В голове вспыхивает неожиданно яркая картинка. Внизу живота тут же разливается приятное тепло.
-- Не… хочу…
Нежные пальчики нащупывают заветный бугорок. Ольге приходится прикусить губу, чтобы сдержать стон.
"Думаю, ты врешь. Нам обеим."
Умелые пальчики делают едва уловимое движение, и горячая истома затапливает все еще слабое тело.
Спальню заполняет сладкий девичий стон.
***
-- Я уже успела расстроиться, что вы не придете, Ворон.
Агата встречает меня в коротком шелковолом платье с бокалом вина в руке. Судя по блестящим глазам и полупустой бутылке Маси Ангелорум Речото десятилетней выдержки, бокал не первый.
-- Было важное дело.
Дворянка вызывающе выгибает спину.
-- Важнее нашей встречи?
Я с трудом отрываю взгляд от сосков, просвечивающих сквозь тонкую ткань халата. Кровь начинает закипать, сонливость снимает, как рукой. Хотя, справедливости ради, спать мне расхотелось еще у Мейфей.
Агата с кошачьей грациозностью покидает кресло и шагает ко мне. Я инорирую ее, с любопытством оглядываю убранство.
Доходный дом на Ждановской резко отличается от классических. Сделанный из стекла и бетона, он блестящей колонной возвышается на тридцать с лишним этажей. Как по мне, чересчур вульгарно, но кто я такой, чтобы спорить с современными художниками?
Убранство квартиры оказывается под стать дому: кожаные диваны, стеклянные столы, открытое пространство без дверей. Строго и лаконично.
-- Я думал, что уже получил свою награду за спасение Ольги, -- говорю я и с благодарностью принимаю бокал сладкого вина.
Взгляд привлекает одна из стен в гостиной. Ее заменяет стекло в полный рост, через которое с двадцатого этажа открывается вид на великолепный парк внизу и огни ночного города вдалеке.
Такое архитектурное решение может быть несколько компрометирующим, но его спасает отражающая магическая печать, делающая стекло односторонним.
-- Вы получили награду от ее отца, -- произносит дворянка, разглядывая мое лицо, скрытое зачарованными очками. -- Но у Ольги есть еще и мать.
Я делаю глоток вина, пока что просто наблюдая за женщиной. Она ведь, на минуточку, мать моей невесты.
-- Я благодарна вам за спасение самого дорого, что у меня есть, -- в глазах Агаты я вижу искренность. -- Можете просить все, что вам угодно.
Из ее уст это звучит настолько же двусмысленно, насколько и нет. Эта женщина буквально готова на все.
В голове тут же проносятся все возможные варианты, в каком деле пригодится помощь Агаты. Но взгляд снова и снова возвращается к ее соблазнительным бедрам, плавным линиям талии, идеальным формам груди и алым губам.
-- Боюсь, от вас я хочу только одного…
Я шагаю к дворянке, которая даже не пытается отступить. Прижатая ко мне вплотную, Агата бросает снизу-вверх неожиданно робкий взгляд.
-- Чего? -- шепчет она, и мне передается пробегающая по ее телу дрожь.
-- Pedicabo vos et irrumabo.
(Раскорячить вас и отмужичить).
Никак не показав, что поняла меня, Агата отстраняется.
Гипнотически покачивая бедрами, рыжая бестия проходит в спальню с широкой кроватью, которую от гостиной отделяет только небольшой подиум.
Обернувшись, дворянка развязывает поясок и маняще шевелит плечами. Халат опадает к ее ногам, а вся моя кровь приливает к одному месту.
Губы Агаты растягиваются в лисьей улыбке:
-- Tunc audacior!
(Тогда будьте смелее!)
Вот ведь бестия! Не показывала же раньше, что понимает меня!
Как там говорится? Курица не птица, невеста не жена. А если жена с тобой счастлива, то неважно, чья это жена.
Да и надо бы сначала разобраться с собственным пребыванием на Земле и договором с Марой, а уже потом строить какие-то планы на Ольгу, свадьбу и все остальное.
