лько в замке, но и за его приделами. Яркие краски светской жизни рисовались ей лишь в отдаленных представлениях из тех крупиц, которые она получала от редких выездов (за всю ее жизнь это случалось лишь дважды или трижды) или из обрывочных сплетен слуг. Свеча горела тусклым светом, лениво освещая комнатку, готовую вот-вот погрузиться во мрак. Все вокруг выглядело сонным и тяжелым. Жаклина подумывала о том, чтобы лечь спать, но чем дольше она об этом думала, тем долее оттягивала этот момент. Она бесцельно осмотрела комнату и надула губки, в знак того, что ей как всегда нечем заняться. Было уже около полуночи, вокруг стелилась непроницаемая тишина. За окном мерцали звезды, а одинокий месяц серебрил верхушки старых вязов и горбы холмов долины Волэтт, разливая зыбкий магический свет, который рождал множество подобных эфиру теней. вот поистине картина заслуживающая называться идиллией природы, где все соразмерно, гармонично, искренне-наивно, и девственно-прекрасно! Жаклина засмотрелась на эту спокойную картину природы и не заметила, как задремала. Вдруг ей послышалось, что в замочной скважине что-то шелестит. Звук прорезался сквозь ее сознание как нечно инородное, чуждое уснувшему пейзажу за окном и одиночеству комнаты. Она встрепенулась и настороженно взглянула в сторону двери. Шорох повторился и вдруг....щелчок. Девочка испуганно уставилась на дверь, не веря своим ушам. Кто мог в такое время навестить ее? Учитывая, что про нее забывали днем, а ночью и подавно запирали на замок, не выпуская ни под каким предлогом до утра. Ключ, создавая неприятный шум, провернулся в замке и остановился. Вновь все стихло. Жаклина все смотрела на дверь, боясь пошевельнуться и задержав воздух, прислушивалась к тому, что могло бы сейчас делаться за ней. Но, увы, более ничего не произошло. Она рискнула подойти к двери и осторожно толкнула ее. Дверь, к ее большому удивлению и страху, оказалась открытой, а с обратной стороны торчал ключ. Она поспешно осмотрелась по сторонам темного коридора. Никого. Ни души. Ее комната располагалась в самом отдаленном уголке замка, так чтобы через нее не пролегали ничьи маршруты, и никто не смел наведываться сюда. Коридор не освещался, да в этом и не было необходимости. Утопая во тьме он, двумя своими рукавами, уходившими во мрак ночи, тянулся нескончаемо долго. Темные скелеты старых канделябров на стенах выныривали из темноты словно призраки. Сердце юной девушки, не привыкшей к такому повороту событий, учащенно забилось. Из головы вдруг убежали все мысли. Взволнованность и интерес, возникший вдруг непонятно откуда стали целым ее воображения. Жаклине показалось, что она слышит странные звуки, но из-за того что они происходили очень далекие и были размыты, она не могла сказать послышалось ли ей или они действительно имели место. Ну что же, раз дверь открылась так неожиданно, о чем она, кстати, тут же забыла, значит, можно выйти. Жаклина побрела по коридору, борясь с росшим в ней чувством детской боязни темноты и замирая на каждом шагу, прислушивалась, нет ли кого-нибудь поблизости. Часы на башне начали бить двенадцать и она, вздрогнув всем телом, понеслась было от страха назад в комнату, но опомнившись, сдержалась и, дождавшись когда эти возмутители людского спокойствия угомоняться, вновь рискнула пойти. Пройдя пару коридоров, не представлявших никакого интереса девочка решила отправиться ближе к главной зале или даже кухне, где можно стянуть что-нибудь вкусное, учитывая, что ее не особо баловали не то что сладостями, но даже обилием пищи как таковой. Вся в напряжении от страха и ожидания опасности она то и дело замирала, все чаще ловя себя на мысли, что действительно слышит шум. Решив узнать, откуда он исходит, да еще и в такое время Жаклина, прислушиваясь постепенно добрела до балкона, выходившего на гостиную. Балкон, небольшой по размерам, сверху закрывал тяжелый портик, а по бокам и в середине в портик упирались колонны в ансамбле образуя нечто вроде арки и тем самым создавали прекрасный аванпост для наблюдения, что собственно и требовалось в данный момент. Жаклина с удивлением обнаружила, что в гостиной происходит какое-то веселье и к тому же в большой компании. Она слышала постоянный, непрекращающийся смех, вскрики и визги. Как будто кто-то играл в веселую задорную игру. Но настороженность еще более возросла в ней, когда она уловила, но очень смутно, природу этого веселья, как будто одурманенного чем-то, как будто бесы устроили пир и осмелились производить этот дикий шум, зная, что хозяева замка спят. Девочка раскрыла глаза шире, боясь подойти к краю балкона и выглянуть из-за колонны, стоя в