-- Все сделаю, в лучшем виде сделаю, Вашбродие!
Покинув сторожку, мы с Остапом подходим к его "ласточке". На передней части, капоте, как подсказывает память тела, выгравировано "Москвич".
Я с интересом оглядываю черную четырехместную железную телегу с крытой крышей и стеклом. Выглядит необычно, даже стильно. За ней явно ухаживают, но след длани времени все равно заметен.
В своем мире я слышал, что механические самоходные повозки только начали разрабатывать. Я не вижу в них смысла, но для смертной моли, не владеющей заклинаниями перемещения, они, вероятно, и вправду могут сэкономить пару-тройку лет жизни.
Остап открывает для меня дверь, я забираюсь внутрь, и вскоре мы трогаемся. Ворота погоста остаются далеко позади.
Признаться, штанишки после святой воды поменять не мешало бы. Я ведь почти поверил, что это какой-то святой артефакт, какими фанатики Ордена с переменным успехом гоняли чернокнижников и меня в том числе.
Но, видимо, либо святые артефакты в этом мире не очень-то и святые, либо, что более вероятно, невосприимчивость к ним -- это еще одна особенность Божественного гримуара.
Остап что-то спрашивает, но мои мысли поглощает одна стервозная богиня, а в руке появляется ее гримуар.
Один из.
Я полагал, что ее сила заключена в одном Божественном гримуаре Смерти. Но их оказалось два. И получил я, разумеется, не тот, что мне нужен для моего Плана.
А, может, и тот.
Это еще одна проблема.
Не скажу, что я такой уж параноик. Но похоже на то, что свои воспоминания насчет некоего "плана" я для пущей сохранности догадался перенести в свой гримуар Ворона.
Загвоздка в том, что Мара отобрала его, и теперь я понятия не имею, зачем я истребил целую расу разумных, зачем позволил заключить себя в Древо Смерти, почему был уверен, что меня навестит сама Богиня Смерти и Тьмы и, главное, на кой мне сдался ее гримуар?
Поэтому я и считаю, что мой "план" провалился, каким бы он ни был.
Возможно, было бы чуть проще, если бы я еще знал главное Таинство собственной книги заклинаний -- особую пассивную способность.
В случае с гримуаром Ворона это отнюдь не бессмертие, как казалось всем колдунам и ведьмам Ковена. Немудрено, потому как Проклятых гримуаров в мире было всего два, включая мой, и Таинство того другого было как раз Бессмертие. Но свойство моего гримуара Ворона таково, что когда ты лишаешься его, то забываешь это самое Таинство.
Это не раз может выручить в случаях, когда твое тело подвергают пыткам. Ты просто разрываешь связь с гримуаром, и лишаешь врагов возможности выведать твои слабости. Но сейчас это обернулось против меня самого.
Я в незнакомом мире, без привычной силы и знаний, понятия не имею, зачем я сюда рвался и что с этим теперь делать.
Из моей груди вырывается обреченный стон. В памяти всплывает гравировка на надгробии:
Semper in excremento, sole profundum qui variat
Прав был юный Гоголь в своих посмертных словах. И не в обиду ему будет сказано, но, вороны побери, неужели Богиня Смерти не могла найти более свежую тушку, которую не пришлось бы вытаскивать из могилы?!
Конечно, я все так же бессмертен, ведь гримуар Ворона цел, но как же банальное удобство?
И, конечно же, Мара не задумалась, как я буду искать ее тринадцать дрожайших дочурок, когда мой новый сосуд находится лишь на Первом магическом уровне. Из десяти возможных! И это не учитывая Запредельный уровень, который Ковен и Орден придумали специально для меня!
Из фантазий о расчленении одной рогатой черноглазой стервы меня вырывает визг шин и толчок в спину.
Я чуть не сворачиваю себе шею. В салоне кареты становится темно, как в гробу, откуда-то издалека доносится испуганный голос Остапа. Но вскоре находится проблема поважнее.
Тьма вокруг рычит, пищит, стонет, кричит. Хор голосов наперебой требует найти и освежевать Мару или хотя бы ближайшего ребенка. Ладони зажимают уши, но хор становится только громче.
Мое тело вспыхивает болезненным огнем, и я понимаю, что тени, мои верные псы, заживо сдирают с меня кожу!