Допив бокал вкусного вина, я обращаюсь в тень, спустя миг вырастаю в спальне и толкаю переливчато смеющуюся женщину на кровать.
***
Я плетусь по темному затхлому коридору. Колдун толкает меня в спину, чтобы поторапливался. Я падаю, больно разбиваю нос. Руки такие маленькие, совсем детские…
Потому что я ребенок. И это мое детство.
Стиснув зубы, я вытираю кровь и захожу следом за кодуном в исследовательскую, которую впору называть пыточной. Я сам забираюсь на деревянный стол, вдоль и поперек заляпанный моей кровью и прочими не самыми вкусными выделениями.
Колдуну плевать на такие мелочи, он весь в работе. Мне, собственно, тоже. Все, чего я хочу, это поскорее закончить очередную пытку, которую колдун называет исследованием.
Я терплю. Когда мое тело усеивают ста восемью спицами. Когда мой магический источник раз за разом наполняют взахлеб и иссушают до смертельной жажды. Когда мою душу разрезают на куски и заново сшивают эфирными нитями. Я терплю.
Ради чего? Не знаю.
Не помню…
Когда боль становится невыносимой, сознание покидает тело.
В себя прихожу уже в нашей комнате. Ни кровати, ни стола, ни стула. Только грязная солома под спиной и вонючее ведро в углу. На деле это обычный хлев для свиней, но мы зовем это комнатой.
Мы… кто эти "мы"?
-- Ал… что он с тобой сделал, Ал?!
В груди предательски щемит.
Хочется протянуть руку и прижать к себе хозяйку этого звонкого голоса. Успокоить, сказать, что со мной все в порядке. Я не могу слышать ее такой испуганной. Но сил не хватает даже, чтобы вдохнуть.
Перед глазами кто-то мелькает.
Лохматая каштановая коса. Простое круглое лицо. Большие ореховые глаза. Усыпаный веснушками нос-кнопка. Пухлые губы. Никакой аристократической утонченности, никакого породистого лоска. Только природная красота здоровой невинной юности.
-- Прошу, не молчи… скажи, что-нибудь, Ал!
Девица падает на колени, в грязь, в колючую солому и тянет ко мне руки. Я не чувствую ничего, кроме холода. Девица одергивает руки, как ошпаренная. Ее ладони измазаны в крови.
В моей крови.
-- Ал… ты не можешь… только не из-за меня…
Девица всхлипывает. Наклоняется к моему лицу, бережно берет его в дрожащие ладони. По ее веснушчатым щекам бегут дорожки слез. Но девица не обращает на них внимания.
Она изо всех сил пытается поймать мой мутнеющий взгляд.
Когда мой разум проваливается в ледяной омут тьмы, последнее, что до меня доносится, это полный отчаяния крик:
-- Молю тебя, Ал, не умирай!
Распахнув глаза, я выбрасываю руку.
-- Довольно.
Оживший сгусток сублимированной ментальной энергии играюче уворачивается от моей ладони, делает насмешливый кульбит и растворяется в воздухе.
Я недовольно щелкаю языком. Хорош Король Кошмаров, которого пугают собственные подданные.
Хватит с меня снов.
Пытаюсь подняться, но меня тут же обвивает стройная ножка, а на грудь падает огненно-рыжая макушка.
-- Не уходи… -- бурчит полусонная Агата. -- Останься… молю…
Сердце колит болезненное воспоминание. Я послушно откидываюсь на подушку, но вместо сна пытаюсь восстановить по крупицам образ безымянной девушки.
Это про нее говорил Асмодей?
Почему я не помню ее?
Она мертва?
Кто она?
За попытками отследить ее лицо на извилистой тропинке собственной жизни я не замечаю, как проваливаюсь в дрему.
-- Ты хочешь заставить меня ревновать, Кроули?
Знакомый сладостно-бархатный голос заставляет меня резко сесть на кровати и продрать глаза.
К сожалению, это оказывается не очередной кошмар.
Мара в своем смертельно-сексуальном великолепии возвышается над изножьем кровати и презрительно оглядывает мою любовницу, позволяющую себе спать без задним ног в присутствии Богини Смерти и Тьмы.
Глава 25. В доме суета