гости с нетерпением ждут вашей речи.
Молодой человек кивает. Конечно они ждут, эти шакалы. Не каждый день случается такой мезальянс.
Прежде, чем уйти, молодой человек спрашивает:
-- Как там моя невеста?
Служанка прячет взгляд.
-- Она… не скучает без вас.
Ах, не скучает? Пусть так. Скоро Гоголям точно будет не до веселья…
Стиснув зубы до хруста, молодой человек направляется обратно к гостям.
***
Возничий испуганно охает и бросается ко мне.
-- Господи, Гриша, прости!
Мой крик боли перетекает в смех, и я отнимаю руки от умытого лица. Оказывается, святая вода неплохо освежает.
-- Видели бы вы свои физиономии! -- хохочу я.
Возничий замирает с открытым ртом, сторож крестится и прикладывается к бутылке.
Отсмеявшись, я начинаю отряхиваться от воды. Извозчий, опомнившись, достает платок и помогает.
-- Радуйся, -- говорю я ему, -- твой господин живее всех живых. Напомни-ка, как там тебя?
-- Остап, -- кивает мужчина. -- Запамятовал что ли, Гриш?
-- Я бы спросил, как дела с памятью у тебя, Остап, когда ты проснешься в гробу, тебя откопают расхитители могил, а человек, который должен был встретить тебя слезами радости, обольет тебя святой мочой.
Возничий, прижав фуражку к сердцу, кланяется:
-- Прости дурака, Гриш, ей богу, прости! Я же сам, вот этими вот руками, гроб с тобой внутри на могилу нес!
Посмотрев на свои руки, Остап вдруг шагает ко мне. На этот раз я успеваю среагировать и выставляю ладонь.
-- Предупреждаю: я с мужчинами не обнимаюсь.
Извозчий растерянно отшатывается. Затем его пробирает на хохот. Пригладив усы, он вздыхает:
-- Еще раз прости, Гриш. Никак не могу своим глазам поверить. Это правда ты?
Я прищуриваюсь:
-- А ты, кстати, напомни, кто я и чем владею.
Остап чешет макушку:
-- Дык, Григорий Иваныч Гоголь ты. Патриарх рода. Скончался на допросе у жандармов, похоронен неделю назад. Владел… владеешь родовым поместьем под Петроградом, издательством книжным, мной да Ласточкой моей.
-- Целый патриарх, значит, -- задумчиво киваю я.
В своем мире я аристократов терпеть не мог. Все потому, что безмозглые фанатики Ордена кормились именно с их рук. Аристократы вовсю пользовались этим и решали, на кого должна пасть святая кара. Чаще всего на меня.
Ревнивые муженьки никак не могли смириться, что их жены во сне шепчут имя Аластора Кроули.
Однако теперь, когда я сам стал голубых кровей, до меня вдруг снизошло откровение.
Я деловито киваю:
-- Знаешь, Остап, а ведь привилегии, деньи и власть по праву рождения -- это не так уж и несправедливо.
-- А то! -- хмыкает возничий. -- Ты, Гриш, как себя вообще чувствуешь? Тебе, может, в больничку нужно?
Я вздыхаю и тут же морщусь:
-- Мне нужно в горячую ванну. От меня несет, как от дохлой псины!
-- Понял! -- кивает Остап и спешит открыть передо мной дверь.
Однако замирает на полпути.
-- Гриш, ты, кажется, что-то говорил про расхитителей могил? -- возничий стискивает кулаки и шагает к сторожу.
-- Молю, не губите! -- вопит тот и падает ко мне в ноги. -- Клянусь, не знал, кого они раскапывать собираются! Знал бы -- костьми бы лег, но не дал!
Остапа это не убеждает. Он хватает сторожа за шкирку, но останавливаю я его только, когда он замахивается для удара.
Я говорю:
-- Будет тебе, Остапка, не видишь, человек раскаивается? Отпусти.
Помедлив, возничий повинуется. Сторож принимается благодарить меня и биться челом о пол.
Я приседаю рядом. Спрашиваю, и он называется Никифором.
-- Костьми, говоришь, ляжешь, Никифор?
Помедлив, сторож кивает. На мое лицо выползает зловещая улыбка, от которой Никифор бледнеет.
-- Так тому и быть, -- говорю я. -- Закопаешь мою могилу обратно и будешь сторожить, днем и ночью. Я оставил в ней одну вещь и не хотел бы, чтобы с ней что-нибудь случилось. А если все-таки случится, то ты останешься на погосте навечно в виде призрака сторожить уже свою могилу. Договор?
Покосившись на хмурого Остапа, сторож кивает:
-- Д-договор.
Печать гримуара на моей груди слегка нагревается. Никифор издает жуткий вопль и хватается за ладонь, на тыльной стороне проявляется клеймо должника.
Сторож поднимает круглые от ужаса глаза: до него дошло, на что он подписался. Договор заключен, и не выполнить его нельзя. Гримуар убьет нарушителя.
Благо, мне телесная смерть не страшна. Исполненные договоры увеличивают магическую силу, а когда их нарушение не грозит тебе настоящей смертью, ты перестаешь оглядываться на их количество. Это одна из причин, по которой я стал сильнейшим чернокнижником.
Правда, пока договор не исполнен, он, наоборот, забирает частичку твоей силы. Что на Первом магическом уровне весьма ощутимо.
Про договор с Марой я и вспоминать не хочу. Если бы не гримуар Ворона в ее когтистых лапах, я бы в сложившейся ситуации и пальцем о палец ради ее дочурок не ударил.
Похлопав своего нового должника по плечу, я подхожу к побледневшему Остапу. По моей просьбе он достает из кармана деньги и бросает Никифору.
-- Это чтобы костьми ложилось охотнее, -- поясняю я.
Сторож хлопает глазками, а затем, забыв о недавней боли, сметает деньги с пола и провожает нас поклонами:
-- Спасибо, Вашбродие! Мимо вашей могилки и мышь не пробежит, и червяк не проползет!
-- Кстати, посади вокруг нее терновник с крапивой, -- наказываю я. -- Так, на всякий случай.