нерешительности, которая росла все более и более. В зале приглушенно горели лампады, бросая на балкон тусклый столп света, на который заворожено и уставилось пугливое дите по началу. Она знала, что вмешивается в то, что ей совсем не надо знать и если ее закрывают по ночам, то может быть, это делается с целью ее собственной безопасности. Стыд загорелся в ней, но уйти так просто она уже не могла, любопытство влекло ее подойти ближе к колоне. Итак, Жаклина решилась сделать шаг и, задержав дыхание, миллиметр за миллиметром потянулась к свету. Наконец можно было выглянуть так, чтобы взор смог охватить всю картину, и к счастью Жаклины , остаться скрытой для тех, кто находился внизу. Но, как только она узрела истинную картину происходящего сердце ее пронзил жуткий ужас, ей хотелось закричать, но она встала как вкопанная. Не хотелось бы вдаваться в подробности происходящего и размалевывать детали, стоит лишь сказать, что внизу, в гостиной, окутанной запахом крепкого вина и других запахов более резких и неприятных, происходила самая настоящая оргия, где воплощались в жизнь все грехи двух погибших городов. Тела, мужские и женские производили всякие ужасающие юное воображение движения, они кривлялись извивались, смеялись, хрюкали и визжали, произносили всякие страшные слова, которые, как знала Жаклина, осуждались церковью. Но юной девочке никто не объяснял что может происходить между мужчиной и женщиной, какие могут быть еще отношения помимо дружбы. Ни намека и ни повода не было ей дано никогда и никем, хотя она уже и достигла того возраста, когда девочки, выходя из монастырей, почти сразу же выдаются замуж. Она уже достигла того возраста когда тело, совсем юное и молочно- нежное тем не менее имеет пленительные, почти сформировавшиеся формы и будоражит умы искушенных повес своею чистотой. Однако, так как никто, как уже упоминалось, и не думал посвящать Жаклину в тонкости отношений мужчины и женщины, естественно, картина происходящего вызвала в ней жуткий ужас. Ей казалось, что происходит массовое убийство, что все жертвы помешанные и всеми овладел дьявол. Она видела ужасные, ни на что не похожие улыбки этих людей их страшные взгляды, полные какого-то адского бредового восторга , слышала звуки, вырывающиеся из их гортаней, которые не были похожи на человеческие голоса. Она чувствовала что и в нее вселился дьявол и не дает ей ни вздохнуть, ни позвать на помощь, ни сдвинуться с места. Запах терпкого вина, смешанный с ароматом парфюма стоял в воздухе тяжелой пеленой, раздражая нежные ноздри. Чад от многих свечей и ламп делал воздух почти зримым, искажая и без того дрожащие тени. Ехидный, противный сальный смех раздавался то тут то там, от него Жаклине делалось тошно. Она видела как глаза многих дам и кавалеров горели почти адским пламенем, воспламененные неизвестно какими эмоциями или чувствами. Вдруг, неожиданно, словно удар грома, она почувствовала резкое движение за спиной и не прошло и полсекунды как она оказалась в тисках сплетенных рук, рот ей зажала крепкая мужская ладонь, слегка влажная и очень горячая. Она не успела вскрикнуть, в итоге получился всхлип, который не мог нарушить самозабвенного жара веселья внизу. -«Тшшш,- просипел чей-то голос почти на самое ухо,- тшшшш, ну тихо...тихо. Успокойся, я не трону тебя и не обижу. Только ты не кричи.» Голос звучал так, как обычно разговаривают с маленьким ребенком, которого взамен на конфету уговаривают не шалить больше. -«хорошо? Я сейчас уберу руку с твоих чудесных губок и ты не будешь кричать. Ладно? Договорились?» Незнакомец немного ослабил хватку, но все еще держал свою жертву, которая настолько перепугалась, что была ни жива ни мертва и податливо обмякла в стальных объятиях страшного человека. -«Вооот, -певуче протянул он,- я не враг тебе, клянусь. Я твой друг и не причиню тебе вреда, не трону тебя пока ты сама этого не захочешь. Ну же, давай будем послушным ребенком.» Он, проверяя эффект своих слов тихо отстранил руку, но не убрал ее совсем. Бедняжка чувствовала, что и он тоже напряжен, горячее его дыхание неприятно обжигало ей ухо и часть шеи. Она, почувствовав некоторую свободу, как могла, отстранилась от него и спешно повернулась к нему лицом, прижавшись к колоне, словно то было ее единственное спасение. Она смотрела на него во все глаза, пот выступил на ее висках и на лбу, холодом заструился в ложбинках груди, поднимавшейся прерывистым дыханием, а ладони похолодели и сделались неприятными и липкими. Однако внимательное созерцание незнакомца не помогло ей. Девочка была настолько напугана, что как ни старалась кроме пустых черных глазниц и красиво очерченного подбо