Вдруг темноту разрезает вспыхнувший экран гримуара. Лилит безразличным тоном говорит:
-- Совет пользователю: сделайте вдох, затем выдох и задержите дыхание. Нестабильное эмоциональное состояние грозит потерей контроля над Живой Тьмой.
Я следую совету, и вскоре голоса стихают, темнота в салоне рассеивается, а тени отпускают меня.
Чуть не забыл: Таинство моего нового гримуара -- Живая Тьма. Еще одна своенравная стерва на мою голову.
Отдышавшись, я благодарю свою бестелесную помощницу и, подобрав гримуар с пола, развеиваю его. Выглядываю в окно: карета стоит поперек дороги. Повезло, что на ней мы были одни.
Слышу стук зубов и ловлю в зеркале заднего вида взгляд бледного, как призрак, Остапа.
-- Г-Гриш, а че это сейчас было?
Я указываю пальцем вниз и подмигиваю:
-- Скажем так, оттуда я вернулся не с пустыми руками.
Возничий понимающе кивает:
-- Это хорошо, что не с пустыми. Но… домой-то тебе можно?
-- А почему нет?
-- Действительно.
Остап разворачивает рычащую карету и мы продолжаем путь.
Извозчий то и дело косится на меня в зеркало заднего вида. Чтобы как-то отвлечься от мыслей о мести, я спрашиваю:
-- Как там поживают Гоголята?
Остап крякает.
-- Гоголята? Да как обычно. Сестра твоя, Анна, вот, замуж собирается. Сегодня в поместье званный вечер в честь ее помолвки с князем Романовым. Ты не одобрял, кстати.
Я прищуриваюсь:
-- И как же род отреагировал на новость о том, что его патриарх жив?
-- Род, хех, -- невесело хмыкает возничий. -- Мачеха твоя да сестра сводная, вот и весь род.
-- Ну?
-- Ну, дык слуги все на приеме заняты были. Высший свет как услыхал, что князь помолвку устраивает, так слетелись все, как мухи на… кхм… В общем, трубку поднял я. Не знает еще никто, что ты жив, Гриш. А хочешь, я прямо сейчас позвоню, обрадую?
Значит, помимо юного Гоголя в роду были мачеха, сводная сестра да поместье. В котором всего через неделю после похорон патриарха празднуется помолвка с каким-то там Романовым, которую не одобрял почивший.
Я жестом останавливаю возничего, уже доставшего свой телефон.
-- Нет, Остапка. Не звони никому. Хочу устроить родственничкам сюрприз.
Остап кивает без задней мысли:
-- Дело говоришь. Вот потеха-то будет!
В зеркале заднего вида мелькает мой зловещий оскал.
-- Еще какая, Остапка, еще какая…
Глава 3. Бал лицемеров
Гости на званном вечере в поместье Гоголей разделяются на две группы.
Мужчины и юноши в костюмах от Тигрофа и фраках от Зайцева, прилизанные, выпячивают грудь и тянут макушку, чтобы выиграть лишние пару сантиметров роста. Поголовно вторые, третьи и так далее наследники своих родов. Редко когда первые и почти никогда -- патриархи.
Они собираются в круг, чтобы видеть лица друг друга и мельчайшие признаки лжи на них. Музыка скрипки льется мимо мужчин, они потягивают бургундский креман и говорят:
-- Отвратительно. Гоголи могли бы обратиться к моему роду. У нас связи с поставщиками из самой Шампани.
-- Я не увидел на столе морепродуктов. Экономят? У моего рода рыболовецкие компании в Черном море. Мы могли бы дать им скидку, скажем, в два процента!
Дворянский круг, на миг заглушая музыкантов, взрывается смехом. Кто-то замечает:
-- Прием готовили Романовы, а не Гоголи.
-- Неудивительно, -- хмыкают в ответ.
Презрительные взгляды падают на картины. Иванов, Айвазовский, Венецианов и другие, они украшают пространства между высокими стрельчатыми окнами. Все -- копии, оригиналы же, личные подарки великих авторов, давно распроданы в уплату долгов.
Вторая группа, женщины и девушки с дизайнерскими прическами. На них платья от Юдашкина, Рогова, кто победнее одет в Шанель, Гуччи.